Истории СССР
Шрифт:
— Это же бык! Бежим!
Не сговариваясь, побросав ружья с мелкой дробью, мы метнулись врассыпную. Ноги еле волочились за телом, задевая за коряги и пни. Налетая грудью на берёзки, мы сносили их, как сухую траву. Задев кочку, я со всего маха врезался лицом в землю. Казалось остроконечный рог вот-вот воткнётся в мои ягодицы. Боже! Какая глупая смерть!? В такой день?! В расцвете сил?! Там, в шумном городе, остались дом, институт, планы?! Всё шло прекрасно! И вот этот безмозглый, тупой, остророгий вепрь решит мою судьбу по-своему. Я вскочил и, не оглядываясь назад, как пуля помчался дальше. Когда сознание ко мне вернулось, я понял, что сижу на ветвях высоченной ольхи посреди болота. Птицы, прыгая с ветки на ветку, взволнованно что-то щебетали. Я понял, что жив и что бык меня здесь не достанет. Тёплая волна счастья окатила меня. Я жив! Я здоров! А где же Вова? Палящее жжение покрыло мою голову и щёки. Какой же я негодяй?! Я не мог смотреть птицам в глаза и начал спускаться. Какой я негодяй, оставил друга с быком. Он его разорвал! А может он истекает кровью?!
— Вова! Вова! шипел я пересохшей глоткой.
Я спускался по ольхе, готовый убить этого быка кулаком. А где моё ружьё? Ах да, в кустах. А где же Вова?
— Вова! Вова! — шипение стало звонким.
— Коля! Коля! — послышался родной до боли голос друга.
Вова вылезал из болота, прямо возле моей ольхи и взывал окрест.
Я спрыгнул, чуть не оседлав его своим крупом. Мы расплакались, расхохотались и крепко обнявшись, пошли сушить одежду. Утки просвистели крыльями прямо над нашими головами. Лиса пробежала мимо, не принимая нас всерьёз. Вороны ковыряли на поле червей, без опасения глупых выходок с нашей стороны. Бык не разбил своими острыми рогами нашу зарождавшуюся дружбу. За рекой в деревне, собирая по сусекам последние крошки, накрывал стол Егорушка, готовый ради дружбы снять с себя последнюю рубаху. А жаворонки заливались трелями, целиком разделяя наши чувства.
Спецы спортивного Клондайка
Моим научным руководителям Юрию Владимировичу Захарову, Анатолию Ивановичу Кузнецову и Валентину Алексеевичу Булкину, открывшим мне путь к «хлебу с маслом».
Если у молодого специалиста и могли быть в СССР преференции, то я получил их сполна. Догадался я об этом не сразу, а спустя полгода, когда на дружеской встрече ностальгирующих по студенческим годам выпускников, наша группа собралась в ресторане гостиницы «Европейская». С первой инженерной зарплаты в 110 рублей все пожелали шикануть. Лично у меня такое желание не проходило долго и гулял я по полной программе. Тем более что жил в своём доме в самом центре города, рядом с институтом, да ещё с молодой женой. Что ещё нужно для счастья. От ребят-то я и узнал, что такой вольготной, да ещё интересной, насыщенной командировками на лучшие курорты страны работы нет ни у кого. Я понял, что мне сильно повезло.
Основа этого везения крылась в личностях моих начальников Ю.В. и А.И. Так их между собой звали в нашем дружном коллективе. Юрий Владимирович Захаров, доцент и заведующий кафедрой физического воспитания и спорта ЛИАП, был человеком строгим, но с большим чувством юмора. Сам мастер спорта СССР по велосипедным гонкам, он вырос на Васильевском острове и учился в Нахимовском училище. Не любил вранья и лени. Он сам мог обмануть кого угодно, но не хотел. Его мама, партийный работник ленинского призыва, воспитала в сыне заботу о ближних. А ближними у него были все, от профессора кафедры до последнего студента. Поймав второй раз меня на опоздании, он пригласил в кабинет и задал мне только один вопрос, хочу ли я у него работать. Как молодого специалиста меня по закону не могли уволить два года, но я взмолился, чтобы он мне позволил приходить позже за то, что я буду работать до ночи и выполнять все порученные дела. Юрий Владимирович заглянул в моё расписание и, увидев много вечерних занятий, согласился. Больше у нас производственных конфликтов не возникало никогда.
Анатолий Иванович Кузнецов, доцент кафедры и заведующий лабораторией восприимчивости и адаптации человека к нагрузкам, приходил на работу вне расписания, но в это время лучше было стоять перед ним. В молодости он прыгал в длину и был призёром первенств СССР и стройным, как тополь. Теперь, дав волю своему неуёмному аппетиту, он носил на пружинящих ногах необъёмное тело и умную голову. Соображал он на лету. Когда его маленькая дочка капризничала и не хотела есть блинчики, А.И. уплетал их тут же с мягким наставлением «накажем, Леночку, накажем». Большой был педагог! Гуманный! Лаборатория вела исследования воздействий физических нагрузок на качество выполнения умственно — двигательных заданий. С юмором у него дела ладились ещё больше, чем у Юрия Владимировича. Они понимали и доверяли друг другу. Атмосфера на кафедре царила деловая, но без тупой муштры.
Студенты во всех видах спорта показывали замечательные результаты. И почти все, параллельно, занимались исследованиями. Прослыть двоечником считалось позором. Проблем с учёбой не было никогда, а наука процветала и прославлялась даже за пределами Родины. Как-то раз в процессе эксперимента у меня сломался осциллограф и, чтобы не расстраивать А.И., я дополнил недостающие данные тем, что смог предположить. Спустя какое-то время А.И. показал мне отзыв в немецком научном журнале, где наши научные выводы сравнили с открытием новой планеты.
Видимо так совпало, что я пришёл на работу в самый расцвет творческих успехов этого тандема. Из тихого, спокойного студента ЛИАП Витя Ращупкин вырос в олимпийского чемпиона 1980 года в Москве. Успех грандиозный и заслуженный. Его тренеру Владимиру Петровичу Кузнецову присвоили звание заслуженного тренера России. Юрия Владимировича наградили орденом Дружбы народов. А он в свою очередь добился того, что наша лаборатория стала заниматься научным обеспечением сборной команды СССР по лёгкой атлетике. Победить в конкуренции с Государственным, дважды орденоносным институтом физкультуры имени Петра Франциевича Лесгафта значило много. И мы это сделали!
Научные эксперименты мы проводили в легкоатлетическом манеже Виктора Ильича Алексеева, на Зимнем стадионе, в спортивных залах института и на учебно-тренировочных сборах в Сочи, Подольске и Кярику. Могу с уверенностью сказать, что это были не самые плохие места в СССР. Даже напряжённая работа в этих условия казалась курортом. Но было время и для отдыха. В Сочи, после утренних тренировок спортсменов, мы собирались в холле и готовили рекомендации для тренеров. Потом шли купаться в море и собирались на стадион. Валерий Борзов, Игорь Тер-Ованесян, Николай Политико ждали наших расчётов и принимали свои решения по подбору упражнений. Вечером, когда спадала жара, Анатолий Иванович тащил нас на теннисный корт в «Интурист». Все совещания Юрий Владимирович проводил в парке, под сладкое щебетание птиц и одобрительные взоры своей жены Ирочки. Но на серьёзность решений эти обстоятельства места и времени никак не влияли.
Кярику находится в сорока километрах от Тарту, в глубине эстонских лесов, на берегу озера. То, как умеют готовить эстонские повара, нужно не слушать, а пробовать их деликатесы самим. Не многим гражданам СССР это удавалось. Особенно после бани и купаний в лесном озере. На все эти сборы Юрий Владимирович умудрялся брать и студентов нашего института, даже если они ещё только подавали надежды. По своей доброте Ю.В. мне даже позволял брать с собой молодую жену. Это, конечно, было слишком, но он пережил войну и знал что почём. Трудно было понять меру его ценностей. Но это не крохоборство. Надо признаться, часто ребята оправдывали такое его отношение. Женя Шубин, Саша Иванов, Лёша Седов, Серёжа Сидоренко, Игорь Фельд завоёвывали медали первенств СССР и Европы.
Для проведения исследований высшей нервной деятельности спортсменов в лабораторию купили энцефалограф и приняли на работу талантливого физиолога Славу Капустина. Всех, кто работал в лаборатории, Анатолий Иванович приобщал к научной работе и заставлял писать диссертации. Можно накопать кучу материала, а законченной научной работы с конкретными выводами так и не сделать. Экзамены кандидатского минимума по педагогике, иностранному языку и философии мы сдавали в институте физкультуры имени Петра Франциевича Лесгафта, пионера научного подхода к физическому воспитанию человека. Туда же ходили по вечерам на подготовительные занятия. Там-то я и дорвался до изучения английского языка и сдал экзамен сразу по двум, английскому и немецкому. Кстати, защиту диссертации мне рекомендовали проводить на иностранном языке. Вопросов от членов Учёного совета было бы меньше. Защитив диссертации, молодые учёные искали себе более хлебные места. Оказалось, что в СССР есть только один легальный путь к почти, что райской жизни, стать доцентом или профессором в ВУЗе, продвинув науку, защитив диссертацию. Самые высокие зарплаты в стране на уровне 300–500 рублей в месяц, свободное рабочее расписание с лимитированной учебной нагрузкой до двух-трёх дней в неделю и, самое главное, двухмесячный летний отпуск. Наши начальники открыли нам золотые копи Страны Советов. Туда мы все и кинулись, сломя голову. А наши Ю.В. и А.И. набирали новых несмышлёнышей и учили их уму разуму. Но эти ученики помогали и им стать профессорами и свернуть горы науки.