Истории СССР
Шрифт:
— А Илья то уже давно умер. И Семён тоже.
— Да грустная история. Очень грустная. Ну, пойдём, Коля, покажу тебе дорогу к «Самовару». А помнишь, мы тогда поехали на 31-ом трамвае к тебе на бульвар Профсоюзов и хотели где-нибудь сойти водки купить и так далее, и так далее, и так далее…
На Зверинской выходим — водки нет. На Добролюбова выходим — водки нет. А надо до семи успеть, а то пришлось бы «Сержанта» на сухую слушать.
— А девчонки ваши, Ося, на второй остановке в другую сторону чуть не уехали, поняли, что с вами вечеринка не весёлая получится. Семён их еле-еле уговорил, расписывая какие уникальные у меня пласты «БИТЛЗ».
— Да он и нас всех уговорил к тебе поехать, потому что только у тебя в Ленинграде «Сержант Пейперс лонли хад клаб бенд» появился. Да ещё своя комната в центре. Тащится в новостройки не надо, чтоб выпить под музыку и так далее, и так далее, и так далее…
— А водку мы уже прямо у моего дома купили в гастрономе в Леотьевском переулке. Сразу две бутылки «Столицы» взяли, чтоб лишний раз не бегать. А на закусь пельмешек «Сибирских» шесть пачек. Нет, пять — у них больше не было. Всё разобрали под конец дня. А комнату мама мне дала, чтоб жить с молодой женой отдельно, свой дом создавать. Они после войны в коммуналках такого натерпелись, мама не горюй. Я из штанов выпрыгивал от радости, что стал самостоятельным. Могу, кого угодно приглашать и любую музыку слушать.
— Ну, в этом вопросе, Коля, нас твоя соседка разубедила. Да? Она же тебе сразу сказала, что вы здесь не один живёте и будете пол мыть лишний раз в местах общего пользования за своими гостями. Да? Ты цыкнул тогда на неё, а дочка с хахелем выскочили бить тебя, но… притормозили сосчитав нас по головам. Да?
— А хахель крепкий был такой парнишка, спортсмен, баскетболист. Витя Правдюк его звали. Дочка тоже баскетболистка. Они в университете оба учились. На филфаке, нет… на юридическом. Права покачать любили.
— Я помню обалдел от твоего книжного шкафа до самого потолка. Метра четыре высотой. Да?
— Да не шкаф это был, а стеллаж из досок. Сам сделал.
— Ну да?
— А пока твоя жена пельмени в тазу варила, соседка орала, что нельзя занимать всю плиту и что ей тоже пищу надо готовить. И что ты — кулак и так далее, и так далее, и так далее. А ты её крысой обозвал. Да?
— Крысой она и была. Ни дать, ни взять. А помнишь, Ося, когда ты начал после второй рюмки читать «В Рождество все немного волхвы…», она в дверь забарабанила и попросила не кричать так громко или она вызовет милицию. А Илья ей сказал, что мы разучиваем революционные песни к празднику Октября.
— Да? А в туалет мы ходили не переставая. Да? И всё время хлопали дверью. А она, видимо, переживала, что так часто пользуются её унитазом. Ещё сносится до дыр?! Да?
— А помнишь, Ося, я попросил у неё стульев, а то нам сидеть не на чем. А она, обалдев от моей наглости, пообещала нас всех посадить «куда следовает» и тогда мы вдоволь насидимся. Ты побелел от этой её шутки и засобирался домой.
— И правильно бы сделал, если бы ушёл. Да?
— А «БИТЛЗ»?
— А что «БИТЛЗ»? Пока Паша с Семёном разглядывая твои иконы, рассказывали девушкам о древней Руси и так далее, и так далее, и так далее, все уже забыли зачем пришли.
— Пельменей поесть пришли под водку. И пообжиматься с девчонками в тепле. Где ещё пообжимаешся? Все жили с родителями в коммуналках. Ты же сам с родителями в коммуналке жил. В кафе не натанцуешься в обнимку. Знакомые засечь могут. Вот все по «хатам» и собирались.
— Только вот сесть у тебя, действительно, не на что было. Да? Так на полу расселись как хиппи. Курят все сигарету за сигаретой — умных из себя строят, переживающих. Дым коромыслом — друг друга не видно. Да? А ты ещё и свет потушил для интима. И так далее, и так далее, и так далее. Мне, помню, фонарь с улицы прямо в глаз светит, как на допросе. Да? Мне не до музыки было. Я ушёл бы, если бы не Илья. Друг всё-таки. А он из-за Семёна пошёл. А Пашке до «Стрелы» всё равно не куда деваться было.
— А строили то из себя больших ценителей музыки. Получается — зря я старался.
— Не, Коля, не зря. Музон был сногсшибательный. Да? Колонки у твоей «Симфонии» такие мощные. Каждая со шкаф величиной. Да? Когда ты врубил их на полную, я думал что по мне открыли огонь из пулемётов. Тебе все кричат, сделай потише, а ты не слышишь ничего. Извиваешся в ритуальном танце. Жена твоя прячется за Линку, перечить тебе боится. Да?
— Пельмени с водкой, конечно, нас всех успокоили. На полу все растянулись, от удовольствия щурятся, жмутся друг к другу.
— И вдруг, дверь как взрывной волной, вышибло. Да? Иконы с грохотом полетели со стены, а в проёме толпа мужиков с красными повязками на рукавах. Да? Выползает твоя соседка и шипит, тыча пальцем на наше лежбище. Да? Музыка прекратилась, как по команде. То ли кончилась пластинка, то ли вырвались провода.
— Безобразие, — заорал квартальный, сверкая пуговками. — Людям отдыхать не даёте. Пройдёмте в отделение. Кто ответственный квартиросъёмщик?
— Не имеете права — полез ты в бутылку. Да? А я потерял дар речи, прикидывая, чем для меня всё это может закончиться. Выезд закроют, билет накроется и, как рецидивиста, посадят меня в острог до скончания века и так далее, и так далее, и так далее.
Дружинники толпились в коридоре, а участковый ходил по комнате и подталкивал нас на выход, как шпану.
— Всех в отделение! Там разберёмся.
— Я говорила, посажу, значит, посажу, хулиганьё. Я на вас управу найду у Советской власти, антисоветчики проклятые! Стиляги! — дребезжала Зинаида Ивановна.
Мы выходили по одному, нехотя напяливая на себя свои пальтишки.
— Девушки, можете остаться — великодушно разрешил участковый.
Мы шли гуськом по тёмному двору на Леонтьевский переулок. Отделение оказалось в двух шагах от дома, на улице Красной, в доме с кумачёвой вывеской «ШТАБ ДНД».
— А помнишь, нас посадили всех на одну лавку, потому что у них стульев не было.
— Да. А Семён как ляпнул, что это скамья подсудимых, так меня чуть не стошнило. Да?
— А когда дружинники все вышли на улицу покурить, я подумал они воронок подгоняют.
— А мент, помнишь, спрашивает Пашку — сколько мы водки выпили? Да? А Паша говорит по чуть-чуть. Да? Только за праздник Октября. Да? А мент на него покосился и спросил строго как его фамилия и так далее, и так далее, и так далее.