Историки Рима
Шрифт:
56. Заметив, что слоны, в исступлении, начинают уже бросаться на своих, Ганнибал велел удалить их из средины и отвести на левый край, чтобы они пришлись против вспомогательных отрядов галлов. Тут они сразу вызвали повсеместное бегство, и ужас римлян достиг пределов, когда они заметили, что их союзники разбиты. Пришлось им образовать круг. При таких обстоятельствах приблизительно 10 000, не видя другой возможности спастись, прорубились через центр африканской пехоты, укрепленной галльскими вспомогательными отрядами, нанесши врагу страшный урон. Отсюда они, не будучи в состоянии вернуться в лагерь, от которого их отделяла река, и не видя из-за дождя, куда им направиться, чтобы прийти на помощь своим, прямым путем проследовали в Плацентию. По их примеру было сделано много попыток пробиться в различные стороны; направившиеся к реке были либо поглощены водоворотами, или застигнуты врагами, если не решались войти в реку; те, которые в беспорядочном бегстве рассыпались по равнине, последовали за отступающим отрядом и достигли Плацентии; другим страх перед врагами внушил смелость войти в реку, и они, перешедши ее, добрались до лагеря.
У карфагенян слякоть и невыносимые холода погубили много людей и вьючных животных и почти всех слонов. Далее Требии они врага не преследовали и вернулись в лагерь до того оцепеневшими от холода, что едва радовались своей победе. Поэтому в ночь, когда воины, оставленные в римском лагере для его охраны, а равно и спасшиеся туда бегством и большею частью почти безоружные, на плотах переправлялись через Требию, карфагеняне или действительно ничего не заметили среди шума, производимого дождем, или же, не будучи уже в состоянии двигаться от усталости и ран, притворились, что ничего не замечают. Таким образом консул Сципион тихо и беспрепятственно привел войско в Плацентию, а оттуда через Пад в Кремону, чтобы зимовка двух войск не ложилась непосильной тяжестью на одну
57. Ужас, распространившийся в Риме при известии об этом поражении, не поддается никакому описанию. «Вот-вот, — думали римляне, — появятся знамена врага, приближающегося к городу Риму, и нет надежды, нет помощи, нет возможности спасти от его натиска ворота и стены столицы. Когда один консул был побежден на Тицине, мы могли отозвать другого из Сицилии. Теперь оба консула, оба консульских войска разбиты; откуда взять других предводителей, другие легионы?» Так рассуждали они в испуге, как вдруг вернулся консул Семпроний. Подвергаясь страшной опасности, он пробрался сквозь рассеявшуюся повсюду для грабежа неприятельскую конницу, ведомый лишь отвагою, а не расчетом и даже не надеждой обмануть бдительность врага или оказать ему сопротивление, если бы его открыли. Он провел консульские выборы, что было тогда наиболее насущной потребностью, и затем вернулся на зимние квартиры. Консулами были избраны Гней Сервилий и Гай Фламиний.
Римлянам, впрочем, даже зимовать не дали спокойно. Всюду рыскали нумидийские всадники, или же — если местность была для них слишком неровной — кельтиберы и лузитанцы. Римляне были, таким образом, отрезаны решительно от всякого подвоза продовольствия, не считая лишь того, что доставлялось им на кораблях по реке Паду. Была недалеко от Плацентии торговая пристань, окруженная сильными укреплениями и охраняемая многочисленным гарнизоном. В надежде взять эту крепость силой, Ганнибал выступил, взяв с собой конницу и легкую пехоту; а так как он в тайне видел главный залог успешности предприятия, то нападение было произведено ночью. Все же ему не удалось обмануть караульных, и внезапно был поднят такой крик, что его было слышно даже в Плацентии. Таким образом, на рассвете явился консул с конницей, велев легионам следовать за ним в боевом порядке. Еще до их прибытия обе конницы сразились, а так как Ганнибал, получив рану, был вынужден оставить битву, то враги пали духом, и караульный отряд был блестящим образом спасен. Но отдых продолжался всего несколько дней. Едва дав ране зажить, Ганнибал быстро двинулся к Виктумулам, чтобы захватить их приступом. В галльскую войну это место служило римлянам житницей; затем, так как оно было укреплено, туда стали стекаться со всех сторон окрестные обитатели, принадлежавшие к различным племенам; тогда же страх перед опустошениями заставил многих крестьян поселиться там. И вот эта толпа, услышав о доблестной защите крепости под Плацентией, воодушевилась мужеством, взялась за оружие и вышла навстречу Ганнибалу. Войска встретились на дороге, скорее в походном, чем в боевом порядке; а так как с одной стороны дралась нестройная толпа, а с другой — уверенные друг в друге вожди и войско, то 35 000 человек были обращены в бегство сравнительно немногими. На следующий день город сдался и принял в свои стены пунийский отряд. Горожанам было велено выдать оружие; они тотчас повиновались; вдруг раздался сигнал грабить город, как будто победители взяли его с боя. Ни одно из бедствий, которые летописцы в подобных случаях считают достойными упоминания, не миновало жителей; все, что только могли придумать своеволие, жестокость и бесчеловечная надменность, обрушилось на этих несчастных.
Таковы были зимние походы Ганнибала.
58. Затем был дан воинам кратковременный отдых, пока стояли невыносимые морозы; а с первыми, еще сомнительными, признаками приближения весны Ганнибал оставил зимние квартиры и повел войско в страну этрусков, рассчитывая убеждением или силой привлечь и этот народ на свою сторону, подобно тому как сделал это с галлами и лигурийцами. Но во время перехода через Апеннипы его застигла такая страшная буря, что в сравнении с ней далее ужасы Альп показались почти ничем. Дождь и ветер хлестали пунийцев прямо в лицо и с такой силой, что они или были принуждены бросать оружие, или же, если пытались сопротивляться, сами падали наземь, пораженные силой вьюги. На первых порах они только остановились. Затем, чувствуя, что ветер захватывает им дыхание и щемит грудь, они присели, повернувшись к нему спиною. Вдруг над их головами застонало, заревело, раздались ужасающие раскаты грома, засверкали молнии; пока они, оглушенные и ослепленные, от страха не решались двинуться с места, грянул ливень, а ветер подул еще сильнее. Тут они, наконец, убедились в необходимости расположиться лагерем на том самом месте, где были застигнуты непогодой. Но это оказалось лишь началом новых бедствий. Нельзя было ни развернуть полотнище, ни водрузить столбы, а если и удавалось раскинуть палатку, то она не оставалась на месте: все разрывал и уносил ураган. А тут еще тучи, занесенные ветром повыше холодных вершин гор, замерзли и стали сыпать градом в таком количестве, что воины, махнув рукой на все, бросились на землю, скорее погребенные под своими палатками, чем прикрытые ими; за градом последовал такой сильный мороз, что, если кто в этой жалкой куче людей и животных хотел приподняться и встать, он долго не мог этого сделать, так как жилы окоченели от стужи и суставы едва могли сгибаться. Наконец резкими движениями они размялись и несколько ободрились духом; кое-где были разведены огни; если кто чувствовал себя слишком слабым, то прибегал к чужой помощи. В продолжение двух дней оставались они на этом месте, как бы в осаде; погибло много людей, много вьючных животных, а также и семь слонов из тех, которые уцелели после сражения на Требии.
59. Спустившись с Апеннин, Ганнибал двинулся назад, к Плацентии, и остановился в десяти милях от города; в следующий день он повел против врага 12 000 пехотинцев и 5000 всадников. Консул Семпроний, вернувшийся уже к этому времени из Рима, не уклонился от боя; в этот день расстояние между обоими лагерями не превышало трех миль. На другой день они сразились с замечательным мужеством, но с переменным счастьем. В первой стычке римляне имели решительный перевес: они не только победили в поле, но, погнав врага, преследовали его до самого лагеря, а затем произвели нападение и на самый лагерь. Ганнибал, расставив немногих защитников вдоль вала и у ворот, остальным велел сплотиться вокруг него на средней площади лагеря и с напряженным вниманием ждать сигнала к вылазке. В девять часов дня римский полководец, видя, что воины только напрасно истощают свои силы и что все еще нет никакой надежды взять лагерь, дал знак к отступлению. Узнав об этом и заметив, что бой прекратился и неприятель отступает от его лагеря, Ганнибал тотчас же из правых и из левых ворот выпускает против врага конницу, а сам с отборной пехотой устремляется через средние ворота. Если бы время дня позволяло обоим войскам дать более продолжительный бой, то вряд ли какое-нибудь иное сражение ознаменовалось бы большим ожесточением и большим числом убитых с обеих сторон; теперь же, как ни храбро дрались воины, а ночь заставила их разойтись. Таким образом, потери были меньше, чем можно было ожидать по остервенению, с каким противники бросились друг на друга; а так как обе стороны сражались с одинаковым почти успехом, то и число убитых к окончанию боя было одинаково; пало не более как по 600 пехотинцев и вполовину против этого числа всадников. Все же потери римлян были ощутительнее, чем можно было предположить, судя по одному числу павших: было убито довольно много людей всаднического сословия, пять военных трибунов и три начальника союзников. После этого сражения Ганнибал отступил к лигурийцам, а Семпроний к Луке. 450 Лигурийцы выдали входящему в их пределы Ганнибалу двух римских квесторов, Гая Фульвия и Луция Лукреция, которых они захватили обманом, и, сверх того, двух военных трибунов и пять лиц всаднического сословия, большею частью сыновей сенаторов; это они сделали для того, чтобы он убедился в их мирном настроении и желании быть союзниками карфагенян.
450
Стр. 250. Лука— ныне Лукка, близ Пизы, южнее Апеннин. Семпроний отойти туда не мог (да и из гл. 63 видно, что он вернулся в Плацентию).
60. Пока все это происходит в Италии, Гней Корнелий Сципион, посланный с флотом и войском в Испанию, отправился от устьев Родана и, обогнув Пиренеи, пристал в Эмпориях. Высадив здесь войско, он начал с леетанов 451 и мало-помалу подчинил Риму все побережье до реки Гибера, то возобновляя прежние союзы, то заключая новые. Приобретя при этом славу кроткого и справедливого человека, он распространил свое влияние не только на приморские народы, но и на более дикие племена, населявшие гористую область внутри страны, и не только заключил с ними мир, но и сделал их своими союзниками и набрал среди них несколько сильных вспомогательных отрядов.
451
Леетаны— обитали в приморской области близ нынешней Барселоны.
Испания по сю сторону Гибера была провинцией
452
Циссис— находился недалеко от Тарракона(нынешней Таррагоны), приморского города на полпути между Пиренеями и Гибером.
LXI. Газдрубал, прежде чем достоверная весть об этом поражении могла дойти до него, переправился через Гибер с 8000 пеших и 1000 всадников в тщетной надежде выйти навстречу римлянам при первом их появлении в стране. Узнав, что карфагеняне разбиты наголову под Циссисом и их лагерь взят, он повернул к морю. Недалеко от Тарракона он застиг флотских воинов и матросов, бродивших отдельными шайками по полям, как это бывает обыкновенно после успеха. Пустив против них врассыпную свою конницу, он многих перебил, а остальных в крайнем замешательстве прогнал к кораблям. Не решаясь, однако, более оставаться в этих местах, чтобы его не застиг Сципион, он удалился за Гибер. В самом деле, Сципион, узнав о прибытии новых врагов, поспешно двинулся со своим войском против них; наказав нескольких начальников кораблей и оставив в Тарраконе небольшой отряд, он вернулся с флотом в Эмпорий. Не успел он удалиться, как вдруг опять появился Газдрубал, побудил к возмущению племя илергетов, которое дало было Сципиону заложников, и с их же молодежью стал опустошать поля верных римлянам союзников. Но лишь только Сципион выступил с зимних квартир, он опять оставил всю область по сю сторону Гибера; Сципион же вторгнулся с войском в пределы илергетов, брошенных виновником их возмущения, загнал всех в их главный город Атанагр и осадил. Через несколько дней ему удалось снова принять в подданство илергетов; он велел им поставить еще больше против прежнего заложников и наказал их сверх того еще денежной пеней. Отсюда он двинулся к авсетанам, которые также были союзниками пунийцев, и осадил их город. Когда же лацетаны поспешили выручать соседей, Сципион ночью, недалеко от города, когда лацетаны намеревались войти в него, устроил им засаду. Около 12 000 было убито; почти все потеряли оружие и, рассеявшись по полям, убежали восвояси. Да и осажденных защищала только зима, от которой осаждающие терпели много невзгод. Тридцать дней продолжалась осада, и все это время глубина снега редко бывала менее четырех футов; но зато он так завалил римские осадные щиты и навесы, что только им они были спасены от поджигательных снарядов, которые враги неоднократно бросали в них. В конце концов, когда начальник авсетанов Амузик спасся бегством к Газдрубалу, они сдались, обязавшись уплатить двадцать талантов серебра. Римляне вторично отправились на зимние квартиры, на этот раз в Тарракон.
62. В Риме и его окрестностях много тревожных знамений или действительно было замечено в эту зиму, или же — как это обыкновенно бывает, коль скоро умы объяты суеверным страхом, — о них только доносили часто, и рассказчикам слепо верили. В числе прочих передают, будто шестимесячный ребенок свободных родителей на Овощном рынке крикнул: «Триумф!»; на Бычьем рынке бык сам собою взобрался на третий этаж и бросился оттуда, испуганный тревогой, которую подняли жильцы; на небе показались огненные изображения кораблей; в храм Надежды, 453 что на Овощном рынке, ударила молния; в Ланувии 454 копье шевельнулось, и ворон влетел в храм Юноны и сел как раз на ложе богини; в окрестностях Амитерна 455 во многих местах показывались издали призраки в белой одежде, но ни с кем не повстречались; в Пицене 456 шел каменный дождь; в Цере вещие дощечки 457 утончились; в Галлии волк выхватил у караульного меч из ножен и унес его. Относительно всех прочих знамений было определено, чтобы децемвиры 458 справились в Сивиллиных книгах; по поводу же каменного дождя в Пицене было объявлено девятидневное празднество. По истечении его приступили к другим очистительным обрядам, в которых приняли участие почти все граждане. Прежде всего было произведено очищение города; 459 богам, по определению децемвиров, заклали известное число взрослых животных; в Ланувии поднесли Юноне дар из сорока фунтов золота, а замужние женщины посвятили Юноне на Авентине медную статую; в Цере, где вещие дощечки утончились, был объявлен лектистерний, 460 и вместе с тем молебствие Фортуне на горе Альгиде; 461 также и в Риме был объявлен лектистерний Юности 462 и молебствие 463 в храме Геркулеса для отдельных избранных, а затем для всего народа молебствие во всех храмах. Гению было заклано пять взрослых животных, и сверх того определено, чтобы претор Гай Атилий Серран произнес обеты на случай, если бы положение государства не изменилось к худшему в течение следующих десяти лет. Эти обряды и обеты, совершенные и произнесенные по откровению Сивиллиных книг, в значительной степени успокоили взволнованные суеверным страхом умы.
453
Стр. 252. Надежда— была первоначально богиней земледельцев (олицетворяла надежду на урожай), оттого она изображалась с цветком в руке и имела храм на Овощном рынке.
454
Ланувий— древний город в Латии; был знаменит храмом Юноны Спасительницы, которая изображалась держащей в руке копье. Ложе богини— на него ставили статую во время лектистерния(см. ниже).
455
Амитерн— сабинский город (сабиняне с 268 г. до н. э. были полноправными римскими гражданами).
456
Пицен— область в Средней Италии.
457
Стр. 252. …вещие дощечки…— В Цере был храм с оракулом, где давали предсказания по дощечкам с написанными на них словами.
458
Децемвиры— так называемые «децемвиры для совершения жертвоприношений» — жреческая коллегия, ведавшая хранением и толкованием Сивиллиных книг.
459
Очищение города— требовало принесения в жертву борова, барана и быка, которых сперва торжественно обводили вокруг города.
460
Лектистерний— «угощение» богов, чьи изображения, поставленные на ложе (или подушки), расставляли вокруг столов с яствами. Были лектистернии регулярные и чрезвычайные, то есть по случаю счастливых или несчастливых событий, касавшихся государства.
461
Гора Альгид— северный хребет Альбанской горы недалеко от Рима.
462
Юность— считалась супругой Геракла.
463
Молебствия— назначались либо у храма того бога, который, как думали, был разгневан (признаком гнева Геркулеса было сочтено знамение на Бычьем рынке, где стоял «Великий алтарь» (см. кн. I, гл. 7 и прим. к ней); если нельзя было определить, какой бог оскорблен, — у храмов всех богов.