История Англии от Чосера до королевы Виктории
Шрифт:
Эти экономические и социальные перемены, начавшиеся в XIV столетии, продолжались и в следующую эпоху. Правда, поскольку не было единообразия, всякие обобщения были бы неизбежно неточными. История каждого ремесла и каждого города имеет свои специфические отличия. Однако общая тенденция развития промышленности и торговли во время Столетней войны и войны Алой и Белой розы была именно такой, как она описана выше.
Поэтому во времена Чосера в структуре общества происходили большие перемены. Крепостничество в манорах исчезало, и для ведения сельского хозяйства и торговли появились новые классы. Новые учреждения как в деревне, так и в городе были как бы «привиты» к средневековым. Но в другой огромной области человеческих действий – в религиозноцерковной, с которой в те времена была связана половина жизни человека и его отношений, – реформы существующих учреждений задерживались благодаря упорному консерватизму церковных властей, хотя и здесь также научная мысль и общественное мнение быстро двигались вперед.
Реформа действительно надолго запоздала. Разложение в среде духовенства разоблачалось не только еретиками лоллардами, но и ортодоксами и мирянами, Ленглендом, Гоуэром и Чосером не меньше, чем Уиклифом. «Коррупция», конечно, имела место, но не в этом заключалась суть дела: она имела место и в прошедшие века, но все же церковь осталась цела и невредима. И во времена Чосера она была не более «коррумпирована», чем королевская юстиция, и поведение церковной иерархии было не хуже поведения лордов и их свит. С точки зрения современных моральных норм была «развращена» большая часть средневековых учреждений. Но, в то время как миряне шли в ногу со временем, церковь застыла в неподвижности. Отгородившись каменной стеной своих незыблемых привилегий и неотчуждаемых, все возрастающих богатств, ее руководители не предпринимали никаких шагов к тому, чтобы заставить замолчать громкие голоса морального осуждения и прекратить ропот завистливой алчности, которые поднимались со всех сторон против церкви и ее владений. Миряне во времена Чосера были не только более критически настроены, но и много образованнее и поэтому опаснее, чем во времена Ансельма и Бекета, когда духовенство пользовалось почти полной монополией на ученость. Уиклиф так описывает их тред-юнионистскую политику, которая, по-видимому, была уже весьма развита: «Люди такого ремесла, как свободные каменщики и другие, тайно договариваются, чтобы никто из их ремесла не брал в день меньшую плату, чем они постановят, и чтобы никто из них длительно не делал дополнительных работ, что могло бы помешать заработкам других рабочих его ремесла, и чтобы никто из них не делал иной (работы), кроме обтесывания камня, хотя бы он мог добыть поденной работой 20 фунтов своему мастеру, укладывая камни в стену».
В среде самого духовенства многие были такими же резкими критиками церкви, как и миряне. Оксфордские ученые и немалое число приходских священников, вынужденных отдавать собираемую ими десятину богатым монахам и иностранным прелатам, были сторонниками реформы и даже мятежниками. Больше того, обе спорящие стороны поносили друг друга с невоздержанностью в выражениях, обычной для средневекового спора. Нищенствующие монахи нападали на епископов и светское духовенство, которые отплачивали им с лихвой. В чосеровских «Кентерберийских рассказах» именно нищенствующий монах и церковный Судебный пристав для увеселения компании мирян открывают мошеннические проделки друг друга. Со всех сторон, как в церкви, так и за ее пределами, раздавались нападки на различные чины духовенства.
И все же ничего не было сделано. Преобразование церкви не могло совершиться, подобно преобразованию манора и гильдий, под естественным действием экономических перемен или под простым давлением общественного мнения. Необходимы были административные и законодательные реформы. Но не было административных органов, способных их осуществить, за исключением тех, которые имелись в руках папы и епископов. Папство же, которое так много сделало в предшествующие века, теперь не только не улучшило положения церкви в Англии, но способствовало его ухудшению. Папа использовал свои права для поощрения злоупотреблений, обогащавших римскую курию, хотя все это оскорбляло пробудившуюся совесть строгого пека.
Однако и без поддержки папы английские епископы могли бы кое-что сделать. А епископы во времена Чосера, за малым исключением, были способные, трудолюбивые, весьма почтенные люди. Почему же в таком случае они не попытались произвести хотя бы какие-нибудь реформы церкви?
Главная причина заключалась в их чрезмерной приверженности к мирским делам. Несмотря на то, что епископы оплачивались из церковных доходов, они все свои силы отдавали государственной службе. Вопреки парламентским законам лучшие церковные должности раздавались тайным соглашением между папой и королем. Папа продвигал на многие высшие должности своих иностранных фаворитов, но в виде компенсации, как часть сделки, он обычно предоставлял королю назначение епископов. Таким образом, король оплачивал своих церковных служителей и светских служащих не из государственных налогов, а за счет епископских доходов. Из 25 человек, которые между 1376 и 1386 годами были епископами в Англии и в Уэльсе, 13 занимали высокие светские государственные должности, а несколько других играли крупную политическую роль. Одних епископов посылали за границу в качестве послов в иностранные государства, другие исполняли светские обязанности при сыновьях короля.
В период нормандских королей вследствие тесной связи, существовавшей между епископатом и королевским правительственным чиновничеством, варварская страна была богата одаренными и образованными чиновниками; благодаря своему епископскому авторитету они имели такое влияние, что могли, действуя в качестве слуг короля, заставить невежественных и грубых баронов подчиняться им. Но с каждым новым поколением целесообразность системы, некогда столь ценной для страны, ослабевала. Теперь было много пригодной для королевской службы светской интеллигенции, и одним из ее представителей был Чосер. Монополия духовенства на несение секретарской службы и занятие епископами важнейших государственных постов стали возбуждать справедливое недовольство. В Англии в это время уже имелись интеллигентные и высококвалифицированные юристы и прекрасно образованные люди, которые могли с успехом руководить государственными делами величайшей важности. Именно этого типа люди при Тюдорах заменили и прелатов, и знать как орудие королевского управления. Уже при последних Плантагенетах были заметны первые признаки такой перемены. Благодаря петиции палаты общин в 1371 году, направленной против назначения духовенства на высшие государственные посты, в течение некоторого времени светские лица чередовались с духовными в должности канцлеров и казначеев государства.
Поглощенные заботами светской службы, епископы обращали мало внимания на жалкое положение своих епархий. Не было ничего нового в том, что места в приходах оставались вакантными или замещались опозорившимися служителями церкви, а то и вовсе лицами, не имеющими духовного звания, к тому же плохо оплачиваемыми. Если папа способствовал продаже индульгенций и поддельных реликвий, то епископы смотрели на это только как на одну из законных коммерческих операций; не проявляя чрезмерной щепетильности, они снабжали продавцов папских индульгенций письмами, рекомендуя их товар населению.
Пренебрежение епископов одной из своих обязанностей – надлежащим контролем над церковными судами – привело к неблагоприятным последствиям. Что касается завещаний и браков, которыми тогда ведала церковь, то в этой области церковные суды были не более продажными или бездеятельными, чем светские судьи и законоведы того времени. Но наиболее специальные функции епископского суда, касавшиеся религиозных дел, остававшиеся обычно в ведении архидиакона, вызывали во времена Чосера большие скандалы, как это показывает его «Рассказ нищенствующего монаха». Дела о проступках, не рассматриваемые светскими судами, в частности дела о половой распущенности, входили в область церковной юрисдикции. Так как фактически обычай замены наказания денежным платежом сделался общим явлением, то от этой официально признанной практики был только один шаг до шантажа грешников в их же собственных домах чиновниками епископского суда, в особенности «судебными приставами», пользовавшимися самой дурной славой.
Хотя епископы и пренебрегали многими своим обязанностями, все же они были очень заинтересованы в некоторых церковных делах: боролись за церковные привилегии и церковные вклады со всеми посягателями и травили еретиков, когда ересь впервые (в 1380 году) серьезно подняла голову в связи с отказом Уиклифа признать догмат пресуществления во время литургии.
Несомненно, многие прихожане добросовестно и относительно хорошо обслуживались людьми, подобными чосеровскому «бедному священнику» (единственный тип духовенства, к которому поэт, по-видимому, чувствовал симпатию и уважение), но значительная часть церковных приходов в бенефициях, пожертвованных мирянами, раздавалась людям, совсем не имеющим священнического сана, или просто мирянам. И слишком уж часто церковь принадлежала монастырю или богатому священнику-абсентеисту и совместителю, а фактически обслуживалась плохо оплачиваемым невежественным священником, служившим только обедню и понимавшим латинские слова, которые он бормотал, нисколько не лучше, чем его слушатели. Другие приходские священники могли бы хорошо исполнять свои обязанности, но в поисках более свободной и интересной жизни и дополнительных денежных доходов уходили из своих приходов в Лондон, Оксфорд или поступали в дом какого-нибудь крупного магната. Приходский священник редко был ректором, часто он не был даже викарием; обычно это был капеллан или клирик, мизерно оплачиваемый за исполнение обязанностей, которыми пренебрегал священник, получивший бенефиций.
Вследствие этого поучения и проповеди в английской деревне не имели большого значения, поскольку это касалось приходского священника, хотя обедню он служил регулярно. Но этот пробел в значительной степени восполнялся нищенствующим монахом-проповедником во время его регулярных посещений, странствующим продавцом папских индульгенций, с его сумкой, «полной индульгенций, прибывших из Рима совсем горячими», уиклифовскими еретическими миссионерами и агитаторами Джона Болла с их проповедью христианской демократии. Безразлично, будем ли мы смотреть на этих проповедников, вторгающихся «на чужое поле», как на сеющих плевела в пшеницу или как на обогащающих урожай господень, они сыграли большую роль в религиозной и умственной жизни страны. Они распространяли новые взгляды и мысли, последние учения и новости текущего дня, донося их до отдаленных крестьянских домов и хижин, жители которых никогда не покидали своих мест и не умели прочесть ни одного слова. Эти разносчики религии непрерывно двигались – пешком и на лошади – по извилистым грязным дорогам и зеленым тропинкам Англии. И к этой странствующей братии нужно прибавить более светски настроенных менестрелей, скоморохов, фигляров, нищих и всякого рода шарлатанов, а также странников «по святым местам» и странников по мирским делам. «Все путники исполняли роль «микробов», как их назвал историк Жюссеран, заражая оседлую частьнаселения идеями о новом веке и о более обширном мире. Они же подготовляли переход от средневековья к Новому времени.