История Англии от Чосера до королевы Виктории
Шрифт:
Благодаря такой предприимчивости, различным усовершенствованиям и введению премии за экспорт Англия могла экспортировать хлеб в больших количествах. В середине царствования Анны среди лиц, занятых в угольной промышленности Глостершира, вспыхнуло возмущение против высоких цен на хлеб, вызванных тем, что бристольские купцы в больших количествах вывозили местные запасы за границу. Даже к северу от Трента простые сквайры считали экспорт хлеба важной статьей в своих собственных доходах и в доходах своих арендаторов.
Эта радужная картина сельскохозяйственного и торгового оживления не должна, однако, создавать ложного впечатления, что Англия уже была той страной усовершенствованных сельскохозяйственных методов и реконструированных путей сообщения, какой она стала в конце столетия. Оживленность речного сообщения была показателем дурного состояния дорог. Пахотные земли, потенциально лучшие в Англии – в центральных графствах и на севере Восточной Англии, – были еще по большей части неогороженными. В этих районах обширные и неогороженные деревенские поля еще обрабатывались средневековыми методами, которые вызвали бы одобрение составителей «Книги Страшного суда», по не могли не возмутить современный ум Артура Юнга.
На таких деревенских полях, где разбросанные полоски отдельных владельцев по необходимости должны были обрабатываться по плану, составленному для всей общины, всякая инициатива лендлорда или фермера, стремившегося к каким-либо улучшениям в методах земледелия, наталкивалась на ограничения. Никто не мог с выгодой выращивать на своей неогороженной полоске турнепс или кормовые травы, так как все «поле» сразу же после уборки урожая превращалось в пастбище для деревенского скота, который, конечно, съел бы и клевер, и турнепс, причинив этим убыток их владельцу. Неогороженное поле обрабатывалось по единому плану. Небольшие городки, вроде Годманчестера, например, еще требовали через своих бейлифов, чтобы все фермеры являлись, согласно старинному обычаю, в здание суда и там «давали обещание, что ни один из них не будет сеять ячмень на общинном поле раньше пятницы 21 марта» (1700 года), «да и в этот день можно засевать только крайние участки».
Большая инициатива, а следовательно, и больший прогресс были возможны, хотя отнюдь не неизбежны, на недавно огороженных фермах, число которых постоянно возрастало, и в районах более раннего огораживания – в Южной, Западной иСеверной Англии. Но те районы, где огораживания были наиболее распространены, являлись обычно менее плодородной частью острова, с худшим климатом. Правда, кентские поля хмеля и фруктовые садыЗападной Англии следует отнести к землям раннего огораживания, но к ним же следует отнести и распаханные пустоши среди подверженных бурям вересковых зарослей запада и севера. Большая часть лучших пахотных земель центральных графств оставалась еще не огороженной.
Овцы и рогатый скот были по большей части жалкими и тощими, так как паслись на скошенном поле, на вересковых пустошах и на общинных выгонах, а зимой к их корму не добавлялись ни корнеплоды, ни кормовые травы. Вес такого животного на смитфилдском рынке в 1710 году составлял менее половины веса обычной овцы или коровы в 1795 году. В начале столетия прокормить скот зимой было настолько трудно, что с исчезновением летних кормов весь скот, за исключением оставляемого для воспроизведения стада, резали и мясо засаливали, а оставшихся животных держали до весны на очень скудном рационе. Когда в 1703 году поднялась цена на соль, в палату общин была подана петиция с жалобой на то, что это причинило «горе более бедным людям, которые питались главным образом солониной».
Время турнепсовых полей лорда Тауншенда и жирных овец и рогатого скота Кока Норфолкского еще не наступило. Но Уилтширские и Котсуолдские нагорья, на которых откармливались овцы для западных суконщиков, были уже достойны внимания. «На приятных взору долинах», в шестимильном радиусе от Дорчестера, как сообщили Дефо, паслось более полумиллиона овец, и он отметил, что на солсберийской равнине и в дорсетских долинах земля стала более плодородной благодаря перемещению загонов для овец каждую ночь на новое место, что способствовало унавоживанию известковой почвы, годной прежде только под пастбища, и делало ее пригодной и для пашни.
Со времени Тюдоров, а особенно со времени Реставрации, с печатных станков сходило все больше книг об усовершенствованных методах земледелия. Дух научного исследования, проникавший из сфер Королевского общества в обыденную жизнь, был постоянным возбуждающим средством, хотя часто весьма болезненным для простого фермера. Поэтому люди, имеющие опыт, и модернизаторы так редко приходили к согласию. Известный своими усовершенствованиями Джетро Талл, который во времена царствования Анны ввел в своем собственном хозяйстве рядовую сеялку и конную борону, ошибался во многих других вопросах, как это обнаружилось из последующих опытов. Но люди уже были склонны применять новые методы, как только будет доказана их ценность, особенно там, где огораживание участка обеспечивало свободу для всяких нововведений.
С распространением идеи о необходимости улучшений в методах земледелия огораживание общинных полей и пустошей не только практиковалось столь же часто, как и в предшествующие столетия, но и проповедовалось современными теоретиками как долг перед государством. Во времена Тюдоров почти все полемисты были на стороне общин и общинников, против огораживания. Но к тому времени, когда на престол вступила Анна, сельскохозяйственные писатели уже стали называть общины «сборищем ленивых и вороватых людей», у которых овцы выглядели «жалкими, были покрыты клочковатой шерстью и заражены шелудивостью», а кормившийся вереском рогатый скот состоял из «голодных, низкорослых животных с вздувшимися животами, негодных ни для молочной фермы, ни для пахоты». Это была другая фаза вечного спора о социальной ценности прав на общинное поле, в котором Коббет сто лет спустя явился защитником побежденных общинников. По существу этого спора современные нам историки еще не пришли к соглашению. В период правления Анны большая часть огораживаний производилась не на основе парламентских постановлений, а на основе обычного права, по соглашению или каким-либо иным путем.
Убожество средневековой деревни уже давно уступило место благородной простоте и комфорту сельского среднего класса. В царствование Анны фермеры всюду расширяли свои дома или строили новые: каменные, кирпичные или полудеревянные, в зависимости от местных традиций и материалов. В архитектурном отношении процветание деревни было более заметно на постройках, возводимых в тех привилегированных районах, где суконная промышленность предъявляла большой спрос на местную шерсть, например на великолепных каменных фермах Котсуолда, датируемых от XV до XVIII века, или на жилищах камберлендских и уэстморлендских горцев, богатства которых возникли совсем недавно благодаря развитию местной суконной промышленности. Наряду с прекрасными старыми фермами, знакомыми сегодня всякому путешественнику по Озерной области, тогда там было много с тех пор уже разрушившихся хижин, в которых обитали большие и дружные семьи более бедных жителей долин. Дети находились рядом с матерью, занимавшейся прядением для суконщика, до тех пор, пока они не подрастали настолько, чтобы идти пасти овец на склонах холмов или складывать те огромные каменные стены по краям пропастей, которые являются чудом для нашего менее трудолюбивого века. Только в XVIII столетии прекрасная родина Вордсворта достигла на миг истинной гармонии между природой я человеком. В предшествующие века долины были «заглохшими, заросшими, болотистыми и бесформенными», а в наши дни человек слишком успешно видоизменяет лицо природы при помощи машин. Но в царствование Анны долины как раз начали приобретать то недолговечное совершенство прелести сельской природы, приведенной в порядок, но еще не покоренной, которое представляло контраст с великолепием окружающей горной местности.
Тем не менее посетители в Озерной области, «наиболее дикой, бесплодной и безобразной» во всей Англии, по отзывам Дефо и его современников, были крайне редки. Немногие чужестранцы, которых дела или любопытство заставляли проехаться верхом по крутым каменистым тропкам под Уиндермиром и над Харднотом, жаловались, что хлеб в Озерной долине «чрезвычайно черный, грубый и неприятный», а дома представляют собой «скверные маленькие хижины» из неоштукатуренного камня, более пригодные для скота, чем для людей. Но «кое-где уже были и оштукатуренные дома», а иногда встречались и овсяные лепешки, искусно выпеченные и восхитительные на вкус. И знаменитый деликатес Уиндермира – «рыба, называемая форелью, – заготовлялась впрок и отправлялась в Лондон». Из подобных впечатлений путешественников мы можем заключить, что значительные улучшения в благосостоянии этого счастливого сельского района (с его хорошо осушенной почвой в долинах, прочными фермерскими постройками и дубовой мебелью в них) еще не были завершены в царствование Анны, хотя благодаря суконной мануфактуре в Кендале они быстро развивались еще со времени Реставрации.