История Британских островов
Шрифт:
Внешняя торговля приобретала все большее значение для британской экономики и внесла огромный вклад в развитие таких портов, как Бристоль, Глазго, Ливерпуль и Уайтхэвен. По сравнению с серединой XVII в. значительно возросли объемы торговли с северно-американскими колониями. Общее водоизмещение торгового флота увеличилось с 280 000 тонн в 1695 г. до 609 000 тонн в 1760 г., а множество опытных моряков составляло прекрасную базу для набора в военно-морской флот, проводимого, в том числе, и силой группами вербовщиков.
Властные структуры
Славная революция занимает важнейшее место в вигской интерпретации британской истории, являясь ключевым событием, определившим британскую уникальность. Однако эти представления можно поставить под сомнение, если сравнить Британию и континент в период после 1688 г. как в функциональном, так и в идеологическом аспекте. С функциональной точки зрения, как на континенте, так и в
Лишенные инструментов, которыми пользуются современные правительства, правительства начала Нового времени опирались на другие учреждения и отдельных лиц, которым передавали многие функции, ныне исполняемые центральной властью и в то время отражавшие интересы, идеологию и состав социальной элиты. Какова бы ни была риторика и природа власти, ее действительность отличалась децентрализованностью и, в какой-то мере, совещательным характером. Вопросы религии, образования, пособий для бедных и здравоохранения сосредотачивались на уровне приходов, которые служили примером взаимодействия церкви и государства на местах. Жизнью прихода заправляли рядовые прихожане и дворянство.
Социальное обеспечение и образование по большей части входили в сферу ответственности церковных учреждений или светских организаций, часто связанных с церковью, таких как Общество по распространению знаний о христианстве, основанное в 1698 г., способствовавшее созданию благотворительных школ в начале XVIII в. Образование в Англии оплачивалось семьей учеников, в основном в средних школах, основанных преимущественно в XVI в., или благотворителями, живущими или усопшими; при этом обычно это никак не сказывалось на налогах, хотя в некоторых приходах существовало и бесплатное обучение. В Шотландии наметилась более последовательная традиция обязательного обучения: по парламентскому акту от 1496 г. образование стало обязательным для старших сыновей «состоятельных людей». Актом Тайного Совета от 1616 г. предписывалось, чтобы в каждом приходе была своя школа. После Реформации школы и университеты в Шотландии перешли в ведение местных властей.
Регулирование городской торговли и промышленности в Британии велось в основном городскими муниципалитетами. Командиры полков часто несли ответственность за набор солдат и их обеспечение, хотя британский флот отличался прекрасным административным и военным управлением. Впрочем, важнее всего то, что местное управление, особенно поддержание правопорядка и законности, а также отправление правосудия как в Британии, так и в других европейских странах, обычно предоставлялось местной аристократии и дворянству, при всем отличии местных формальных механизмов и учреждений. Когда Яков II решил нарушить сложившийся обычай и назначил в графства лордов-католиков, это не принесло ему ощутимых выгод, поскольку его люди не имели престижа и связей своих предшественников из аристократических семей, по традиции занимавших эти должности.
Несмотря на конституционные различия между Британскими островами и большинством континентальных государств, на местном уровне для всех них было характерно самоуправление, осуществлявшееся аристократами и их приверженцами, а на общенациональном уровне — политическая система, в общем и целом руководимая элитой, хотя ее власть ограничивалась в том, что касается политической и парламентской составляющей, сильной традицией народной независимости, особенно в крупных городах. В 16-й песне своей иронической поэмы «Дон Жуан» (1824 г.) поэт-романтик Джордж Байрон (1788-1824) подчеркивает контроль элиты над выборами, вне зависимости от ее теоретических политических предпочтений: «И представлял, весьма стремясь к избранью „Противный интерес" сей графский сын, Хоть интерес-то был у них один» (пер. Т. Гнедич). В 1800 г. радикально настроенный Томас Спенс задавал вопрос: «Разве наши законодатели не наши же землевладельцы?» И далее утверждал: «Только дети могут надеяться когда-либо вновь увидеть малые фермы или что-либо кроме гнета и притеснения
Чтобы установить стабильную систему управления на Британских островах, впрочем, как и на континенте, нужно было обеспечить сочувствие местной аристократии устремлениям центрального правительства, однако эта цель обычно достигалась лишь руководящими указаниями, и так соответствующими ее желаниям. Для местной знати было важно получать такие указания и участвовать в правительственном механизме. Эта система успешно действовала, а ее нерушимость, если не гармония, поддерживалась не столько формальными бюрократическими орудиями, сколько отношениями покровительства и клиентства, которые связывали местную знать с сановниками, имевшими влияние на государственные дела и доступ к монарху. Сила и жизнеспособность британской аристократии в эпоху, последовавшую за Славной революцией, бросаются в глаза, не в последнюю очередь благодаря тому, что между нею и состоятельными простолюдинами, по большей части имевшими земельные владения и в основном господствовавшими в палате общин, не пролегала непреодолимая черта.
На местном уровне главную роль играло мелкопоместное дворянство, занимавшее должности мировых судей. Они были наделены правительственными полномочиями на местах начиная с XIV в., и сохраняли свое значение при любом центральном правительстве. Поддержание закона и порядка находилось в руках мировых судей, от которых при королях Ганноверской династии также во многом зависело распределение поземельного налога на местах. Особенно влиятельным было местное дворянство в Уэльсе, поскольку, по сравнению с Англией и Шотландией, пэры здесь не занимали столь выдающегося положения, в том числе и из-за их немногочисленности. В Шотландии мировые судьи имели более ограниченное влияние. В шотландские суды шерифа, до 1747 г. являвшиеся наследственными, назначалось все больше профессиональных юристов. Окраинные Оркнейские и Шетландские острова управлялись графом Мортоном и лэрдами (дворянами), которые стремились захватить собственность удаллеров (свободных землевладельцев) и превратить их в арендаторов.
Аристократическая и дворянская система власти скреплялась личными связями и отношениями покровительства, наглядно отраженными в обильных указаниях на этот счет в частной переписке ведущих политиков, например, Томаса Пелема, герцога Ньюкасла, государственного секретаря (1724-1754 гг.) и первого лорда Казначейства (1754-1756; 1757-1762 гг.). Кроме этого «функционального» сходства между Британией и континентом, существовала также «идеологическая» близость в форме общей веры в господство права, которому должно подчиняться и само правительство. Конституционные механизмы, благодаря которым должна была осуществляться диктатура закона, отличались в разных странах, но объединяло их общее противостояние деспотизму.
Правление королевы Анны (1702-1714 гг.) было ознаменовано расцветом англиканского триумфализма и возведением множества прекрасных церквей, таких как шедевр Николаса Хоксмура в восточном Лондоне.
Таким образом, общераспространенный миф о британской уникальности, занимавший столь важное место в идеологии вигов (к 1770-м гг. большинство политиков считали себя вигами), нуждается в оговорках и на самом деле ставился под сомнение британскими же критиками, которые с полным основанием утверждали, что виги отказались от своих радикальных идей, присущих им в конце XVII в., и отрицали, что британская система отличалась от систем, существующих на континенте, или что, во всяком случае, она отличалась от них в лучшую сторону. Особое внимание уделялось тем способам, включая коррупцию, которые якобы использовала «исполнительная» власть или центральное правительство, чтобы лишить свободы Парламент. В действительности, скорее, можно отметить воссоздание стабильной системы управления посредством установления общественного согласия, в котором на передний план выдвигались патронаж и стремление избежать радикальных реформ, облегчавшееся практикой, снижавшей шансы непредсказуемых перемен. Поэтому, несмотря на существование эффективного и постоянного Парламента, следует признать, что вигам, занимавшим ведущие правительственные должности, удалось создать стабильное государство, которое, как утверждали их противники, чрезвычайно напоминало как сильные континентальные монархии, так и идеал, к которому стремились в свое время Стюарты. Подобные сравнения, звучавшие в эпоху господства вигов (1714-1760 гг.), также проводились в 1760-е и в начале 1770-х гг., когда Георг III (1760-1820) вышел из-под опеки вигов, занимавших главенствующее положение при Георге I и Георге II, и, по-видимому, возымел намерение укрепить монархию. Современники находили параллели в поддержанной короной «революции» Мопу во Франции (1771 г.) и в перевороте, совершенном Густавом III в Швеции (1772 г.), которые были прежде всего направлены на то, чтобы подчинить «промежуточные институты» королевской власти.