История частной жизни. Том 1
Шрифт:
Существовали и некоторые региональные особенности. Италия — царство клиентелы. Греческие регионы, так же как и все остальные, находились под властью экономической и политической мощи богачей, естественных союзников римлян — правителей страны. Время от времени греческие поселения страдали от тирании тех или иных могущественных властных персон. Зато ни о помпезности, ни о чванстве или низкопоклонстве клиентелы здесь не было и речи. Вольноотпущенники здесь не пользовались привилегиями (в Афинах они не упоминаются в списках демов и в эпитафиях, хотя и составляли половину всей, достаточно многочисленной массы полуграждан) и не окружали своих бывших хозяев ореолом величия. Меценатство, это разорительное увлечение богатых, напротив, процветало здесь еще больше, чем в Италии, куда оно от греков, собственно, и пришло. Сегодня это явление называют «эвергетизм» [15] .
15
Evergetisme — термин, предложенный в XX веке французским историком Андре Буланжером и использующийся во франкоязычной среде. Происходит от греческого слова еоеруетесо, означающего буквально «я творю добро».
ГДЕ ОБЩЕСТВЕННАЯ
Чем владел римлянин? Что он терял в случае изгнания? Свое имущество, жену и детей, своих клиентов и «почести»: Цицерон и Сенека часто об этом говорят. «Почести» — это государственные выплаты, как правило, ежегодные, которых он был удостоен и которые останутся в памяти как одно из подтверждений его высокого положения. Римская знать была преисполнена сознанием могущества и величия своей Империи, но то, что мы называем чувством государственности и государственной службой, римлянам было незнакомо. Они плохо отличали службу на благо государства от стремления к достижению личных чинов и званий, государственные финансы от личного кошелька. Величие Рима было коллективным достоянием власть имущих и правящей группы сенаторов, подобно тому как каждое из множества автономных поселений, находившихся под властью местной знати, составляло часть общей сети, называемой Римской империей.
Кооптация
В таких городах, как Рим, власть официально принадлежала правящей элите, буквально купавшейся в роскоши. Именно эта элита была уполномочена решать, какая фамилия может быть принята в ее ряды. Официальные критерии, такие как выборы или определенное имущественное положение, были не более чем уловкой; тысячи богатых граждан могли бы претендовать на то, чтобы занять одно–единственное место сенатора, если бы только владение значительным состоянием было достаточным на то основанием. Реальность политической жизни состояла в кооптации: сам клуб, а сенат представлял собой именно клуб, решал, соответствует ли социальный облик человека предъявляемым к достойному высшего общества человеку требованиям, способен ли он поддержать и приумножить авторитет клуба, став его членом. Однако кооптация не могла осуществляться от лица сенатского корпуса напрямую; она происходила через посредство разветвленной сети политического протекционизма. Государственная служба рассматривалась как средство достижения высокого общественного положения и всяческих благ для себя лично, и доступ к этим благам обеспечивался только личными связями.
Забывая о том, что Рим — не современное государство, слишком многие историки принимают античные принципы за извращенные современные; они пишут, что в Риме властвовали коррупция, взяточничество и протекционизм, или же вообще об этом не упоминают, полагая, что подобные «злоупотребления» достойны лишь анекдотов. Согласно современным представлениям, общественный деятель не может считаться блюстителем государственных интересов, если использует данные ему полномочия, чтобы набить собственный карман, либо ставит личную выгоду выше интересов общественных. Не стоит забывать, что современное государство — не единственный механизм осуществления власти: рэкет и мафия выполняют ту же функцию. Поддерживая экономически и социально и одновременно эксплуатируя итальянских иммигрантов в крупных американских городах или работающих иммигрантов в городах французских, мафия выполняет «государственные» функции: она вершит правосудие среди этих вновь прибывших в страну людей, помогает им и защищает интересы диаспоры перед остальной частью населения. Она должна самоотверженно служить соотечественникам под страхом полной утраты доверия с их стороны; мафия дарует им жизненные блага и по–отечески ими руководит. Она выполняет свою роль тем более добросовестно, чем больше денег выколачивает из этих иммигрантов в качестве платы за оказанные им услуги: тот, кто защищает, — контролирует; тот, кто контролирует, — грабит. Так же как настоящий римлянин, мелкий мафиозный босс может произносить высокие слова о своей преданности общему делу, имея в виду, что с каждым из своих подопечных его связывают личные доверительные отношения. Римский аристократ, даже если он представитель самого знатного рода, больше похож на «крестного отца», чем на выпускника Национальной школы администрации [16] . Обогащение за счет государственной службы никогда не мешало эту самую службу добросовестно исполнять: противопоставление одного другому показалось бы римлянам как минимум странным.
16
Французское элитарное учебное заведение для подготовки высших чиновников. — Прим. ред.
Неподкупный чиновник — особенность современного Запада; в Риме каждый начальник стремился обокрасть своих подчиненных, так же как это было принято в китайской и турецкой империях, где все было основано на принципе бакшиша; тем не менее эти империи доказали свое право на успешное многовековое существование. Римская армия была ничуть не менее боеспособной от того, что имела при этом свои любопытные обычаи: «По традиции солдаты платят отступное своему командиру за освобождение от службы, да так исправно, что не меньше четверти легиона постоянно слоняется без дела или неплохо проводит время в казармах — лишь бы командир вовремя получал свою мзду… Чтобы раздобыть необходимую сумму, солдаты прибегали к воровству, бандитизму или принимались за рабский труд. Если же какой–нибудь солдат оказывался немного богаче, офицер буквально травил его унижениями, побоями и бесконечными нарядами до тех пор, пока тот не выкупал у него освобождение» — можно подумать, что это пишет вовсе не Тацит, а Гобино в «Азиатских новеллах». Вся государственная служба представляла собой своеобразную форму рэкета, где чиновники брали плату с подчиненных, которые в свою очередь таким же образом эксплуатировали нижестоящих служащих: такое положение вещей существовало и во времена расцвета Римской империи, и во времена ее заката.
Даже самую маленькую государственную должность (militia), такую как секретарь суда или служитель канцелярии, кандидат на нее должен был выкупить у своего предшественника: это была своего рода рента, выплачиваемая в виде взятки. Кроме того, вступивший в должность обязан был сделать подношение (sportula), и весьма значительное, своему начальнику. Во времена поздней Римской империи высшие должностные лица, назначаемые лично императором, платили откаты… в императорскую казну. С самого основания Империи каждый избранник императора, назначаемый им на любую должность, будь то консул или простой полководец, в знак признательности должен был оставить часть наследства своему господину и благодетелю. В противном
Империя бакшиша
С паршивой овцы хоть шерсти клок. За содержание военных постов, которые выполняли функции полиции и поселковой администрации, каждая деревушка должна была платить некое вознаграждение (stephanos). Чтобы заставить любого чиновника хоть как–то пошевелиться, ему нужно было дать на лапу. Однако шерсть следовало стричь так, чтобы не содрать ненароком шкуру, поэтому на мзду были установлены четкие тарифы, объявляемые местной канцелярией, и каждое действие имело вполне определенную цену. Граждане могли явиться к чиновнику или должностному лицу только с каким- либо подарком: в конце концов, это же было просто материально воплощенное признание естественного превосходства начальника над подчиненными.
К выплатам мзды добавлялось еще и вымогательство, которое практиковалось влиятельной верхушкой. После завоевания римлянами Великобритании военная администрация обязала покоренные народы платить дань зерном, причем зерно следовало привозить в общественные амбары, очень далеко расположенные; за разрешение сдавать хлеб в ближние амбары нужно было платить отдельно. Требование незаконных выплат было основным занятием управляющих провинциями, они покупали молчание императорских инспекторов и делили прибыль с первыми лицами инспекций и начальниками канцелярий. Центральная власть не вмешивалась — ей было достаточно получать свое. Ограбление провинций, которыми он управляет, — вот, говорит Цицерон, «путь сенатора к обогащению». Были и феноменальные случаи: так, Веррес отдал свою провинцию, Сицилию, на совершеннейшее разграбление, устроив там разгул кровавого террора подобно тому, как узаконили государственный гангстеризм некоторые президенты стран Центральной Америки — Дювалье, Батиста, Трухильо. В меньшем масштабе принцип управления провинциями как частными доходными предприятиями существовал на протяжении всего периода Империи. И это ни для кого не было тайной. Сочинители эротических стихов признавали, что с нетерпением ожидают, пока мужья покинут своих жен, отправившись на год в далекие провинции с тем, чтобы сколотить себе состояние; сами же они при этом заявляли во всеуслышание, что живут лишь ради любви и поэтому их нисколько не заботит ни карьера, ни богатство, что, по сути, одно и то же. Обогащение чиновников происходило в ущерб государственной казне; наместник получал из казны громадные деньги на дорожные расходы, за которые никогда не отчитывался, и во времена Республики именно эти траты составляли основную расходную часть бюджета страны. Помимо получения официальных выплат и вымогательства, наместник проворачивал финансовые операции: в I веке до н. э. италийские купцы заняли все экономические позиции на греческом Востоке при активном участии прибывших на эти земли римских наместников. Именно поэтому наместники поддерживали римских торговцев: это была чистой воды коррупция, а вовсе не «экономический империализм».
Вплоть до прошлого века обогащение во время исполнения тех или иных властных обязанностей считалось вполне достойным занятием. В «Пармской обители», когда граф Моска покидает службу в министерстве, он приводит великому герцогу блестящее доказательство своей порядочности: вступив в должность со 130 000 франков в кармане, он оставил ее, имея лишь 500 000. Цицерон после года правления в одной из провинций заработал лишь сумму, эквивалентную миллиарду наших сантимов [17] , и мог этим гордиться: это было совсем немного. Прежние способы управления не имели ничего общего с тем, что мы теперь называем административной системой, кроме названия: на протяжении тысячелетий правители прибегали к помощи мафии или рэкета, чтобы собирать подати и усмирять население. Так, французские короли под видом укрепления военного флота выдавали патент пиратам, которые после этого именовались корсарами и делили с ними барыши от морских разбоев. Они не состояли на службе у государства, они служили государству и самим себе; сама идея была, быть может, и порочной, однако с психологической точки зрения корсар по крайней мере не был морским офицером с насквозь продажной душой.
17
Сантим — разменная денежная единица во Франции, Бельгии. Швейцарии и некоторых других странах. Составляет 1/100 часть франка. Миллиард сантимов, то есть 10 000 000 франков, равен 1 524 390 евро по курсу на 17 февраля 2012 года (последний день перехода с национальной Французской валюты на общеевропейскую).
Речь шла вовсе не о неподкупности, достаточно было просто иметь такт, подобно продавцу, который никогда не должен позволять покупателям думать, что его единственная цель — продать им свой товар. То есть, в то время как наместники, служа императору, набивали свои карманы, задыхавшийся народ хотел верить, что его душат ради его же собственного блага. «Будьте покорны всяческому человеческому начальству, — пишет апостол Павел — и оно ответит вам любовью». Иначе говоря, нужно было делать деньги так, чтобы слишком решительными действиями не поколебать эту веру. Участие чиновников в доходах, получаемых властью, не должно было ставить под сомнение бескорыстие самой власти. Время от времени власть, неловко демонстрируя собственную неподкупность, довольно цинично устраивала показательные процессы, в результате которых слетала голова одного из правителей или уж, во всяком случае, рушилась его карьера. Было найдено письмо, автор которого пишет своей любовнице: «Ура! Ура! Я еду к тебе, не обремененный долгами, хотя для этого и пришлось продать половину моих подчиненных» (одно из трех или четырех дошедших до нас из Античности любовных писем). Что же касается самого императора и его высокопоставленных чиновников, то они доказывали свое бескорыстие, разоблачая своих же собственных подчиненных. Так, император во всеуслышание обвинял фиск, представлявший собой не что иное, как орган управления императорским имуществом, время от времени он давал ход прошениям крестьян, которые жаловались ему на незаконные поборы сборщиков налогов, и издавал указы, отменяющие коррупцию: «Пусть руки чиновников перестанут подобно хищнику искать добычу, я повторяю, пусть перестанут», — писал он. Что же до высокопоставленных лиц, то они попросту тарифицировали мзду, что, по сути, означало ее узаконивание.