История частной жизни. Том 1
Шрифт:
Обо всем этом множестве тружеников — земледельцах, рыбаках, пастухах — были ли они рабами или свободными людьми, нам известно совсем немного: только лишь то, как их воспринимало высшее общество. В глазах правящего класса они представляли собой живописное зрелище, как описывает их буколическая поэзия, которая ни с современной пасторалью, ни с эллинистической жанровой скульптурой не имела ничего общего — кроме, разве что, названия.
Современная пастораль наряжает сеньоров в костюмы благовоспитанных пастушков, тогда как античная буколика была насквозь пропитана рабством, так же как негритянская оперетта в Соединенных Штатах — расизмом белых: буколическая поэзия превращает рабов (слегка их идеализировав, отмыв и причесав) в поэтов и влюбленных, используя при этом их же язык и их шутки. Представляя жизнь негров или рабов, белые или господа видят наивный и трогательный мирок этих существ, настолько маленьких и незначительных, что все в их жизни становится простым и невинным, и господам остается только мечтать во
Жанровая скульптура, украшавшая богатые дома и сады, представляла живописные картины с общепринятыми типажами: Старый Рыбак, Землепашец, Садовник, Пьяная Старуха… Фигуры изображались с брутальным веризмом и явными преувеличениями: вены и мышцы у Старого Рыбака настолько рельефны, а тело настолько иссушено, что все это вместе наводит на мысли об анатомическом театре; лицо его выражает такое отчаяние, что долгое время эта статуя считалась изображением умирающего Сенеки. Подобная живописность представляет собой нечто среднее между экспрессионизмом и карикатурой; старость и нищета здесь не более чем спектакль для безучастного эстетизма, наблюдающего за всем происходящим со стороны с присущим ему высокомерным презрением. Деформация тел должна вызывать улыбку, подобно тому, как на ярмарках смеются над карликами и Уродцами; этот веризм не более чем снисходительная усмешка, а вовсе не точность прорисовки образов. Сенека, будучи по натуре человеком щепетильным, считал, что жестокое обращение с рабами унижает человека. Однажды взглянув на Раба, охранявшего дверь в его дом, он нашел его настолько Малопривлекательным, что, повернувшись к управляющему, спросил: «Откуда взялось это дряхлое существо? Ты правильно сделал, поставив его у входа, ему не нужно будет далеко ходить, когда он отправится к своему последнему убежищу! Где ты откопал для меня этого живого мертвеца?» Раб, услышав разговор, обратился к философу со словами: «Разве ты не узнаешь меня, Господин? Я Фелицион, который развлекал тебя, когда ты был маленьким». Сенека одумался: он написал размышление о следах времени, которые наступающая старость уже оставила и на его собственной персоне, о сути и скоротечности бытия.
Принадлежать к высшему обществу, или, скорее, быть полноценным, а не ущербным, человеком, означало иметь достаточно средств, чтобы демонстрировать символы своего богатства, доказывающие полноправную принадлежность к человеческому роду. Кроме того, лично для каждого римлянина это заключалось в следующем: не подчиняться никому и иметь свое дело, поскольку общество, достойное уважения, состоит из людей, независимых друг от друга. Лучшим средством для того, чтобы соответствовать трем этим условиям, было наличие земельной собственности, а не ремесленной мастерской: землевладение обеспечивает независимость и власть.
Богатые и бедные: в слаборазвитой стране нам бы бросился в глаза контраст между роскошью и нищетой; Аквитания, замечает Аммиан Марцеллин, представляет собой вполне процветающую провинцию, простые люди там не ходят в лохмотьях, как в других регионах. Бедные могли покупать одежду у старьевщика, роскошь начиналась с новой одежды.
СОБСТВЕННОСТЬ
Хвала обогащению
В обществе все люди равны, однако те, у кого есть собственность, более равны, чем другие. Эта самая собственность в античной экономике играла такую же огромную роль, какую у нас играют фирмы или компании. Однако для того, чтобы лучше в этом разобраться, нужно отказаться от представлений, которые больше подошли бы для нашего Старого порядка. В том, чтобы заниматься делами, в Риме не было ничего унизительного; ростовщичество и коммерция не являлись исключительным правом какого–либо класса или сословия, состоятельных горожан, вольноотпущенников или всадников. Знать и нобилитет не состояли сплошь из людей, владеющих земельной собственностью и проводящих дни в ничегонеделании; автаркия, этот философский миф, в действительности вовсе не была основной целью их деятельности, имения они использовали не только для поддержания своего статуса в обществе: они стремились приумножить свое состояние, зарабатывать деньги всеми возможными способами. И ключевые слова здесь — не автаркия, праздность или статус, а расчетливость и корысть знати; патрон, глава предприятия в те времена был «отцом фамилии», где слово «фамилия» означало Домашнее окружение и собственность. А движущей силой его Деятельности был прежде всего имущественный расчет.
Именно поэтому экономика относилась к сфере частной жизни, то есть дело обстояло не совсем так, как сейчас, когда мы с полным на то основанием можем рассуждать о капитализме обезличенном. У нас экономическими субъектами являются юридические лица — фирмы или компании, некие безликие машины по производству денег, а частные лица используют эти средства в своих интересах. У римлян же экономическими субъектами выступали сами частные лица, отцы фамилий. У нас фирма по импорту–экспорту продолжает существовать и тогда, когда прежние акционеры обменивают и перепродают свои ценные бумаги другим вновь прибывшим. У римлян имущество оставалось
«Будем экономными, — пишет Сенека Луцилию словами поговорки. — То, что получено в наследство, должно быть приумножено наследниками». Проматывать свое состояние означало уничтожать свой род и опускаться на дно общества: разорившаяся знать пополняла ряды недовольных, потенциальных заговорщиков, сообщников Катилины; и наоборот, сын парвеню, разбогатевшего вольноотпущенника, мог вступить в сословие всадников и рассчитывать на то, что его будущий сын станет сенатором. Приобретенные добродетели претворялись в окружающую знатного человека общую ауру благородства; если отпрыск знатного рода, входящего в избранное высшее общество, не совсем никчемный человек, пишет Цицерон, он непременно займется политической карьерой или по крайней мере приумножит состояние своей фамилии. Обучение принципам соблюдения интересов семьи — важная, часто недооцененная часть римского воспитания. В 221 году до н. э. Римский народ слушал поминальную речь очень важного сенатора по имени Цецилий Метелл; одним из достоинств покойного было названо умение «зарабатывать много денег честными способами». Конечно же, не было ничего позорного в том, чтобы быть «бедным», и вполне очевидно, что большинство граждан именно в этом состоянии и обреталось; встречались и такие люди, которые, подобно Горацию, даже находили в бедности мудрость.
Беда в том, что смысл слова «бедность» различен во французском и латинском языках: во французском это понятие относится ко всему обществу, в котором бедные составляют большинство, тогда как богатые — лишь небольшую горстку; в латинском же это большинство не принималось в расчет вовсе, и смысл слова относится к меньшинству, которое мы бы назвали богатыми: бедными считались люди, которые были богаты, но не слишком. Гораций сделал из бедности добродетель и мог этим утешаться в случае крушения своих надежд: бедность была для него спасательной шлюпкой. Эта шлюпка состояла из двух имений, одного в Тиволи и другого в Сабине, где один только хозяйский дом занимал площадь в десять соток. Бедность обреталась далеко за горизонтами христианского понимания и современного смысла этого слова.
Заниматься увеличением состояния или, во всяком случае, управлением имуществом и ведением дел — противоречило ли это понятию свободного времени? Вовсе нет. Как мы могли убедиться, коммерческий расчет существовал вне всякой связи с личностью знатной особы (подобно тому как для нас поэт Поль Элюар, который жил за счет перепродажи недвижимости в Сен—Дени, остается поэтом, а не агентом по недвижимости). Управление земельной собственностью предполагало, что хозяин должен следить за обработкой земли в своих имениях, контролировать управляющего или раба–интенданта, продавать продукцию по выгодной цене; кроме того, нужно было Давать деньги в долг под проценты, чтобы они продолжали Работать на прибыль. Однако все это напрямую вытекало из права владения землей и было лишь исполнением необходимых, приличествующих порядочному человеку обязанностей. Оставалась еще масса возможностей «заработать много денег» другими способами, честными или не очень, с соблюдением или нарушением гражданских прав и с использованием должностей и чинов: жениться на приданом, получить наследство или имущество по завещанию, обкрадывать своих подчиненных или «пилить» государственные средства.
Класс вне классификации
Работали только люди, более ни на что не годные, люди же благородные исполняли функции руководства, называемого сига или epimeleia, что можно было бы перевести как «правительство» в том значении этого слова, которое имеет в виду Оливер де Серр, говоря о внутреннем управлении земельной собственностью. Это был единственный род деятельности, до стойный свободного человека, поскольку фактически являлся прямым воплощением руководящих функций. Речь идет и об управлении имением со стороны отца фамилии, и о государ ственной миссии, порученной уполномоченному лицу, и даже об имперском правительстве, во всяком случае мыслители часто называли императора государем–патриархом. Совершенно не важно, что Сципион Африканский не только управлял своими землями, но и, как запоздавший Цинциннат, собственноручно на земле работал: значение имеет лишь то, что при этом он оставался хозяином. В подобной ситуации быть «тружеником», то есть человеком деятельным и энергичным, считалось даже почетным. Когда Вергилий пишет, что трудом можно всего до биться, он вовсе не считает труд всеобщим законом жизни, он говорит лишь о том, что усердие и рвение способны преодолеть все преграды. Жить не ленясь было добродетелью, рожденной из естественной необходимости: никогда ничем не заниматься, говорит Плутарх, пренебрегать друзьями и не состоять на государственной службе — означает вести жизнь устрицы. Высокопоставленный чиновник должен быть человеком энергичным, чтобы все свое время, с утра до вечера, строчку за строчкой выверять счета фиска. Не дать себе заржаветь — вот правило Катона, человека действительно великого.