История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века
Шрифт:
ПРОСТИТУЦИЯ
«Лучше лишить невинности уличную девку, чем получить объедки с королевского стола», — писал Брантом, который, не обращая внимания на противоречия, говорил и следующее: «Чем дороже товар Венеры, тем больше он нравится». Слово «проститутка», произошедшее от латинского глагола prostituere—выставлять на публику, обозначает женщину, которая, перестав быть «частным имуществом», предлагается тому, кто платит. Это понятие покрывает широкое лексическое пространство, потому что для обозначения торгующей собой женщины существует более шестисот слов и выражений, иногда это грубые метафоры типа «трубочистка» и «трехстволка». «Древнейшая профессия» хранит свою тайну: если нам известно многое о проститутке, то о сутенере мы знаем меньше, а о клиенте, движущей силе профессии, — почти ничего. После изобретения надувной куклы с вагиной публичная женщина была полностью овеществлена. Если проституция не преступление, то приставание к прохожим, наоборот, является таковым; в первом своем значении французский глагол racoler—приставать к прохожим — имел значение «снова обнимать», что не является действием, осуждаемым моралью. Ремесло шлюхи требует если не тайны, то по крайней мере скрытности: Булонский лес становится местом работы проституток по ночам.
Согласно переписи 1565 года, в Венеции на 165 ооо жителей приходилось ю ооо куртизанок; они были занесены в ежегодные справочники с указанием расценок и специализации. Вот что говорит одна из героинь Пьетро Аретино: «Я перепробовала столько разных
В XIX веке социальная функция проституции коренным образом изменилась, о чем пишет Ален Корбен, тезисы которого можно резюмировать следующим образом40. В первой половине XIX века в Париже и других крупных городах наблюдается диспропорция в половом составе населения. «Иммигранты» тех времен (например, приезжавшие из деревни на заработки на тот или иной срок каменщики) могли перевозить семьи лишь после того, как обживутся в городе. Во избежание изнасилований и прочих преступлений такого рода существовали бордели, за которыми зорко следила полиция. С конца Второй империи растет уровень жизни «трудящихся», они перестают быть опасными: к мужчинам перебираются их родные, появляются рабочие семьи. Об этом писала Мишель Перро. В результате рабочие становятся высоконравственными, что всячески поддерживается патронатом; одновременно это повышает их сплоченность. Отныне олицетворением порока становится «буржуа» (он напивается, объедается, требует от своих работниц или служащих права первой ночи и т.п.). У проституток появляется новая клиентура: молодые люди из буржуазной среды, где принято жениться поздно, а невинность девушек тщательно охраняется; малооплачиваемые служащие, у которых не хватает средств на создание «буржуазной» семьи, но которые при этом не желают жениться на девушках из простонародья; студенты; солдаты-резервисты, проходящие «сборы», и т. д. У этой клиентуры другие запросы: более длительные «связи». Девицу, переставшую быть уличной, содержат несколько любовников. Спрос рождает предложение. Наступает эра «белошвеек», девушек из рабочей среды, работающих в сфере моды. Благодаря работе они узнают буржуазных дам, которые их эксплуатируют, выводят из себя и завораживают. В 1890 году Габриель Тард написал «Законы подражания», а Жан Жене продолжил тему в «Служанках». Эти молодые женщины, совершенно не задумывающиеся о том, что их ждет в старости, о семейной жизни (семейную жизнь высоко ценит рабочий класс, к которому они больше не хотят иметь отношения), предпочитают приключения, последовательные или параллельные.
Боязнь сифилиса и тревога по поводу «вырождения»
Эта «революция проституции» имела свою цену: сифилис и сифилофобию. Женатые буржуа, не получающие достаточного удовольствия от секса с женами, ходят к проституткам, которые часто заражают их. Они, в свою очередь, заражают жен. Полиция может следить за борделями, но не за этой новой напастью. Вот что пишет доктор А. Фурнье по поводу «невинных жертв сифилиса»: «Новорожденный сифилитик заражает принявшую роды повитуху и кормилицу, пациент заражается через плохо стерилизованные инструменты или при татуаже, порядочных женщин заражают мужья». Основываясь на данных 842 исследований, проведенных среди его частных клиенток, Фурнье делает вывод, что как минимум 20% женщин, больных сифилисом, — это честные матери семейств (А. Корбен). Тот же автор оценивает количество сифилитиков в одном лишь Париже в 125 ооо. Э. Дюкло, директор института Пастера, утверждал, что во Франции в 1902 году было около миллиона сифилитиков и два миллиона больных гонореей. Начинаются апокалиптические разговоры о заражении сифилисом всего рода человеческого, если мораль не восторжествует над инстинктами. В 1899 году в Брюсселе проходит конференция, на которой создается Международное общество по санитарной и моральной профилактике. Сифилис распространяется во французских колониях, и еженедельник Le Pere Peinard, цитируемый Аленом Корбеном, играет словами «сифилизация» и «цивилизация». Американец Саймон Флекснер писал в 1913 году: «Страна, которой удастся обуздать венерические болезни, во многом опередит своих противников». Гитлер (вероятно, страдавший сифилисом) инициирует закон от 18 октября 1935 года, предписывающий обязательную консультацию врача перед вступлением в брак, запрещающий носителям венерических заболеваний жениться и обязывающий стерилизовать их посредством кастрации. Если ко всему сказанному добавить, что проститутки нередко страдали алкоголизмом, очень часто— туберкулезом, то станет понятно, до какой степени в обществе была сильна «тревога по поводу вырождения» и что возвращение к моральным устоям было необходимо для защиты «вида». Сифилофобия пойдет на спад лишь после II Мировой войны, когда будут открыты антибиотики. Тре-понемы и гонококки адаптировались к своим новым противникам, но контрнаступление не вызвало новой волны боязни сифилиса. По-прежнему остаются два вопроса: кто торгует собой? Кто является клиентом?
Кто торгует собой?
Онтогенетическая этиология проституции обнадеживала. В конце XIX века «специалистки» еще поддерживали тезис о врожденной склонности к проституции. Гипотеза о социальном ее генезисе отметалась в связи с тем, что нищих женщин много, однако не все нищие продают свое тело. В1911 году доктор О. Симоно, служивший врачом в полиции нравов, провел осмотр двух тысяч «продажных женщин» и сделал вывод, что «к проституции существует патологическая органическая склонность», которую он назвал «наследственным безумием», потому что, по мнению этого врача, проституция имеет наследственное происхождение, является результатом «химических, биологических, плазменных изменений». Это опровергало скандальные по тем временам утверждения Габриеля Тарда, который был профессором Коллеж де Франс, а до того—директором Службы статистики при Министерстве юстиции. Он осмелился поднять проблему спроса на продажную любовь, задав простой вопрос: «Клиент проститутки—кто он?» С чрезвычайной смелостью для той поры (Тард умер в 1904 году) он напоминает о том, что в христианском обществе, в котором нет эротики и которое не предполагает получения удовольствия от супружеского секса, фрустрированный муж, часто никогда не видевший свою жену полностью обнаженной, прибегает к услугам проституток. Более того, он утверждает, что все движется к новой этике, которая будет признавать «утилитарную или эстетическую ценность чувственного удовольствия и его роль в жизни индивида и всего общества. Результатом
Клиент проститутки — кто он?
Так кто же все-таки клиент? Для одинокого иммигранта идти искать расслабления в борделе нормально, его мотивация очевидна. Но сорокалетний преуспевающий руководитель, за рулем своего «БМВ» снимающий проститутку на авеню Фош в обеденный перерыв? Из «Доклада Симона» узнаем, что проститутки — и их сутенеры—живут за счет «случайных» клиентов. Но кто эти клиенты? Мы этого не знаем. Мужчины, жаждущие некоей экзотики, от которой отказываются жены или любовницы? Стыдливые извращенцы, которые таким образом реализуют свои вуайеристские, фетишистские и садомазохистские потребности? Робкие и стеснительные мужчины, которым доступна лишь проститутка, получающая за свои услуги деньги? Психопаты, помешанные на тайне, которые в анонимности таких отношений находят гарантию того, что тайна будет сохранена? Скрытые гомосексуалы, которым нравится смотреть, как другие клиенты занимаются сексом? Католики-грешники, разделяющие любовь и секс и не желающие, чтобы их жена привыкала к обязательному оргазму? Закомплексованный тип, стремящийся, чтобы его ни с кем не сравнивали, как это могла бы сделать бесплатная партнерша? Богатый человек, который еще раз решил доказать себе, что за деньги можно получить все что угодно? А если не все, то, по крайней мере, практически идеальные подобия? Паиньки, желающие время от времени наслаждаться нарушением установленного порядка? Это всего лишь гипотезы. Остаются уверенность и умиротворение.
Уверенность? Результатом пресловутой «сексуальной революции» явилось лишь увеличение количества порнографических журналов и фильмов, а клиентов у проституток меньше не стало. В этом смысле секс — в отличие от голода — остается сферой неудовлетворенности. Умиротворение? Сексологи Мастерс и Джонсон говорят о «благотворном терапевтическом влиянии проституток» и выступают'за «научную реабилитацию» проституции, которая при должном медицинском контроле могла бы содействовать предупреждению или лечению сексуальных расстройств у отдельных индивидов.
СЕКС И СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ
Секс в нуклеарной семье, где существует любовь между супругами и их детьми, является «практикой» — в том смысле, который в это слово вкладывает Мишель Фуко. Таким образом, он является продуктом состояния общества, и когда в обществе происходят изменения, это состояние мутирует. Практика эта, конечно, идеальная, потому что любовь и дружба иногда умирают. Осознание—или признание — эфемерности является одним из важнейших новшеств частной жизни начиная с 1920-х годов. Прежде строгость социальных кодов и навязываемых ими табу запрещала даже думать на эту тему всем, кроме некоторых «оригиналов», каким был, например, Шарль Фурье. Конечно, к некоторым отклонениям относились терпимо, если они касались супруга, искавшего удовольствий в объятиях любовницы или проститутки, при условии выполнения им супружеского долга. «Сексуальная свобода» на фоне увеличения продолжительности жизни, а следовательно, и совместного существования показала, что акме не может повторяться до бесконечности, что в смене партнеров находит выражение сексуальный инстинкт, что такая система отношений, как моногамия, существовала не всегда и что она не была распространена повсеместно, короче говоря, что она была обусловлена исторически.
Тип пары, где безупречная жена была верна мужу, а ветреный супруг изменял ей, осталась в прошлом. Западное общество вновь открыло сексуальный потенциал женщин, о котором говорил Овидий и которому есть масса примеров в античной мифологии. Многие культурные системы укрощали его различными способами, к которым можно отнести насильственный брак и изоляцию женщин, женское обрезание, инфибуляцию и пр. Сохранять девственность во французских буржуазных кругах было необходимо для того, чтобы женщина не имела возможности сравнивать. Брачная ночь часто переживалась женщиной как изнасилование, дальнейшие сексуальные отношения — как «долг», если не как «ярмо». Может ли сексуально «эмансипированная» женщина на протяжении пятидесяти лет довольствоваться одним и тем же мужчиной? Не пойдет ли неудовлетворенная, утомленная или испытывающая отвращение женщина искать «утешения на стороне»? Сексологи берут на себя труд успокоить мужчин и снять вину с женщин: по их мнению, лучше всего примирила бы требования социального уклада и зов природы «гибкая моногамия» (одна или несколько продолжительных связей в течение жизни плюс кратковременные отношения, «приключения»), потому что социальный контроль заменяет «супружеский долг» «правом на оргазм», которое превращается в «долг оргазма».
НА ПУТИ К УНИСЕКСУ?
По мнению Филиппа Арьеса, важнейшей особенностью современности является возникновение общества унисекс. «Как выполняя родительские обязанности, — пишет он,—так и в отношении с сексуальными партнерами люди часто меняются ролями. Любопытно, что модель унисекс—мужская. Силуэт молодой женщины близок к мальчишескому. Женщина потеряла свои формы, столь любимые художниками XVI-XIX веков». Утверждение безапелляционное. Так ли это? Или только кажется? Разумеется, в прежние времена пространства вне дома были разграничены: в викторианские пабы и клубы не допускались женщины, во французских быстро, где собирались мужчины, встретить женщин можно быйо очень редко, и это были женщины, «ведущие дурную жизнь»; мужчинам же был заказан вход в прачечные, хотя их очень беспокоили разного рода признания, которые могли там делаться. Сегодня все это коренным образом изменилось. Постепенно женщинам стали доступны высшие школы и профессии, традиционно считавшиеся мужскими, и наоборот, мужчины проникли в женские сферы: врач-гинеколог заменил повитуху, мужья стали присутствовать при родах, пеленать младенцев, готовить, мыть посуду и т. п. Мужчины и женщины носят джинсы, женский силуэт фирмы Dim подгоняется под мужской (опять демонстрация вечного мужского доминирования?). Ранний секс стирает границы: когда девушки должны были хранить девственность до свадьбы, они делились друг с другом своими эротическими фантазиями. Мальчики же выставляли напоказ свою сексуальность, ходили компаниями в бордель, давали друг другу советы по поводу лечения венерических болезней. Сегодня же молодые пары вместе обращаются в больницу по поводу лечения гонореи. Уже упоминавшаяся анкета Жирара — Штетцеля «Французы и их нынешние ценности» обнаруживает «очень высокий уровень согласия между представителями двух полов». Если женщины более религиозны и консервативны, чем мужчины, то в этом, по мнению авторов, следует винить возраст осознания себя женщиной: восьмидесятилетние мужчины (впрочем, их мало) столь же «правые», как и женщины их поколения. Также можно заметить, что девушки и молодые женщины охотно используют лексикон своих друзей, любовников или мужей—употребляя жаргон, грубую и даже нецензурную лексику; что в соблазнении, или, как теперь принято говорить, «съеме», инициатива принадлежит им; что реклама теперь делает мужчин сексуальным объектом не в меньшей степени, чем женщин, и т.д. Так что же, движение на пути к унисексу необратимо?