История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Арьес Филипп

В связи с этой неоспоримой эволюцией возникает множество вопросов. В первую очередь историков интересует дата: почему изменения начались именно в эту эпоху, а не раньше или позже? Аргументы в пользу нового отношения к женскому труду были в предыдущем веке теми же, что и двадцать-тридцать лет назад. Почему же надо было ждать середины XX века? Почему эволюция затронула в первую очередь среду городских наемных работников и лишь потом медленно и постепенно распространилась на все общество?

Ответ мы находим в исчезновении господствовавшей в прежние времена недифференцированности пространства и труда. В связи с тем, что хозяйственные и производственные задачи выполнялись одновременно, в замкнутом домашнем мирке, гендерное разделение труда не рассматривалось как неравенство и порабощение. Подчинение женщины мужчине проявлялось в укладе/быту—на фермах, например, женщина подавала мужчине еду и стояла рядом до тех пор, пока он не заканчивал есть, и только потом садилась за стол сама. Однако труд по хозяйству не считался менее почетным. Мужчина и женщина тяжело работали на глазах друг у друга. В условиях чрезвычайной бедности в крестьянской или рабочей среде женский труд приносил доход. К тому же семейный

доход начинается с экономии средств, и умение хозяйки экономить играло большую роль. Эти деньги иногда вкладывались в дело. Мужчины, в свою очередь, тоже работали по хозяйству—заготавливали дрова, делали предметы обихода, мебель, чтобы не тратить деньги на их приобретение.

Специализация пространства нарушает равенство супругов и превращает женщину в прислугу. Образ мужа, который читает газету, сидя в кресле, в то время как его жена хлопочет по хозяйству, предполагает, что он работал целый день вне дома. Одновременно с этим идет процесс монетизации экономии: сокращение трат менее выгодно, чем зарабатывание денег. Работа по найму придает мужчине некое особое достоинство, а женщина, остающаяся дома, становится служанкой мужа: теперь примечательно не столько то, что она работает на дому, сколько то, что она работает на другого. Дифференциация производственного и хозяйственного пространства придает новый смысл гендерному разделению задач и превращает отношения в паре в отношения хозяина и прислуги, что прежде было свойственно буржуазии. Это тем более невыносимо, что в обществе в целом становится ненормальным работать в чужом частном пространстве. Наемный труд женщин в XX веке приобрел эмансипирующее значение, будучи при этом результатом более глобальной эволюции, изменившей нормы наемного труда в целом.

СОЦИАЛИЗАЦИЯ НАЕМНОГО ТРУДА Работа у других

Работе у себя на дому в начале XX века противопоставлялась работа на дому у других. Какова бы ни была его форма, наемный труд первоначально был работой, совершаемой на территории кого-то другого. Эта работа выполнялась не в публичном пространстве, где были приняты определенные коллективные нормы, а в частном пространстве другого человека.

Прислуга

В этом аспекте образцовой формой работы на частной территории других людей представляется работа слуг. О ком бы ни шла речь — о прислуге на ферме (i 800 000 человек в 1892 году) или о слугах в буржуазных домах—которых, согласно переписи населения 1906 года, было 960 ооо,—важно то, что эти люди полностью лишались своей частной жизни и входили в частную жизнь хозяев. В отличие от поденщиков и домохозяек, они живут под крышей хозяев, питаясь прямо на рабочем месте или, как в случае с батраками на фермах, за одним столом с хозяевами; у них нет ничего «частного». Батраки на фермах спят, как правило, в хлеву, и все их личные вещи помещаются в кармане, в лучшем случае—в торбе. В городах прислуга за всё часто спит в каморке при кухне, некоторые горничные живут в мансардах, где могут держать какие-то предметы туалета и побрякушки. Книги по домоводству настоятельно рекомендуют хозяйкам регулярно заходить в комнаты горничных. Впрочем, служанки туда приходят только поспать.

Отношения, в которые вступают служанки, тщательно контролируются хозяевами. Их редкий отпуск короток, а письма вскрываются. Иногда, гуляя с хозяйскими детьми в парке, девушки знакомятся с какими-нибудь парнями; приглашая ухажеров подняться в кухню по черной лестнице, они рискуют быть уволенными.

Среди слуг очень мало людей семейных, и это обстоятельство как нельзя лучше характеризует ситуацию с частной жизнью в этой среде. Работники ферм почти всегда холостяки и незамужние, и даже если это не так, то все равно ничего не меняется: супруга нет рядом, он никак не проявляется. В богатых буржуазных и аристократических домах случается, что кучер женится на горничной и они остаются на службе. Но в таком случае им лучше не иметь детей: наличие ребенка означало бы потерю места, если только у главы семьи нет маленького домика или хоть сторожки в деревне. Прислуге не следует размножаться, ее частная жизнь может быть лишь подпольной или маргинальной.

Зато слуги участвуют в частной жизни своих хозяев и являются свидетелями самых интимных моментов их жизни: пробуждения, отхода ко сну, туалета, еды; они видят хозяев вне светских и публичных условностей, занимаются их детьми и лучше кого бы то ни было знают их проблемы со здоровьем, их капризы, ссоры и интриги. Иногда им доверяются секреты: предполагается, что они будут держать язык за зубами.

Надо сказать, что часто отношения хозяев и слуг выглядят скорее как семейные, нежели как профессиональные. Слуга—это нередко почти родственник, а бедные родственники, например какая-нибудь тетушка — старая дева,—почти слуги. Конечно, эти отношения иерархичны: один занимает положение выше, другой ниже; но таковыми являются и семейные отношения, и ребенка, который вдруг не проявит к родителям надлежащего почтения, грубо одернут. Слуги часто очень привязаны к своим хозяевам и их детям — ведь сами они лишены теплых семейных отношений. Хозяева относятся к слугам, как правило, с дружественной благосклонностью, ими занимаются, ухаживают за ними, когда они болеют. Хозяева традиционно обращаются к слугам на «ты» (как в армии, где офицеры «тыкают» солдатам), а слуги говорят с хозяевами в третьем лице, но называют их по имени: мсье Жак, мадам Луиза, в том числе детей. Очевидно, что называть их по фамилии не имеет смысла, так как отношения между ними разворачиваются в лоне домашнего очага, если не сказать — семьи. Иногда, как известно, дело заходит гораздо дальше: невозможно точно подсчитать количество романов хозяев со служанками и хозяек с лакеями, но они не плод воображения авторов водевилей...

То же самое можно сказать о происходящем на фермах, с небольшими нюансами. Та же близость в повседневной жизни, то же самое знание семьи и ее тайн, иногда те же интимные отношения между фермершей и слугой. Разница заключается в другом: в городских буржуазных домах слуги выполняют работу по дому, на селе же они участвуют в производстве. Работники на фермах в меньшей степени участвуют в частной жизни

хозяев, чем прислуга за всё и горничные. Отношения между работником и хозяевами здесь менее длительные: их нанимают на год, и сроку платежа за работу предшествует свободная неделя. Например, так было в Бретани вплоть до начала 1920-х годов, как пишет Пьер-Жаке Элиас¹⁴. Прислуга за всё нанимается, как правило, на неопределенный срок, хотя жалованье ей выплачивается ежегодно. На большинстве ферм, за исключением самых больших, к помощи наемных работников прибегают в совершенно определенную фазу жизни: когда сын или сыновья еще слишком малы, чтобы работать наравне со взрослыми; когда им исполняется шестнадцать-семнадцать лет, работников, которые до этого момента восполняли нехватку рабочей силы в семье, увольняют. В противоположность этому, буржуазное домохозяйство не может существовать без слуг, и пусть их число варьируется (например, когда подрастают дети: тогда дополнительно нанимают кормилицу, няню, воспитателя), для повседневной жизни в буржуазном доме требуются слуги — горничные, повара, посудомойки. Не имея по крайней мере одной служанки, нельзя поддерживать свой социальный статус.

Эти различия, впрочем, не затрагивают собственно рабочих отношений: в обоих случаях они основаны на отношениях личных. На ферме, как и в буржуазном доме, слуга обслуживает лично хозяина. Выполнением прямых обязанностей отношения между слугой и расплатившимся с ним хозяином не ограничиваются. Хозяин ждет от слуги, работа которого не имеет четкого определения, разнообразной помощи и уважительного, сочувственного и любезного поведения: ворчуны и склочники, как правило, на работе не задерживаются. Слуги, в свою очередь, вправе ждать от хозяев, помимо жалованья, благожелательного отношения к себе: Жюль Пайо в своем руководстве для будущих служанок настоятельно рекомендует им не терпеть неуважительное отношение к себе и не оставаться работать в доме, где они не могут ничему научиться¹⁵. Хозяйка должна заняться воспитанием служанки и научить ее «управлять хозяйством». Речь здесь не идет о чем-то обезличенном: необходимо, чтобы хозяин и слуга подходили друг другу. Во времена, когда в основе брака лежало социальное соответствие супругов, подобные отношения работника и работодателя походили на семейные: это были отношения частного порядка.

Но не стоит идеализировать эту картину. В почти семейных отношениях между хозяином и слугой не было никакой идиллии: семья — это территория не только любви, но и напряжения и конфликтов. Одно нельзя сбрасывать со счетов: по мнению юристов, трудовой договор в те времена был делом частного порядка.

Работники, живущие у хозяина

Надо отметить, что в начале века положение слуг не многим отличается от положения других наемных работников. Многие из них живут дома у хозяина. Посмотрим, что писали в своих отчетах о жизни в провинциальном городе счетчики, проводившие перепись населения в 1911 году. В доме мясника мы обнаруживаем мальчишку-подмастерья, а в пекарне—пекарей, работавших на хозяина. Вот кондитер-шоколадник: в его доме живет дюжина работников, в основном мужчин; конечно, они производят шоколад, но может быть, среди них есть и кучер? Вот модистка, с которой проживает сестра: можно поспорить, что именно она накрывает на стол и моет посуду¹⁶. Между слугой и наемным работником, живущим у хозяина, граница весьма зыбкая. Так же трудно установить границу между рабочим, живущим у хозяина, и рабочим, живущим в другом месте. Во-первых, потому, что, как мы видели, даже если признать, что заводы-интернаты представляют исключения из правил, нередки случаи, когда какая-то часть персонала отдельных предприятий живет там же, где работает. Отношения между рабочим и хозяином предприятия часто такие же, как между хозяином и слугой. Это в большой мере зависит от размеров предприятия: в небольших мастерских, лавках, пекарнях рабочие называют своего патрона по имени, как слуга хозяина («мсье Франсуа»), и могут поговорить с ним с глазу на глаз. На более крупных предприятиях (не будем забывать в то же время, что Франция — это страна малого бизнеса) отношения обезличиваются и рабочие не вступают с хозяином в личный контакт. При этом каков бы ни был размер предприятия, патроны считают, что, находясь на заводе, они «у себя»: для них завод—это не публичное пространство, но частная сфера. Поэтому они очень долго сопротивлялись допуску рабочих инспекций, визиты которых считали посягательством на неприкосновенность частной собственности. То, что они называли заводы своим «домом», очень показательно: для них не было разницы между жильем и предприятием.

Патернализм

Таким образом, патернализм был для них чем-то естественным. Ошибочно было бы усматривать здесь макиавеллиевский расчет. Безусловно, патернализм служит интересам хозяев предприятий, но если бы они не заботились о своих интересах, они бы потерпели крах, поэтому бессмысленно их в этом упрекать. В то время патроны представали или патерналистами, или циничными и жестокими эксплуататорами. Патрон, осознающий свой долг, считает себя «добрым отцом семейства»: не это ли лежит в основе процветания богатых домов? В связи с тем, что трудовой договор — дело частное, «хороший» патрон—это патерналист.

Патернализм затрагивает и семью владельца предприятия. Он не только не должен жалеть себя—например, ему следует достаточно часто обходить все цеха, — но и его частная жизнь не должна быть целиком и полностью частной. Патрон и его семья живут, в особенности в провинции, на всеобщем обозрении; чтобы спрятаться от чужих глаз, надо вести «двойную» жизнь, и жизнь частная в таком случае—это романы на стороне. Патрон должен появляться вместе со своей женой на вручении наград в школе, на награждении медалями за хорошую работу и т.д. Его супруга должна деятельно помогать семьям, матерям, заниматься школами бухучета и стенографии для девушек, поликлиниками, рукодельными мастерскими... Его дети находятся под пристальным вниманием окружающих, следящих за тем, как они растут, и обсуждающих их шалости; по случаю свадьбы кого-то из хозяйских отпрысков все получают щедрые подарки. Иначе говоря, жизнь хозяйской семьи —это жизнь напоказ. Да и дом хозяина стоит рядом с заводом, поблизости от цехов и часто даже внутри заводских стен.