История Энн Ширли. Книга 1
Шрифт:
Однако Мэтью определенно хотел, чтобы она осталась. Вот уж непонятно, что это на него нашло. Марилла с удивлением поняла, что и сегодня он не изменил своего желания и будет хотеть этого и дальше. Такой уж Мэтью человек: если ему что-нибудь втемяшится, то ничем эту дурь у него из головы не выбьешь. Он будет держаться за свое с молчаливым упорством, которое в десять раз убедительнее любых доводов именно потому, что не выражено словами.
Когда они закончили завтракать, Энн вышла из своей задумчивости и предложила вымыть посуду.
— А ты умеешь мыть посуду? — недоверчиво спросила Марилла.
— Умею. А еще лучше я умею ухаживать за маленькими
— Ну, мне хватает того, что есть. С тобой одной достаточно хлопот, просто не знаю, что и делать. Какой все-таки Мэтью нелепый человек.
— А я считаю, что он замечательный человек, — возразила Энн. — Он отлично меня понимает. И согласен, чтобы я болтала сколько мне вздумается. По-моему, ему даже нравится меня слушать. Я в нем сразу почувствовала родственную душу.
— Если ты хочешь сказать, что вы оба с мозгами набекрень, — тогда вы и впрямь родственные души, — фыркнула Марилла. — Ладно, вымой посуду. Воды горячей не жалей и как следует протри все полотенцем. У меня и без посуды сегодня утром дел невпроворот. После обеда надо будет съездить в Белые Пески и повидать миссис Спенсер. Ты поедешь со мной, и там уж мы и решим, что с тобой делать. А когда закончишь с посудой, пойди наверх и заправь свою постель.
Энн весьма умело перемыла посуду, что была вынуждена признать даже Марилла, которая следила за ней исподтишка. Потом девочка пошла наверх убирать постель, и это получилось у нее не так хорошо — ей раньше не приходилось иметь дело с периной, и в результате она не сумела разгладить ее как следует. Так или иначе, дело было сделано, и Марилла, чтобы отвязаться от девочки, велела ей идти гулять.
Энн с сияющими глазами ринулась к двери, но на пороге остановилась, повернула назад и села за стол. Лицо ее померкло, словно кто-то накрыл его темным колпаком.
— Ну, что еще? — раздраженно спросила Марилла.
— Я боюсь, — ответила Энн тоном мученицы, которая отказывается от всех земных радостей. — Боюсь полюбить Грингейбл — ведь все равно мне здесь не жить! А если я пойду гулять и познакомлюсь с деревьями, цветами, садом и ручьем, я обязательно их полюблю. Мне и так тяжело, я не хочу, чтобы было еще тяжелее. Мне так хочется в сад, они все словно зовут меня: «Иди к нам, Энн, давай поиграем вместе!», но я, пожалуй, не пойду. Нельзя позволять себе полюбить что-нибудь, если у тебя все равно это отнимут. Поэтому я так радовалась, когда думала, что буду здесь жить. Я знала, тут так много всего, что можно любить. Но это был только краткий сон. Я уже проснулась. Я смирилась со своей судьбой, но гулять не пойду, так как боюсь, что смирение мое пройдет и я опять буду роптать на судьбу. А как зовут эту герань, что стоит на окошке?
— Это герань с яблочным ароматом.
— Нет, я спрашиваю не про то, как называется этот сорт! Как вы ее сами называете? Разве у нее нет имени? Можно, я придумаю ей имя? Я назову ее… как бы ее назвать?.. Назову ее Милашка. Можно, я буду звать ее Милашкой, пока нахожусь здесь? Пожалуйста, можно?
— Господи, мне-то какое дело! Только зачем давать имя кусту герани?
— Мне нравится, чтобы у всех было имя, даже у цветка в горшке. Тогда он делается похожим на человека. А может, герани обидно, когда ее называют просто герань? Вам ведь не хотелось бы, чтобы вас звали просто женщина, правда? Да, я буду звать ее Милашка. Я уже придумала имя и для вишни, что растет у меня под окном. Я назвала ее
— Ну и девчонка, сроду такой не встречала, — бурчала себе под нос Марилла, спускаясь в погреб за картошкой. — Но Мэтью прав — она и впрямь забавная. Все время ждешь — что она еще скажет? Так она и меня, глядишь, заколдует. Мэтью уже попался. Как он на меня посмотрел, когда уходил в поле: дескать, я по-прежнему стою на своем. Если бы он не молчал, а вел себя как другие мужчины! Тогда можно было бы с ним поспорить, доказать, что он не прав. А что делать с таким, который только глядит?
Когда Марилла вернулась из своего паломничества в погреб, Энн сидела у окна, подперев подбородок кулачком и глубоко задумавшись. Марилла не стала ее беспокоить, и девочка просидела так до обеда.
— Мэтью, я хочу взять кобылу с коляской, надо после обеда поехать в Белые Пески, — сказала Марилла за обедом.
Мэтью кивнул и грустно посмотрел на Энн. Сестра перехватила его взгляд и решительно продолжала:
— Надо разобраться с этим делом. Я возьму Энн с собой, и миссис Спенсер, наверное, сумеет сразу отправить ее обратно в Новую Шотландию. Я тебе оставлю все к чаю, а к вечерней дойке я уже рассчитываю быть дома.
Мэтью по-прежнему молчал, и у Мариллы возникло ощущение, что она зря ему это все объясняет. Как же тяжело с мужчиной, который никогда не спорит! Тяжелее может быть только с такой же женщиной.
После обеда Мэтью запряг гнедую кобылку в коляску, и Марилла с Энн отправились в путь. Мэтью открыл для них ворота и, когда они проезжали мимо него, сказал как будто бы сам себе:
— Сегодня утром ко мне приходил Джерри Буот. Пожалуй, найму его в работники на это лето.
Марилла ничего не ответила, но хлестнула ни в чем не повинную кобылку кнутом с такой силой, что та, не привыкшая к подобному обращению, рванула с места в галоп. Подпрыгивая на ухабах, Марилла оглянулась и увидела, что ее несносный брат стоит, опершись о калитку, и грустно смотрит им вслед.
Глава пятая ИСТОРИЯ ЭНН
— Знаете, — доверительно сообщила Энн Марилле, — я решила получить от этой поездки такое удовольствие, какое только возможно. Я давно уже поняла, что если решишь получить от чего-нибудь удовольствие, то обязательно получишь. Надо только твердо решить. По дороге я не буду думать о том, что мне придется ехать обратно в приют. Я просто буду смотреть по сторонам. Ой, глядите, одна розочка уже распустилась! Какая хорошенькая! Она, наверное, радуется, что она розочка. Жаль, что цветы не умеют разговаривать. Я уверена, что они говорили бы только приятные вещи. А правда, розовый — самый изумительный цвет на свете? Я его обожаю, только он мне не идет. Рыжим нельзя носить розовое, даже в воображении. Вы не знаете людей, у которых в детстве были рыжие волосы, а потом потемнели?
— Нет, не знаю, — безжалостно отрезала Марилла, — а уж у тебя-то они вряд ли потемнеют.
Энн вздохнула.
— Ну вот, рухнула еще одна надежда. У меня не жизнь, а просто кладбище рухнувших надежд. Я прочитала эту фразу в книжке, и произношу ее вслух каждый раз, когда мне необходимо утешение.
— Ну и какое же в этом утешение? — спросила Ма-рилла.
— Просто это так романтично звучит, будто я — героиня какой-нибудь книги. Я очень люблю романтичные вещи. Я даже рада, что могу сейчас так про себя сказать. А мы поедем через Лучезарное озеро?