История Европы. Том 2. Средневековая Европа
Шрифт:
Другой выдающийся киевский мозаико-фресковый комплекс — внутреннее убранство собора Михайлово-Златоверхого монастыря (1108 г.). Показательно, что на изображениях, украшающих его стены, уже преобладают славянские надписи. Сами же изображения полны стройности и даже воздушности. Сцена Евхаристии здесь во многом превосходит мозаику на аналогичный сюжет в Софии Киевской. В отличие от статичных, фронтально расположенных фигур апостолов в Софийском соборе, в Михайловском монастыре изображения апостолов полны динамики, они расположены в свободных позах, обращены друг к другу, словно ведут какой-то разговор, в их облике много чувства, экспрессии, одежды спускаются пышными, асимметричными складками. Лица выразительны, наделены острохарактерными чертами, отражают внутреннее психологическое состояние того или иного апостола. Каждое лицо — своего рода законченный портрет: апостол Петр мудр и суров, Павел благочестив и взволнован, Лука энергичен и эмоционален, Матфей несокрушим и строг, Иоанн задумчив и печален. Голова Ангела по художественному воплощению близка к ангелам церкви Успения в Никее. Устремленные ввысь,
На Руси искусство мозаики прекратило свое существование в XII в. Феодальная раздробленность, определенное снижение монументальности, столь свойственной киевской архитектуре, сопутствующее этому государственно-политическому процессу, не благоприятствовали развитию дорогого мозаичного искусства. Зато фреска в это время получает самое широкое развитие. Особенности этого искусства позволяли более гибко отражать запросы и идеалы формирующихся в это время местных школ. Суровость и внутренняя напряженность приземистых фигур с острым взглядом — таковы характерные черты новгородских фресок XII в. Великолепный, уникальный по сохранности их комплекс можно было видеть в церкви Спаса Нередицы (1199), варварски разрушенной немецкими фашистами. С этими фресками в известной мере созвучны дошедшие до нас росписи церкви св. Георгия в Старой Ладоге (80-е годы XII в.). Но они имеют и свои особенности. Их создатель явно тяготел к линейности стиля, повышенной орнаментальности. Во владимирских фресках, как и в архитектуре Владимиро-Суздальской Руси, больше возвышенного духовного аристократизма и изысканности. Таковы частично сохранившиеся фрески Дмитриевского собора.
Станковая живопись домонгольской Руси не уступала произведениям монументального искусства. Более того, можно смело сказать, что уже тогда иконопись стала ведущим видом древнерусского изобразительного искусства. Первые импульсы станковая живопись Древней Руси получила из Византии, откуда пришли основы иконографической схемы, художественные навыки и относительная объемность наиболее ранних русских икон. Начало было положено притекавшими на Русь великолепными памятниками византийской иконописи. Первое место среди них по праву принадлежит знаменитой Владимирской Богоматери — византийской иконе, ставшей одной из самых почитаемых святынь Древней Руси. На этой иконе нашел воплощение иконографический тип Богоматери-Элеусы (Умиление). На ней изображена Богоматерь, нежно прижимающая к своей щеке ребенка, которого она держит правой рукой. На лике Богоматери лежит печать строгой, даже суровой одухотворенности; тонкие аристократические черты его выражают отрешенность от мира, а темные глубокие глаза Богоматери полны безысходной скорби. Серьезен и сосредоточен младенец, доверчиво ласкающийся к матери. По манере письма Владимирская Богоматерь принадлежит к шедеврам классического византийского стиля и сохраняет некоторые черты эллинистической традиции, никогда не исчезавшей в Византии. На Руси эта икона пользовалась исключительной известностью и многократно копировалась.
Рис. Владимирская Богоматерь.
Но и в иконописи древнерусская живопись с годами все настойчивее и решительнее обретает свой собственный художественный язык. В ней очень скоро дают себя знать русские идеалы и черты. Например, Спас Нерукотворный XII в. поражает своей экспрессивностью, выраженной и в асимметричности построения лика, и в огромных выразительных глазах. Такие же бездонные глаза и у Ангела Златые власы, но они полны глубокого лиризма и грусти, в какой-то мере созвучной Владимирской Богоматери. В его юном, прекрасном лице, в его золотых кудрях, напоминающих линии перегородчатой эмали, сквозит новая эстетика древнерусского искусства, новое, более умиротворенное и жизнеутверждающее видение мира. Особой светозарностью отличается икона Георгия Победоносца конца XI — начала XII в., хотя его карнация (лепка лица) и по-византийски имеет черты объемности. В этой иконе особенно подкупает удивительное сочетание свежести юного лица Георгия с его непреодолимой мужественной силой.
Несмотря на все своеобразие, иконопись Киевской Руси была тесно связана с монументальным искусством. Это хорошо можно видеть на примере «Ярославской» или «Великой Панагии»[20] конца XII — начала XIII в. Лик Богоматери, ее одежда не могут не напомнить киевские мозаичные изображения. Краски на иконе, золотые асисты сверкают на ней, как смальта. К сожалению, до нас дошло очень немногое из творений иконописцев домонгольской Руси. В большинстве своем погибли и книги этого периода.
В Древней Руси книга была величайшей ценностью. Для ее украшения не жалели ни средств, ни усилий. Нас и сейчас поражает великолепное оформление, совершенство исполнения миниатюр, заставок, инициалов таких шедевров искусства книги, как «Остромирово евангелие» (1056—1057 гг.), «Мстиславово» и «Юрьевское евангелие» начала XII в., упоминавшийся уже выше «Изборник Святослава» 1073 г. Творческий порыв выражен в евангелистах «Остромирова евангелия», глубоко психологичны евангелисты в «Мстиславовом евангелии». Эти рукописи вышли, видимо, из княжеских мастерских-скрипториев. Иначе выглядят
Прикладное искусство Киевской Руси достигло высокого уровня. Его изделия ценились и пользовались широким спросом не только на Руси, но и за рубежом. Знаток ремесел в Германии Теофил из Падерборна писал в XI в. о Руси как «изобретательнице вслед за Византией и тщательной эмали, и разнообразной черни». Тончайшим мастерством отличались и русские изделия из скани, перегородчатой эмали, зерни. Прикладное искусство иногда обретало монументальные масштабы, диктовавшиеся предназначением изделия. Это особенно характерно для литых церковных дверей. Они украшались рисунками, наносившимися на медь методом огневого золочения, являвшегося своеобразной разновидностью офорта. Подлинным шедевром этого вида прикладного искусства являются южные и западные двери суздальского собора Рождества Богородицы, созданные в 20—30-е годы XIII в.
Культура Древней Руси обладала не только словесными и зрительными образами, с ними нераздельно было и музыкальное творчество. Народные песни, игра на гуслях, сказители, такие, как Боян, скоморошьи наигрыши составляли неотъемлемую часть жизни древнерусского человека. Но это было музыкальное искусство, гонимое церковью, к тому же оно не обладало нотной системой для своей фиксации — вот почему наше представление о нем очень смутно. Лишь поздние фольклорные отголоски этого искусства — это все, что дошло до нашего времени. С принятием христианства начинает на Руси развиваться и церковная музыка. Русская церковь получила из Византии богослужебный ритуал, тексты церковных песнопений в славянском переводе, систему осьмогласия, приемы распева отдельных песнопений. Однако сама мелодика русского так называемого знаменного распева отличалась от византийской, была во многом оригинальной, она черпала свои мелодии из драгоценной сокровищницы народного, еще языческого, славянского мелоса. На Руси была создана своя, во многом оригинальная, так называемая крюковая система музыкального письма, также отличающаяся от византийской как по начертанию нотных знаков, так и по принципам сложения. От XII—XV вв. сохранились памятники, правда, немногочисленные, другой системы нотного письма кондакарной нотации — кондаков, коротких песнопений, не включенных в циклы знаменного распева. Сравнение как крюковой, так и кондакарной нотаций с греческим нотным письмом показывает, что обе эти системы были оригинальным видом русского нотного письма, во многом отличавшегося от византийской нотации. Кондакарное письмо, очень сложное и изощренное, не имело явного сходства с византийским и южнославянским пением. Как и искусство мозаики, оно бесследно исчезло на Руси после монголо-татарского нашествия.
Подводя итоги рассмотрения важнейших путей развития культуры Киевской Руси в целом, можно со всей определенностью сказать, что это развитие было необыкновенно динамичным и многогранным. Длительное время культура Древней Руси развивалась в постоянном общении с крупнейшими центрами древних цивилизаций как Запада, так и Востока. Она обогащалась знакомством с лучшими достижениями Византии, Западной Европы, южных и западных славян и мусульманского мира. Но на этой сложной и многообразной основе создавалась и крепла самобытная русская культура. Она отличалась глубоким гуманизмом, терпимостью ко всем иноязычным и иноверным народам, была проникнута патриотизмом, верой в красоту своей земли и силу духа ее народа.
Уже к концу XI в. культура Древней Руси достигла уровня передовых стран средневековой Европы. За считанные десятилетия Руси удалось догнать Византию — культурнейшую страну того времени, в ряде случаев и превзойти культуру Западной Европы, внеся при этом творческий вклад русского художественного гения в сокровищницу мировой культуры.
РУССКАЯ КУЛЬТУРА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIII — КОНЦА XV В.
Никакое воображение не способно в полной мере представить себе тот разрушительный смерч, который пронесся над Русью, когда ее постигло монголо-татарское нашествие. Разорение городов, убийство десятков, если не сотен тысяч крестьян и ремесленников. Пустыня пожарищ лежала на месте «прекрасно украшенной земли Русской». Даже в Новгороде, не затронутом нашествием вплоть до 1292 г., прекращается каменное строительство, навсегда исчезает дивное искусство мозаики, смолкают навеки сложнейшие песнопения, которых не знала и сама Византия. Епископ владимирский Серапион выражает как бы от лица всей Руси страшное осознание того, что «величество наше смирися, красота наша погыбе». Но еще важнее была его вера в то, что он снова «в радости поживет в земле нашей».
В этот период энергично разыскиваются и переписываются старые, еще уцелевшие рукописи. Начало этой грандиозной деятельности положил созванный в 1274 г. во Владимире на Клязьме церковный собор, который настаивал на необходимости вести борьбу за просвещение и главное — восстановление правильного церковного законодательства. Есть основание полагать, что уже к началу собора была готова как образец киевская «Кормчая» — сборник норм права, при составлении которой использовали специально испрошенную из Болгарии от князя Якова-Святослава местную «Кормчую» (датируемую не позже 1273 г). И почти сразу по новосозданному киевскому образцу была составлена новгородско-софийская «Кормчая» (1276—1280 гг.). Эта новгородская «Кормчая» примечательна в двух отношениях: в ее состав вошла «Русская Правда» (в пространной редакции) и свод летописей «Русский летописец».