История Французской революции. Том 2
Шрифт:
Все вандейцы в это время собрались в Эрбье с главнокомандующим д’Эльбе. Между ними царило такое же несогласие, как и между их противниками. Вандейские вожди так же не ладили между собой, ревнуя друг к другу, как и республиканские. Они мало уважали свой верховный совет, который старался придать себе вид державной власти. Имея в руках материальную силу, они не имели никакой охоты уступать власть собранию, им одним обязанному своим призрачным существованием.
Притом они завидовали д’Эльбе и уверяли, что в главнокомандующие скорее годился Боншан. Шаретт, со своей стороны, хотел один хозяйничать в Нижней Вандее.
Короче говоря, вандейцы были не слишком расположены к тому, чтобы противопоставить свой план плану республиканцев, о котором узнали из перехваченной депеши. Один Боншан предложил смелый проект, изобличавший большую глубину мысли. Он полагал, что окажется невозможным долго сопротивляться силам Республики в Вандее
Оставив для защиты Нанта в лагере Нодьер сильный резерв под началом Груши и Аксо, Канкло двинулся 9 сентября и направил к Сен-Леже майнцскую колонну. Тем временем старая Брестская армия под предводительством Бейссера, обойдя всю Нижнюю Вандею, должна была в Сен-Леже соединиться с майнцской колонной. Авангардом майнцской колонны командовал Клебер, а главным корпусом – Обер-Дюбайе, и она рассеяла перед собой всех неприятелей. Клебер, гуманный настолько же, насколько и храбрый, размещал свои лагеря вне селений и не давал войскам грабить или опустошать местность. «На пути мимо красивого озера Гран-Лье, – писал он, – нам встречались прелестные ландшафты, виды привлекательные и разнообразные. На обширном лугу паслись большие стада, предоставленные сами себе. Я не мог не скорбеть в душе об участи несчастных жителей, которые, введенные в заблуждение и фанатизированные своими кюре, отвергали благодеяния нового порядка и стремились к верной гибели…»
При главном штабе работала специальная гражданская комиссия, заведовавшая исполнением декрета от 1 августа, который повелевал разорять земли и переселять жителей в другие места. Солдатам было запрещено что-либо поджигать, и строго следили за тем, чтобы опустошительные средства пускались в ход лишь по приказанию военных начальников и гражданской комиссии.
Четырнадцатого сентября майнцская колонна сошлась в Леже с брестской, которой командовал Бейссер. Тогда же колонна из Ле-Сабль-д’Олона под началом Мешковского подошла к Сен-Фюльжану и армии Канкло. Люсонская колонна, задержанная поражением при Шантоне, несколько отстала, но благодаря стараниям представителей, которые дали ей нового начальника, Беффруа, опять двинулась вперед. Ниорская колонна была в Ла-Шатеньре. Таким образом, хотя движение замедлилось на день или два, это не нарушило согласных действий, и всё еще можно было исполнить задуманный план. Однако в это время в Сомюр дошло известие о поражении люсонского отряда: Россиньоль, Ронсен и весь главный штаб переполошились и, опасаясь, чтобы что-нибудь в том же роде не случилось с колоннами Сабля и Ниора, решили немедленно вернуть их. Такой приказ был верхом неблагоразумия, однако отдали его не из коварства, не из желания открыть армию Канкло; просто эти люди не верили в план и были склонны при малейшем препятствии объявить его невозможным и бросить.
Канкло между тем с успехом шел вперед. Он атаковал Монтегю с трех пунктов: Клебер по Нантской дороге, Обер-Дюбайе по дороге из Рошезервьера, а Бейссер из Сен-Фюльжана в одно время ринулись на город и живо выгнали из него неприятеля. Семнадцатого числа Канкло взял Клиссон и, не зная еще о действиях Россиньоля, решил остановиться и ограничиться рекогносцировками в ожидании известий.
Итак, Канкло расположился в окрестностях Клиссона, оставил Бейссера в Монтегю и послал Клебера с авангардом в Торфу. Это было 18-го числа. Контрприказ из Сомюра был получен ниорским отрядом, а оттуда сообщен другим; все три колонны тотчас вернулись, чем привели вандейцев в непомерное изумление и поставили Канкло в затруднительное положение. Вандейцев было около ста тысяч. Огромное число их находилось в окрестностях Вийе и Шемилье, напротив анжерской и сомюрской колонн, еще большее – около Клиссона и Монтегю. То есть вандейцев было достаточно, чтоб задать республиканцам работы на всех пунктах. В этот день они шли вовсе не на войска Россиньоля, а на Канкло: д’Эльбе и Лескюр из Верхней Вандеи решили выступить против майнцской колонны.
Россиньоль, узнав о том, что Канкло успешно проник в самый центр Вандеи, отменяет свой
Там, где стоит Канкло, тоже дерутся. Двадцать тысяч вандейцев нападают в окрестностях Торфу на авангард Клебера, в котором едва две тысячи человек. Клебер становится посреди своих солдат и поддерживает их мужество в неравной борьбе. Место, на котором ему приходится сражаться, – это дорога с возвышенностями по сторонам; несмотря на такую невыгодную позицию, его солдаты отступают твердо и стройными рядами. Однако одно орудие каким-то образом снимается с передка, происходит некоторое смятение, и храбрые солдаты в первый раз подаются. Тогда Клебер, чтобы задержать неприятеля, ставит офицера с несколькими солдатами у моста и говорит им: «Друзья мои, защищайте это место до последней капли крови». Они буквально исполняют это приказание, а между тем подходит главный корпус и придает делу другой оборот. В итоге вандейцы отогнаны и дорого платят за свое минутное торжество.
Все эти события происходили 19 сентября. Приказ двинуться вперед, так неудачно исполненный Сомюрской и Анжерской дивизиями, еще не дошел до Люсонской и Ниорской дивизий по причине больших расстояний. Бейссер всё еще стоял в Монтегю, образуя правое крыло Канкло, и не был прикрыт. Канкло, не желая понапрасну подвергать его опасности, приказал генералу выйти из Монтегю и приблизиться к главному корпусу и в то же время велел Клеберу идти к нему, чтобы прикрыть это движение. Бейссер по нерадению плохо стерег Монтегю, и Лескюр и Шаретт напали на его отряд и вырезали бы его, если бы не храбрость двух батальонов, которые своим упорством замедлили погоню и отступление. Артиллерия и обоз пропали, и остатки отряда поспешили в Нант, где их принял храбрый резерв, оставленный в этом городе. Тогда Канкло решил отступить, чтобы его армия не осталась в одиночестве и без всякой защиты во враждебной стране, и вернулся в Нант со своими майнцскими молодцами.
Причина, помешавшая успеху и этой экспедиции в Вандею, очевидна. Главный штаб в Сомюре остался недоволен планом, отдававшим майнцскую колонну в распоряжение Канкло; неудача 5 сентября была для него достаточным предлогом, чтобы отчаяться в успехе плана и отказаться от него; отсюда контрприказ колоннам Ларошельской армии. Канкло, успешно двинувшийся вперед, оказался один, и проигрыш при Торфу сделал его положение еще более затруднительным. Между тем Сомюрская армия, узнав о его успехе, выступила опять и, если бы не поторопилась разбежаться, то, весьма вероятно, одержала бы верх. Очевидно, что опрометчивое отступление от условленного плана, плохая организация новых контингентов и сила вандейцев, собравшихся в числе более ста тысяч, стали причинами этих новых несчастий. Но не было ни измены со стороны сомюрского главного штаба, ни ошибки в плане Канкло.
Действие этих неудач было пагубным, потому что успешное сопротивление Вандеи оживляло надежды контрреволюции и непомерно увеличивало опасности, грозившие Республике. Наконец, если Брестская и Майнцская армии остались нетронутыми, то Ларошельская вконец расстроилась, и новобранцы последнего набора разошлись по домам и селам, распространяя всюду полное уныние.
Обе партии, на которые распалась армия, поспешили обвинить одна другую. Филиппо первым написал Комитету общественного спасения письмо, полное кипучего негодования, и прямо приписывал в нем измене контрприказ, данный колоннам Ларошельской армии. Шудье и Ришар, комиссары Сомюра, написали ругательные ответы, а Ронсен лично помчался в Париж обличать погрешности злосчастного плана. Канкло, по его словам, действуя в Нижней Вандее слишком большими силами, отбросил всё мятежное население в Верхнюю Вандею и этим вызвал поражение сомюрской и анжерской колонн. На обвинение в измене Ронсен ответил обвинением в аристократизме и обе армии, Брестскую и Майнцскую, назвал притоном подозрительных злоумышленников. Так всё больше разрасталась ссора между якобинцами и сторонниками дисциплины и регулярной войны.