История Французской революции. Том 2

Тьер Луи-Адольф

Сен-Жюст, 12 октября говоря от имени Комитета общественного спасения, предложил новые правительственные меры. Он представил печальную картину Франции и, нанеся на этот холст самые мрачные краски, порожденные меланхолическим воображением, с помощью великого таланта и фактов, совершенно, впрочем, справедливых, вверг слушателей в ужас. Сен-Жюст предложил и убедил Конвент принять декрет, содержавший следующие положения. Первой статьей правительство Франции объявлялось революционным до заключения мира; это значило, что временно приостанавливается действие конституции и учреждается чрезвычайная диктатура до того времени, пока минуют все опасности. Этой диктатурой облекались Конвент и Комитет общественного спасения. «Исполнительный совет, – гласил декрет, – министры, генералы, любые власти и собрания подчиняются надзору Комитета общественного спасения,

который каждую неделю будет отдавать в них отчет Конвенту». Мы уже рассказывали, как министры, генералы, все должностные лица, будучи обязаны представлять свои действия на одобрение комитета, кончили тем, что не смели ничего предпринимать от себя и по всякому поводу ждали приказаний комитета.

Далее в декрете говорилось: «Революционные законы должны исполняться быстро. Так как причина бедствий заключается в инерции правительства, то сроки исполнения этих законов будут назначены специально. Просрочка будет приравниваться к покушению на свободу и наказываться соответствующе».

К этим правительственным мерам присовокуплялись меры по части продовольствия, потому что хлеб, как сказал Сен-Жюст, есть право народа. Общий список продуктов продовольствия должен был рассылаться всем властям. Предлагалось составить приблизительную смету того, что требовалось каждому департаменту, и гарантировать требуемое; что же касается излишков, то они подлежали реквизициям либо для армии, либо в пользу провинций, нуждавшихся в самом необходимом. Этими реквизициями заведовала продовольственная комиссия. К 1 марта следующего года Париж, как крепость в военное время, должен был быть снабжен на целый год. Наконец, постановлялось учредить особый суд для рассмотрения действий и состояния лиц, управлявших государственной казной.

Этой обширной и важной декларацией правительство, состоявшее отныне из Комитета общественного спасения, Комитета общественной безопасности и трибунала, пополнялось и утверждалось на всё время опасности. Это равнялось объявлению военного положения и применению к Революции всех чрезвычайных законов этого положения на всё время, пока оно продлится. Чрезвычайное правительство было дополнено разными учреждениями, которых давно требовали и которые сделались наконец неизбежными.

Требовалась революционная армия, то есть вооруженная сила, имевшая специальное назначение исполнять приказы правительства внутри Франции. Декрет о ней вышел уже давно; наконец эта армия была организована. Она состояла из 6 тысяч человек, не считая 1200 канониров. Это был подвижный корпус, который можно было отправлять из Парижа в те города, где понадобится его присутствие, и содержать там за счет жителей. Кордельеры хотели, чтобы такая армия была образована в каждом департаменте, но Конвент на это не согласился, говоря, что это равнялось бы возвращению к федерализму и что не следует давать каждому департаменту своей особой, так сказать, личной армии. Те же кордельеры требовали, чтобы каждый отряд революционной армии возил с собой гильотину на колесах. Нет такой дикой мысли, которая не пришла бы на ум распалившимся людям. Конвент отверг и это требование.

Составить эту армию поручили Бушотту, и он ее набрал в Париже из беспутных бездельников, всегда готовых сделаться орудиями господствующей власти. Он наполнил главный штаб этой армии якобинцами и в еще большей степени – кордельерами и вызвал Ронсена из Вандеи, чтобы поставить его во главе этого революционного сборища. Он представил список членов главного штаба якобинцам и подверг каждого офицера искусу голосования: ни один не был утвержден министром, если его предварительно не одобрили якобинцы.

Наконец, ко всем этим законам Конвент присовокупил еще закон против подозрительных лиц, столько раз уже требуемый и в принципе уже принятый, как и поголовное ополчение. Чрезвычайный трибунал, хоть и организованный так, чтобы судить лишь на основании возможного, всё еще не удовлетворял разгоряченное воображение народа. Желательно было держать под замком тех, кого по каким-то причинам нельзя было казнить, и требовались распоряжения, дозволявшие задерживать таковых без промедления. Декрет, ставивший вне закона аристократов, был слишком размыт и требовал суда, тогда как хотели иметь право по одному доносу революционных комитетов, без суда, немедленно заключать в тюрьму человека, объявленного подозрительным.

Семнадцатого сентября вышел знаменитый декрет, известный под названием Закона о подозрительных лицах, которым постановлялось задержание, до заключения мира, всех граждан,

могущих вызвать подозрение. Таковыми признавались: 1) лица, своим поведением, сношениями либо речами, устными или писаными, выказавшие себя сторонниками тирании и федерализма и врагами свободы; 2) лица, не могущие доказать (способом, предписанным законом 20 марта текущего года), какие имеют средства существования, а также исполнили ли они свои гражданские обязанности; 3) лица, которым было отказано в свидетельстве о гражданстве; 4) публичные должностные лица, уволенные или временно отрешенные от должности Конвентом или его комиссарами; 5) бывшие дворяне, мужья, жены, отцы, матери, сыновья и дочери, братья и сестры или агенты эмигрантов, не обнаружившие постоянной привязанности к Революции; 6) лица, эмигрировавшие в промежуток между 1 июля 1789 года и до обнародования закона от 9 апреля 1792 года, хотя бы они и вернулись во Францию в назначенные сроки.

Арестанты должны были содержаться в государственных домах за их же собственный счет. Им позволялось перенести в эти дома мебель, какая им могла понадобиться. Комитеты, на которые возлагалась обязанность приговаривать к аресту, выносили приговоры только большинством голосов, с обязательством предоставлять Комитету общественной безопасности список подозрительных лиц и мотивы к каждому аресту. Так как с этой минуты их обязанности становились весьма обширными и почти непрерывными, то были признаны некоторого рода службой, имевшей право на жалованье.

В дополнение к этим распоряжениям по настоятельному требованию Парижской коммуны было издано еще одно, которым отменялся декрет, запрещавший ночные обыски. С этой минуты каждый гражданин, подвергавшийся гонению, не имел уже ни минуты безопасности или отдыха ни днем ни ночью. До сих пор подозрительные, запершись на день в крайне тесных, но ловко устроенных тайниках, могли свободно вздохнуть по крайней мере ночью, теперь же у них отнималась и эта возможность.

Секционные собрания происходили каждый день, но простому народу уже некогда было на них ходить, а без него некому было поддерживать революционные предложения. Потому решили, что эти собрания впредь будут заседать только два раза в неделю и каждому гражданину, который придет в собрание, будут платить по два франка за заседание. Это было самое верное средство привлечь больше народа: платить и звать не слишком часто. Пламенные революционеры очень рассердились на это ограничение числа заседаний и составили весьма резкую петицию, в которой жаловались на посягательство против прав державного народа, которому мешали собираться, когда ему угодно. Юный Варле был автором этой петиции; ее отвергли и оставили без внимания наравне со многими другими, внушенными революционным брожением.

Итак, машина находилась на полном ходу по двум наиболее важным в государстве делам – по военной и полицейской части. И война, и полиция – всё сосредоточилось в Комитете общественного спасения. Этот комитет, имея возможность требовать любые богатства страны, посылать граждан в бой или на плаху, был облечен – для защиты революции – грозной, безусловной диктатурой. Правда, он должен был каждую неделю отдавать Конвенту отчет в своих трудах, но этот отчет всегда одобрялся. Оппозицию этой силе составляли только умеренные, так и не переступившие черты, и новые крайние, легко перемахнувшие через нее, но те и другие были не опасны.

Мы уже видели, что Робеспьера и Карно приняли в Комитет общественного спасения на место Гаспарена и Тюрио, уволившихся по болезни. Робеспьер принес в дар комитету свое могучее влияние, а Карно – свои военные познания. Конвент хотел присоединить к Робеспьеру еще и Дантона, его товарища и соперника, но Дантон, утомленный, притом мало способный к административной рутине и вдобавок наскучив клеветами различных партий, не хотел более участвовать ни в каких комитетах. Он и так достаточно поработал на пользу революции: придумал все меры, которые, хоть и будучи жестокими в исполнении, придали революции спасшую ее энергию. Теперь Дантон становился менее необходимым, потому что после первого нашествия пруссаков опасность отчасти вошла в привычку. Мщение, готовившееся против жирондистов, претило ему; он недавно женился по любви (одарив свою молодую жену бельгийским золотом, по словам его врагов, а по словам друзей – суммами, полученными от правительства за должность адвоката). Он страдал, подобно Мирабо и Марату, от тяжелого заболевания; словом, нуждался в отдыхе и просил отпуска, чтобы съездить в Арси-сюр-Об, на свою родину, и насладиться природой, которую страстно любил.