История Французской революции. Том 2

Тьер Луи-Адольф

Вандейцы очистили Сомюр, спустились к Анжеру и приготовились идти на Нант вдоль правого берега Луары. Армия их значительно уменьшилась, потому что многие поселяне не хотели пускаться в такую продолжительную экспедицию; однако она всё еще составляла приблизительно тридцать тысяч человек. Они избрали главнокомандующим извозчика Кателино, чтобы польстить поселянам и привязать их к себе сильнее. Лескюр, раненый, вынужден был остаться, чтобы устроить новый набор, держать войска в Ниоре на почтительном расстоянии и не дать помешать осаде.

Между тем комиссия представителей, заседавшая в Туре, просила у всех помощи и торопила Бирона, чтобы он скорее постарался нагнать вандейцев с тыла. Не довольствуясь отозванием Бирона, представители сами распорядились в его отсутствие и послали в Нант войска, которые им удалось набрать в

Сомюре. Бирон тотчас ответил, что согласен на движение, исполненное без его приказа, но вынужден стеречь Ле-Сабль-д’Олон и Ла-Рошель, местности гораздо более важные, нежели Нант; что отряды департамента Жиронда, лучшие из всех, хотят уходить и надо их заменить другими; что если он только двинет армию с места, она разбежится и начнет грабить; что, стало быть, он может только, и то с трудом, отделить от нее три тысячи человек регулярного войска, а идти на Сомюр и вообще углубиться в бунтующую страну с такими ничтожными силами было бы безумием. В то же время Бирон написал Комитету общественной безопасности, что просит отставки, так как представители присваивают себе военное начальство. Комитет ответил, что генерал совершенно прав: представители могут посоветовать или предложить ту или другую операцию, но он один имеет право решить, какие меры принять для сохранения Нанта, Ла-Рошели и Ниора. Бирон, однако, приложил все усилия, чтобы составить себе хоть и небольшую, но более подвижную армию, с которой мог бы идти на помощь осажденному городу.

Вандейцы тем временем выступили из Анжера 27-го числа и 28-го уже были в виду Нанта. Они послали городу грозное требование сдаваться, на которое город не обратил никакого внимания, и приготовились к атаке. Атака должна была последовать с обоих берегов на следующий же день, в два часа утра. Канкло имел при себе всего пять тысяч человек регулярных войск и приблизительно столько же национальных гвардейцев, и с этими малыми силами ему приходилось занимать и защищать громадное пространство, пересекаемое несколькими рукавами Луары. Он сделал наилучшие по обстоятельствам распоряжения и своим воодушевлением придал большую бодрость гарнизону.

Шаретт начал атаку в условленный час, со стороны мостов. Но Кателино, который действовал на правом берегу и которому выпала самая трудная часть экспедиции, был остановлен постом, находившимся в Ниоре, где несколько сотен человек защищались самым геройским образом. Это промедление увеличило трудность атаки. Однако вандейцы рассыпались за изгородями и садами и наступали на город с весьма близкого расстояния. Канкло, и Бейссер, комендант крепости, везде поддерживали республиканские войска. Кателино, со своей стороны, удвоил усилия и уже зашел далеко в одно из предместий, когда был смертельно ранен. Его люди в испуге отступили и унесли своего вождя на плечах. С этой минуты атака стала слабее. После восемнадцатичасового сражения вандейцы разошлись, крепость была спасена.

Все республиканские войска в этот день вели себя отлично. Национальная гвардия соперничала с линейными войсками, и сам мэр был ранен. На другой день вандейцы сели в лодки и уплыли. С этой минуты им уже более не представлялось случая провести крупную операцию; они едва могли надеяться удержаться в своем собственном крае. В это самое время генерал Бирон, спеша на помощь Нанту, пришел в Анжер со всеми войсками, какие мог собрать, а Вестерман приближался к Вандее со своим Германским легионом.

Итак, главная опасность с этой стороны миновала. Не менее важное событие совершалось в Лозерских горах – усмирение тридцати тысяч инсургентов, которые легко могли войти в сношения с вандейцами и даже с испанцами в Руссильоне.

По счастливейшей случайности депутат Фабр, посланный в армию Восточных Пиренеев, оказался на месте именно в момент восстания; он обнаружил здесь ту же энергию, которая побудила его впоследствии искать смерти в Пиренеях. Фабр собрал все ведомства и власти, вооружил всё население, призвал все войска, сколько их было в окрестностях, поднял Канталь, Верхнюю Луару и Пюи-де-Дом, и мятежники, преследуемые со всех сторон, были рассеяны и отброшены в леса, а предводитель их, бывший член Учредительного собрания Шаррье, попал в руки победителям. Благодаря бумагам, найденным при нем, выяснилось, что его план был связан с большим заговором, раскрытым за полгода перед тем в Бретани и не состоявшимся из-за смерти

главы его, Армана де Ла Руэри. Этой победой обеспечивалось спокойствие в горах центральной и южной Франции и безопасность тыла Пиренейской армии, а долина Роны рисковала нападением возмутившихся монтаньяров уже только с одного бока.

Неожиданная победа над испанцами в Руссильоне довершила покорение юга. Мы уже видели выше, что испанцы, сначала двинувшись в долины Тека и Те, потом несколько попятились, чтобы взять Бельгард и Ле-Бен, а затем снова вернулись и стали перед французским лагерем. После долгого наблюдения они атаковали лагерь 17 июля. У французов было едва 12 тысяч солдат, все новички, у испанцев же насчитывалось от 15 до 16 тысяч старых опытных воинов. Желая оцепить французов, Рикардос слишком раздробил атаку. Молодые французские добровольцы, поддерживаемые генералом Барбантаном и храбрым Дагобером, твердо держались в своих укреплениях, и, приложив нечеловеческие усилия, испанцы, по-видимому, собрались отступать. Дагобер, выжидавший этой минуты, бросился на них, но один из его батальонов вдруг рассыпался, и пришлось вести его назад в беспорядке. К счастью, Барбантан и де Флер это увидели, поспешили на помощь и с такой силой бросились на неприятеля, что отбросили его далеко. Это сражение 17 июля значительно подбодрило французских солдат и заставило их поверить в свои силы.

Со стороны Альп Дюбуа-Крансе, поставленный между недовольной Савойей, колебавшейся Швейцарией, восставшими Греноблем и Лионом, действовал энергично, и счастье благоприятствовало ему. В то же время, когда секционные власти давали при нем федералистскую присягу, он брал противоположную присягу с клуба и своей армии и выжидал удобной минуты, чтобы начать действовать. В перехваченной переписке городских властей генерал нашел доказательство их стараний вступить в коалицию с Лионом. Тогда он прямо перед населением Гренобля обвинил власти в намерении подкопаться под Республику с помощью междоусобной войны и, пользуясь минутной вспышкой, добился того, что город сменил правительство и тотчас возвратил власть прежнему муниципалитету.

Вполне спокойный с этой минуты насчет Гренобля, Дюбуа-Крансе занялся преобразованием Альпийской армии, чтобы сохранить Савойю и наблюдать за исполнением декретов Конвента между Лионом и Марселем. Он переменил состав всех главных штабов, восстановил порядок, разместил по полкам рекрутов, полученных от набора трехсот тысяч человек, и, хотя департаменты Лозер и Верхняя Луара использовали свой контингент для подавления восстания в горах, постарался восполнить этот пробел реквизициями. Приняв эти предварительные меры, Дюбуа-Крансе отправил генерала Карто с несколькими тысячами пехоты и легионом, набранным в Савойе и названным Аллоброгским [1] , в Баланс, с приказом занять течение Роны и препятствовать соединению марсельцев с лионцами. Карто, выступив в первые дни июля, быстро прошел в Баланс, оттуда к Сент-Эспри, где побил отряд жителей Нима (одних разогнал, других взял к себе в армию) и завладел обоими берегами Роны. Тотчас вслед за этим он стал наступать на Авиньон, где незадолго до того расположились марсельцы.

1

Аллоброги – большой кельтский народ, живший в Галлии, в северной части Дофине и Савойи. – Прим. ред.

Пока всё это происходило в Гренобле, Лион, продолжая заявлять о своей непоколебимой верности Республике и о намерении сохранить ее единство и нераздельность, все-таки не повиновался декрету Конвента, требовавшего перевода в Париж некоторых арестованных патриотов. Лионская комиссия и лионский главный штаб наполнялись тайными роялистами. Рамбо, председатель комиссии, и Преси, начальник департаментского войска, были втайне преданы делу эмигрантов. Введенные в заблуждение опасными наговорами, несчастные лионцы готовы были окончательно порвать с Конвентом, и конечно, на этот последний город, упорствовавший в непокорстве, обрушилась бы вся тяжесть кары, назначаемой побежденному федерализму. А лионцы, между тем, вооружались в Сент-Этьене, собирая дезертиров всякого рода, но всё еще стараясь не попадаться на открытом бунте: они пропускали обозы, посылаемые к границам, и освободили трех депутатов, арестованных соседними общинами.