История и сага
Шрифт:
— Я убежден, что простонародье и знать сделали правильный выбор, потому что Олафы (Трюггвасон и Харальдссон. — А. Г.) дали мир владениям людей; славный наследник Харальда и сын Трюггви велели соблюдать справедливые законы, установленные ими для народа.
Население возлагало большие надежды на молодого конунга Магнуса при вступлении его на престол, и Сигхват, привыкший откровенно говорить со своим господином, хочет предупредить его: бонды жалуются, что ныне для них установлен иной, худший закон, нежели тот, который был им обещан Магнусом.
— Кто подстрекает тебя, воин, убивать скот подданных? Для конунга слишком опрометчиво поступать так в своей стране; никто до сих пор не давал юному государю подобного совета; конунг, я убежден, что твоим людям претит такой разбой; народ ожесточен. Плохо, если все
Насилия и притеснения, чинимые конунгом Магнусом, дурны не только сами по себе, но и потому, что они нарушают те отношения, которые существовали в Норвегии между народом и конунгами при его предшественниках. Сигхват особенно подчеркивает любовь бондов к Хакону Доброму, так как этот конунг, по тогдашнему убеждению, восстановил бондов в их правах на владения, отнятых было Харальдом Харфагром. Олаф Трюггвасон и Олаф Харальдссон установили справедливые законы, и в этом отношении им следует подражать, но их упоминание «Откровенной песнью» имело, конечно, еще и другой смысл: Магнус хорошо знал, что самовластие обоих этих конунгов явилось причиной их гибели (Олафа Трюггвасона народ не поддержал во время войны с датчанами, и он погиб в неравной борьбе, а Олаф Харальдссон пал в бою против собственных подданных); тем самым Сигхват как бы предостерегал Магнуса, указывая на печальные примеры его предшественников.
Как гласит сага, Магнус внял этим предостережениям и после совета, который он держал с мудрейшими людьми, согласился издать новый сборник права, еще сохранявшийся в Трандхейме во времена Снорри под названием «Серый гусь». С тех пор, говорит Снорри, Магнуса все полюбили и дали ему прозвище Добрый.
Таким образом, нормальное положение в стране, по Снорри, возможно при соблюдении равновесия сил конунга и народа, прежде всего знати. Если конунг нарушает это равновесие в свою пользу, увеличивая поборы, вводя непопулярные законы и жестоко расправляясь с непокорными, он рискует лишиться власти и самой жизни. Но при этом равновесие не сразу восстанавливается, ибо возглавлявшие восстание против законного конунга знатные люди и могучие бонды вынуждены бывают искать поддержки у чужеземных государей и допускать их в страну, а датские или шведские конунги обращаются с населением Норвегии еще хуже, чем собственные притеснители: «Те времена были худшими в стране, когда датчане имели власть над Норвегией» (Magn. Erl., 23). [34] В результате народ переходит на сторону нового претендента из потомков норвежского королевского рода, а тот, упрочив свою власть, опять начинает ею злоупотреблять. История повторяется, и лишь в недолгие периоды, когда норвежские конунги сознают необходимость соблюдения старинных обычаев и прав населения, страна процветает и в ней царят мир и согласие между правителем и подданными. Так было при Хаконе Добром, в начальный период правления Олафа Трюггвасона, в течение первых лет правления Олафа Святого или после того, как Магнус Олафссон послушался совета, изложенного в «Откровенной песни» Сигхвата.
34
О несправедливых и тягостных порядках, введенных в Норвегии датским конунгом Свейном Альфифусоном, Снорри рассказывает в «Саге об Олафе Святом» (гл. 239).
В этой картине постоянных колебаний королевской власти: ее усиления за счет ущемления прав народа, следующего за этим неизбежного свержения самовластного конунга, подчинения страны чужеземными государями и освобождения ее новым законным конунгом, который опять усиливался и начинал угнетать бондов, в очередной раз вызывая их недовольство, — нетрудно разглядеть не чуждое древним скандинавам циклическое восприятие человеческой истории. В новом конунге возрождаются его предшественники, и все повторяется. На эту схему периодической пульсации, далекой от однолинейного развития, на определенном этапе повествования накладывается мотив христианизации,
По-видимому, с точки зрения Снорри, равновесие сил конунга и народа является наилучшим состоянием, это явствует и из «шведских экскурсов» «Хеймскринглы». В период правления Олафа Харальдссона на верховенство над Норвегией претендовал шведский конунг Олаф, не желавший признать самостоятельности норвежского государя. Олаф Харальдссон направил к нему посольство, в которое входил скальд Сигхват, оставивший поэтический отчет об этой миссии — «Песнь о поездке на восток». Снорри использует «Austrfararvisur», хотя, возможно, он располагал и другими источниками и сам во время первого визита в Норвегию ездил в западную часть Швеции. Но независимо от того, насколько достоверна картина, рисуемая Снорри, она представляет большой интерес преимущественно как иллюстрация его исторической концепции и взглядов на королевскую власть.
В каждой части Швеции, пишет Снорри, существуют особое судебное собрание и свой свод права. Во главе тингов стоят лагманы, которые правят бондами, и то становится законом, что решает лагман. Когда конунг, ярл или епископ ездят по стране, то на тинге от имени бондов с ними говорит лагман, а бонды во всем следуют ему, так что и самые могущественные люди едва ли решаются появляться на тинге без позволения лагмана и бондов. В спорных случаях разногласия, связанные с толкованием законов, улаживаются сообразно предписаниям законов Уппсалы, и все другие лагманы подчиняются лагману Тьундаланда.
В то время, когда из Норвегии прибыла посланная Олафом Харальдссоном миссия, в Тьундаланде правил лагман Торгнюр, сын лагмана Торгнюра Торгнюссона. Должность лагмана оставалась наследственной в их роду на протяжении многих поколений. Торгнюр, тогда уже старый человек, считался мудрейшим в Швеции, Снорри описывает его благообразную и внушительную внешность. На уппсальском тинге, когда в полной мере обнаружилась враждебность конунга Олафа Шведского к Олафу Харальдссону, которого шведский государь не признавал и позволял называть в своем присутствии не иначе, как «этот толстяк», вопрос об отношениях между Швецией и Норвегией был тем не менее решен не так, как хотел конунг, а в соответствии с требованиями бондов и их вождя — лагмана. Когда Торгнюр встал, чтобы держать речь, то, по словам Снорри, поднялись на ноги все бонды.
Лагман напомнил о славных походах шведских конунгов на восток, подчинявших себе Финляндию, Эстонию, Курляндию и другие земли. Нынешний же конунг, продолжал Торгнюр, допускает, чтобы эти подвластные владения отпали от Швеции, и желает подчинить себе Норвегию, чего до него не делал ни один шведский государь. Воля бондов такова, чтобы конунг заключил мир с Олафом Толстым и закрепил его браком норвежского конунга со шведской принцессой.
— Если ты, — сказал Торгнюр, обращаясь к Олафу Шведскому, — вознамеришься отвоевать земли на востоке, которыми владели твои сородичи и предки, мы все последуем за тобой. Если же ты не желаешь поступить так, как мы требуем, то мы нападем на тебя и убьем и не потерпим твоего беззакония и вражды. Так поступали наши предки: на Мулатинге они утопили в колодце пятерых конунгов, потому что их разнесло от гордыни, как тебя ныне.
Народ застучал оружием и закричал в знак одобрения речи лагмана, после чего конунг поспешил заверить бондов, что он выполнит их требования, ибо конунги Швеции всегда советовались с бондами и во всем к ним прислушивались. На этом тинг закончился (Ol. helga, 78, 80).
Конфликт, однако, еще не был улажен, так как вскоре Олаф Шведский нарушил свое обещание, отказался выдать свою дочь за Олафа Харальдссона и вознамерился начать против него войну, несмотря на то, что все знатные люди Швеции желали мира. Как сообщает Снорри, лагман Западного Гаутланда Эмунд рассказал шведскому конунгу историю, содержавшую прозрачные намеки на его глупость и несправедливость.
Советники конунга (любопытны их прозвища, соответствовавшие их качествам: Слепой, Заика и Глухой) говорили ему: «Тебе нечего бояться конунгов Норвегии или Дании, пока за тобой следует войско свеев, но если ты восстановишь против себя народ, то мы не видим возможности тебе помочь. Свеи единодушно желают старых законов и возвращения своих полных прав. Шестеро твоих советников уже уехали от тебя (у него было 12 советников) и созвали тинг, и уже отточены боевые стрелы и посланы по стране» (существовал обычай, что для созыва ополчения по стране рассылались стрелы, и все получившие их должны были явиться в войско, а стрелу послать к соседям).