История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3
Шрифт:
Маршал Сульт воспользовался своей победой, окружив крепость на правом берегу Гвадианы и лишив ее всякого сообщения с внешним миром. Если бы он воспользовался этим преимуществом для ускорения капитуляции Бадахоса, то наверняка закончил бы осаду до 1 марта, после чего мог бы, с большими шансами дать толчок ходу событий, спокойно выдвинуться на Тахо, ибо после взятия Оливенсы и Бадахоса испанские войска в Эстремадуре уже не могли представлять большой опасности. Правда, тем самым Сульт вдвое увеличивал расстояние, отделявшее его от Виктора, но в любом случае, моральное воздействие большой победы на Тахо компенсировало бы все неудобства его отсутствия. В то же время, обрекая оставленного в одиночестве Массена на отступление, Сульт рисковал быть жестоко за это наказанным,
Избавившись от испанцев, Сульт спокойно и неторопливо вернулся к осадным работам. В это время Веллингтон и Массена ожидали исхода операций у Бадахоса с совершенно различными чувствами. Французы располагали войсками и в Эстремадуре, и в Кастилии (ибо дивизия Клапареда уже прибыла в Визеу), и Веллингтон не мог понять, почему они не объединяются на обоих берегах Тахо у Абрантеса. Он ждал этого и страшился превыше всего. Если бы дивизия Клапареда и 5-й корпус присоединились к Массена, ему пришлось бы противостоять 75 тысячам солдат, и он счел бы свое положение критическим даже за линиями Торриш-Ведраша. Вовсе не собираясь давать сражение Сульту, если тот покинет Андалусию и придет на помощь Португальской армии, он приказал маршалу Бересфорду, который командовал в Абрантесе, оборонять притоки Тахо, протекающие через Алентежу, чтобы задержать прибытие французов, и возвращаться в линии Торриш-Ведраша. Путь перед маршалом Сультом был открыт, он рисковал только отдалиться от Севильи и оставить своих соратников без поддержки. Всё было подготовлено, чтобы он мог с легкостью совершить великое дело. Правда, сам он этого не знал, и при мысли о движении на Абрантес перед ним вставал призрак английской армии.
Массена этого призрака не страшился; если бы ему пришлось на открытой местности столкнуться только с этой армией, он, хоть и оценивал англичан по достоинству, немедленно атаковал бы ее. Но ему приходилось бороться еще и с голодом, с нехваткой боеприпасов, с растущим разочарованием армии и, главное, с сопротивлением своих подчиненных, которое в некоторые моменты принимало форму почти мятежного отчаяния. Хотя после прибытия генерала Фуа они склонили голову перед императорским приказом оставаться на Тахо, вскоре под влиянием уныния и голода к ним вернулось пламенное желание покинуть страну, в которой они считали себя обреченными на смерть от нужды, без возможности свершения каких-либо великих подвигов.
Пока оставалась надежда на прибытие генерала Друо и маршала Сульта, впереди видели великую цель и средства ее достижения. Когда Друо привел только 7 тысяч человек, наступил первый приступ уныния, но оставалась еще надежда на прибытие Сульта. Его ждали; время от времени отзвуки бурной канонады долетали от Бадахоса до Пуньете и наполняли сердца трепетом. Но вот уже несколько дней их не было слышно, из чего сделали вывод, что Сульт вернулся в Андалусию. Поэтому солдаты считали себя полностью оставленными – бессильными против линий Торриш-Ведраша и обреченными на бесполезную и бесцельную голодную смерть на пустынном берегу.
Ренье в конце февраля объявил, что начинает потреблять резервный запас сухарей. Командиры корпусов уже несколько раз грозили прибегнуть к этому последнему ресурсу, но это было попыткой поколебать главнокомандующего, который не поддавался на угрозу. Однако теперь он не мог усомниться в реальности нужды и собственными глазами убедился в страстном желании, полностью завладевшем армией, лишенной всякой помощи и известий и оставленной почти на полгода на самом краю континента. После того как растаяла надежда получить подкрепление от маршала Сульта, это желание никем не скрывалось, и под влиянием командиров, которые не обуздывали свой язык, следовало даже опасаться неповиновения.
Массена никогда не верил в прибытие Сульта. Когда наступил март и надежды не
Прежде чем начинать движение армии, необходимо было отправить вперед больных, раненых и тяжелые обозы, и желательно с опережением дня на два, чтобы их скопление на дороге не помешало отступлению. Однако эти предварительные движения могли насторожить англичан. Следовало опасаться, как бы, узнав об отступлении, они не передвинулись в Лейрию, Помбал и Кондейшу и не опередили французов в Коимбре и на Мондегу. Эти беды можно было предотвратить, сходу заняв Лейрию хорошо рассчитанным движением, произведенным в нужное время, не слишком поздно и не слишком рано.
К вечеру 4-го больные и раненые, за исключением нескольких умирающих, не подлежавших перевозке, большой артиллерийский парк и тяжелые обозы начали движение. Наиболее ценная часть груза, то есть раненые, перевозилась на ослах. За отсутствием лошадей максимально уменьшили количество артиллерии, оставив только самые легкие орудия для каждого корпуса. Ставшие бесполезными зарядные картузы переделали в патроны благодаря изобретательности генерала Эбле. Армия покидала расположение с удовлетворением, отравляемым, в то же время, вынужденным отказом от великих замыслов. В минуту снятия с лагеря Массена вновь отправил в Париж генерала Фуа, чтобы тот рассказал о причинах вынужденного отступления на Мондегу и просил срочно прислать помощь, если Наполеон сочтет необходимым, чтобы Массена возобновил наступление или хотя бы сохранил честь оружия.
Через сутки после отправления больных, раненых и тяжелых обозов, на склоне дня 5 марта пришла в движение и вся армия. Ренье, который располагался в Сантареме, совсем близко от неприятеля, стойко продержался весь день. Вечером он уничтожил мосты через Рио-Майор и затем направился, соблюдая тишину, на дорогу Голгао. Жюно, подразделения которого располагались в верхнем течении Рио-Майор, действовал точно так же и покинул Торриш-Ведраш по дороге через Торриш-Новаш и Орен. Этот превосходный человек, к сожалению, более храбрый, нежели рассудительный, получил в недавней стычке на аванпостах пулю в лоб, ранение, которому суждено было впоследствии его погубить; неизменно преданный, хотя и не всегда послушный, он желал во время отступления оставаться верхом. Чтобы избавить его от подобной тяготы, Массена лично возглавил отступление 8-го корпуса. Ней, в свою очередь, передвинулся на Орен и Лейрию, чтобы преградить путь на Коимбру по склону, обращенному к морю, и оставить свободным проход через Томар и Орен корпусам, которые двигались по склону, обращенному к Тахо.
Вся армия была на марше 6 марта, и англичане не преследовали ее. На следующий день она сформировала линию сражения, оседлав оба склона. Ренье был в Томаре, Жюно в Орене, Ней в Лейрии. Оставшийся в Пуньете Луазон дожидался конца дня, чтобы уничтожить понтонный экипаж, чудесный и бесполезный плод изобретательности генерала Эбле. Вечером, предав его огню, Луазон отбыл в Томар, захватив некоторое снаряжение и поставив в крайнем арьергарде батальон моряков, подбиравший отставших раненых и больных. На следующий день, 8 марта, вся армия была уже вне пределов досягаемости. Ренье справа карабкался по длинному ущелью, которое спускается к Мондегу. Жюно в центре перебирался через цепь высот в Орене и направлялся с легкой кавалерией занимать Коимбру и восстанавливать мосты через Мондегу. Ней замедлил движение, пропуская всех вперед и готовясь сформировать из дивизий Маршана, Мерме и Луазона, кавалерии Монбрена и пехоты Друо неодолимый арьергард.