История лингвистических учений. Учебное пособие
Шрифт:
Наиболее активный период деятельности Пражской школы продолжался около десяти лет, до начала Второй мировой войны. Война прервала возможность нормальной научной деятельности; к ее концу уже умерли Н. Трубецкой, В. Матезиус, И. Коржинек и др. Р. Якобсон в 1939 г. покинул Чехословакию и вскоре переехал в США; о его деятельности американского периода будет говориться в особом разделе. Оставшиеся в Чехословакии члены кружка: Б. Трнка, В. Скаличка, Б. Гавранек, Й. Вахек и др., — вместе со своими учениками продолжали деятельность, в основном оставаясь на прежних позициях. Традиции Пражского кружка существуют в чешской и словацкой науке до наших дней.
Ученые Пражского кружка находились под значительным влиянием идей Ф. де Соссюра, однако в отличие от других структуралистов на них оказали серьезное воздействие и взгляды И. `A. Бодуэна де Куртенэ; русские участники кружка, окончившие Московский университет, также восприняли ряд идей Московской
В статье В. Матезиуса «Куда мы пришли в языкознании», написанной в начале 40-х гг. и посмертно опубликованной в 1947 г., выявляются отличия пражской концепции языка прежде всего от лингвистики XIX в. В языкознании XIX в. выделяются прежде всего «две различные теоретические и методические точки зрения»: историческая и генетическая, идущая от Ф. Боппа и Р. Раска к младограмматикам, и гумбольдтианская, аналитическая. В. Матезиус подчеркивает ограниченность подхода традиционного исторического языкознания: «интерес исследователей сосредоточивается на исторической фонетике и исторической морфологии, рассматриваемой лишь как практическое применение фонетики. Историческое изучение считается единственным научным методом лингвистической работы; даже если изучаются живые диалекты, то итоги этого изучения используются преимущественно для решения исторических проблем. Хотя иногда отмечается, что язык представляет собой систему знаков, но поскольку изучаются лишь изолированные языковые факты, постольку единственно исторический метод мешает осознанию важности языковой системы. Изоляция отдельных языковых явлений препятствует также пониманию важной роли, которой обладает в языке функция». Отмечено и то, что период успехов младограмматизма «характеризовался необычайным безразличием к вопросам общего языкознания». В. Матезиус отмечает и положительные стороны исторического языкознания: «плодотворность и точность» в решении своих проблем; пражцы в отличие от некоторых других школ структурализма не отказывались от исторических исследований языка. Однако общий подход науки такого типа не мог быть для них приемлем.
Гумбольдтовское направление в основном связывается В. Матезиусом с далеко не самой главной для него идеей о возможности сравнивать языки, «не обращая внимания на их генетическое родство». Упомянуто противопоставление ergon — energeia, однако от рассмотрения философских идей В. фон Гумбольдта В. Матезиус отказывается вообще. Отмечено, что подход к языку как к деятельности помог В. фон Гумбольдту «понять значение функции в языке», но принуждал его «слишком высоко оценивать психологическую точку зрения». Главным недостатком концепции В. фон Гумбольдта признается «стремление выводись характер языка из характера говорящего им народа». Анализируя развитие данной традиции у X. Штейнталя и др., В. Матезиус указывает, что все эти ученые не смогли «чисто лингвистическим способом» сформулировать свои идеи и «на базе их создать точные исследовательские приемы». Итак, два направления имели противоположные друг другу достоинства и недостатки: гумбольдтианцы выдвигали перспективные идеи, но не имели методов для их разработки, младограмматики имели совершенный сравнительно-исторический метод, но слишком узко понимали теорию.
Новая лингвистика, согласно В. Матезиусу, начинается с двух ученых: И. А. Бодуэна де Куртенэ и Ф. де Соссюра. Первый из них осознал роль функции в языке и ввел в науку понятие фонемы. Однако он недостаточно порвал с традицией, поскольку «был введен в заблуждение изменчивым светом психологии и слишком большое внимание уделял факту постоянного изменения в языке». Этой ошибки избежал Ф. де Соссюр, последовательно разделивший синхронию и диахронию. Другая его важнейшая идея — структурный подход к языку. Идущее от И. А. Бодуэна де Куртенэ понятие функции и идущее от Ф. де Соссюра понятие структуры могут, по мнению чешского ученого, дать «плодотворную базу для будущего языкознания». Пражский подход, опирающийся на данные два понятия, позволяет объединить «гумбольдтовскую свежесть наблюдений с бопповской строгостью и методической точностью».
В то же время пражцы спорили с другими школами структурализма, прежде всего с глоссематикой и дескриптивизмом, подчеркивая, что, сходясь с этими направлениями в точке зрения на структуру, расходятся с ними в связи с отсутствующим или имеющим иной смысл там понятием функции.
Полемике с глоссематикой специально посвящена статья В. Скалички «Копенгагенский структурализм и „пражская школа“, включенная в хрестоматию В. А. Звегинцева. Там же помещена и статья Б. Трнки, Й. Вахека и др. „К дискуссии
В. Скаличка отмечал, что разные направления структурализма идут от разных высказываний Ф. де Соссюра, не вполне сочетающихся друг с другом. От одних высказываний шли глоссематики, от других пражцы. Л. Ельмслев, по словам В. Скалички, требовал „освобождения языкознания от груза других наук“, главное для него — „требование лингвистики чисто лингвистической“. Для пражцев это неприемлемо: „Если при научном исследовании мы пренебрегаем его реальностью, мы ее деформируем. Лингвистическое мышление в понимании Ельмслева становится свободным от всех ограничений. Он сбрасывает с плеч весь огромный груз многообразных отношений к действительности (что учитывают пражские лингвисты). Однако при таком понимании язык становится всего лишь бесцельной игрой“. Именно понимание языка как игры было более всего неприемлемо у Л. Ельмслева для пражцев. Впрочем, и сам Л. Ельмслев пытался скорректировать такую крайнюю точку зрения введением понятий нормы и узуса.
В связи с отношением языка к реальности оказывается невозможным и безоговорочное использование критериев непротиворечивости, простоты и в первую очередь полноты: „Поскольку нам известны все сложнейшие отношения языка к литературе, к обществу, культуре, искусству и т. д., мы не можем говорить об изолированном, исчерпывающем описании текста. Мы знаем, что в тексте мы можем полностью проследить в лучшем случае развитие отдельных букв или же звуков. Значение же текста постоянно меняется. Один и тот же текст кажется иным старому человеку и молодому, человеку с образованием и без образования, современному человеку и человеку, который будет жить через сто лет“. Возражает В. Скаличка и против чисто дедуктивного подхода к языку, считая необходимым в исследовании сочетать дедукцию с индукцией.
Одно из главных расхождений с глоссематиками касается разного понимания термина „функция“. Если Л. Ельмслев исходил из понятия функции в математике, то, как указывает В. Скаличка, „в понимании пражских лингвистов термин „функция“ употребляется тогда, когда речь идёт о значении (функция слова, предложения) или о структуре смысловых единиц (функция фонемы)“. Математическое понимание функции было тесно связано у глоссематиков с пониманием языка как системы чистых отношений, как известно, также идущим от Ф. де Соссюра. Для пражцев это также неприемлемо: их интересовали и отношения, и единицы. Об этом же писала и группа пражских лингвистов во главе с Б. Трнкой: „Л. Ельмслев считает релевантные (или различительные) черты звуков, как и остальные нерелевантные их черты, „звуковой субстанцией“… Пражская же школа учитывает все свойства звука, обращая особое внимание на их релевантные черты, сумма которых обеспечивает тождество звука или фонемы“. Тем самым фонемы для пражцев — не точка пересечения оппозиций, а положительная сущность, имеющая звуковой характер и обладающая собственными свойствами, которые уже за пределами собственно пражской школы получили название дифференциальных признаков.
В статье Б. Трнки и др. выявляются и различия между пражцами и дескриптивистами (о которых речь будет идти ниже). Пражцы отвергали у последних пренебрежение к семантике, иногда доходившее до полного ее отрицания, и сохранение старого, несистемного подхода применительно к языковой истории.
Таким образом, среди других школ структурализма для пражцев было характерно максимально широкое понимание объекта лингвистики. Строго придерживаясь структурного подхода к языку, пражцы стремились изучать его всесторонне, не отказываясь ни от семантики, ни от истории языка, ни даже в значительной степени от внешнелингвистической проблематики. В упомянутой выше статье В. Скаличка выделяет три основные проблемы языкознания: „1. Прежде всего отношение языка к внеязыковой действительности, т. е. проблему семасиологическую. 2. Отношение языка к другим языкам, т. е. проблему языковых различий. 3. Отношение языка к его частям, т. е. проблему языковой структуры“. Он указывал, что в разное время на первый план выходили то одни, то другие проблемы: античная наука игнорировала проблему языковых различий, а историческое языкознание XIX в., наоборот, занималось почти исключительно ею, глоссематика выдвигает проблему структуры и игнорирует две другие. Для пражцев же все три проблемы важны.