История лингвистических учений. Учебное пособие
Шрифт:
Все эти ученые занимались не только фонологией. П. С. Кузнецов — автор книг по истории русского языка и русской диалектологии, работ по проблемам теории грамматики. А. А. Реформатский знаменит выполненным на очень высоком научном уровне учебником «Введение в языковедение», выдержавшим четыре издания. У Р. И. Аванесова немало работ по произносительным нормам русского языка, долгое время он возглавлял работы по русской диалектологии в нашей стране. В. Н. Сидорову принадлежит одно из лучших описаний русской морфологии.
А. М. Сухотин активно участвовал под руководством Н. Ф. Яковлева в разработке алфавитов, он также известен как переводчик на русский язык книг Ф. де Соссюра и Э. Сепира. Однако наибольшее теоретическое значение имели их работы по фонологии, где в 30—40-е гг. все
Фонологи Московской школы бесспорно принимали такие идеи соссюровской лингвистики, как разграничение языка и речи и «понимание языка как системы „значимостей,“ (соотносящихся со всей системой)»; именно это называл крупнейшими достоинствами книги Ф. де Соссюра ее переводчик А. М. Сухотин. В то же время А. М. Сухотин, как и его коллеги, не принимал идеи о несистемности диахронии и подчеркивал, что Ф. де Соссюр «в самый термин „фонема“ вкладывает недостаточно ясное содержание и не делает всех вытекающих выводов».
В области фонологии данные ученые развивали идеи Н. Ф. Яковлева, большое влияние на их концепцию также оказал Н. Трубецкой. Главными их оппонентами были Л. В. Щерба и его ученики, исходившие из слишком «физикалистской» и недостаточно функциональной, по мнению Московской школы, концепции. Как пишет А. А. Реформатский в связи с различиями позиций Ленинградской и Московской школ, «в этих двух направлениях речь идет о разных предметах: в Ленинградской школе — о звуковом типе реальных звучаний в речи без учета роли данных явлений в морфеме, а в Московской школе — о „подвижном элементе морфем“, о единице, получающей „языковую ценность“ и „рассматриваемой лингвистически“ без всякой оглядки на „звуковой тип“». Для Московской школы первые гласные в словах вода и воды относятся к одной фонеме, а русские и и ы представляют собой, несмотря на заметные фонетические различия, варианты одной фонемы. Как указывал А. А. Реформатский, разное понимание фонемы тесно связано с той или иной областью применимости лингвистики. Например, для техники связи подходит ленинградское понимание фонемы, но для конструирования алфавитов нужна именно московская фонологическая концепция, ср. морфологический принцип русской орфографии.
Наиболее четко и компактно фонологическая концепция Московской школы была изложена в статье П. С. Кузнецова «Об основных положениях фонологии», впервые опубликованной в журнале «Вопросы языкознания», 1959, № 2 (статья перепечатана в упомянутой выше хрестоматии А. А. Реформатского). Здесь П. С. Кузнецов предлагает аксиоматический подход к выделению основных лингвистических и, в частности, фонологических понятий, следуя за К. Бюлером (указывая при этом, что аксиоматика К. Бюлера «не является аксиоматикой в строгом смысле слова»). В соответствии с аксиоматическим подходом выделяются первичные, считающиеся заранее заданными понятия: для фонологии это язык и речь в соссюровском смысле, а также слово, значение слова, морфема, значение морфемы; заранее задано и множество языков и диалектов. При таком подходе позиции П. С. Кузнецова неожиданно сближаются с весьма далекой концепцией З. Харриса, допускавшего возможность морфологического анализа, независимого от фонологии, хотя никем реально такой анализ не проводился.
К числу первичных неопределяемых понятий у П. С. Кузнецова также относится фонетическое (не фонологическое!) понятие звука речи. Автор статьи исходит из допущения о том, что текст уже сегментирован на звуки (Московская школа в целом больше занималась парадигматикой фонем, чем их синтагматикой, и не выработала столь детальных процедур сегментации, какие есть у Н. Трубецкого или
Следующее понятие, уже требующее определения, — это понятие звука языка: «Звуком языка называется множество звуков речи, частью тождественных, частью близких друг другу в артикуляционно-акустическом отношении, которые встречаются в самых различных речевых потоках, в составе самых различных значимых единиц (слов, морфем)». То есть звук языка — это типизированный звук речи, множество звуков речи, различия между которыми вообще не значимы для лингвистики. В какой-то степени звук языка сопоставим с фонемой по Л. В. Щербе. Как указывает П. С. Кузнецов, обобщение звуков речи в звуке языка может основываться как на показаниях прибора или ощущениях лингвиста с «тонким в лингвистическом отношении слухом», так и на «ощущении говорящих на данном языке». Таким образом, и Московская школа не вполне отказывалась от учета мнения говорящего. Однако оно было нужно лишь для выделения звука языка, который еще не фонема и относится к фонетике, а не фонологии.
В отличие от звука языка фонема — собственно фонологическая единица, «каждый язык или диалект обладает определенным конечным числом отличных друг от друга фонем». Согласно П. С. Кузнецову, «каждая фонема представляет собой некоторый класс звуков речи… фонемы и звуки языка могут представлять собой классы взаимно пересекающиеся». Как и для пражцев, для П. С. Кузнецова выделение фонем основано на их участии в смыслоразличении: «Принадлежность различных звуков речи к одной фонеме определяется не артикуляторно-акустической близостью их… а положением звуков речи в морфеме». Далее предлагается весьма разработанная процедура, на основании которой можно отождествлять в качестве разновидностей одной фонемы звуки, занимающие одинаковое место в морфеме независимо от позиции последней, см. упоминавшиеся выше примеры типа вода — воды; наличие же минимальных пар и здесь используется как критерий включения звуков в разные морфемы.
Фонемы и звуки языка могут совпадать между собой в том случае, если фонемы не имеют позиционных вариантов. Однако возможны, а для такого языка, как русский, и типичны пересечения фонем и звуков языка. Первые гласные в русских словах вода и трава — одинаковые звуки языка, но разные фонемы, ср. воды, но травы. Среди вариантов фонемы допускается и нулевой: костный (фонетически коснъй), ср. кость. Но принадлежность звука к фонеме может быть неясной, как в первом гласном слова собака. Такая неясная группа именовалась в Московской фонологической школе гиперфонемой, в данном примере — гиперфонема а-о.
В данной статье надо отметить и спор с уже существовавшим положением Р. Якобсона, Г, Фанта и М. Халле о фонеме как пучке дифференциальных признаков (о нем ниже, в главе о Р. Якобсоне). П. С. Кузнецов считал, что система таких признаков — «существенная категория фонологии, но устанавливать ее для данного языка можно лишь тогда, когда определена система фонем этого языка и отношения между ними».
Развитие типологии в СССР. И. И. Мещанинов
Вклад в науку внесли не только противники марризма или лингвисты, игнорировавшие его, но и ученые, в той или иной степени принадлежавшие к марристскому лагерю. Особенно это относилось ко второй половине 30-х гг. и к 40-м гг., когда после смерти Н. Я. Марра в 1934 г. его последователи старались как-то примирить его учение с наукой и избавиться от явной фантастики. Особо здесь следует назвать ближайшего сотрудника Н. Я. Марра и его преемника по руководству советским языкознанием академика Ивана Ивановича Мещанинова (1883–1967).