История Лоры Виттеншлегер
Шрифт:
– Девчата, зайдите в реанимацию, – попросил показавшийся на минуту из нее молодой врач, тот самый, который увозил Лялю на скорой.
Практикантки, как по команде, скрылись в дверях.
Ляля лежала в застиранном грязном бельишке на взрослой кровати под одеялом с закрытыми глазами. На ее лбу выступили капельки пота, слепив черные кудряшки в колечки.
Почти два года назад она, крошечная, преждевременно рождённая, лежала вот также в реанимации под стеклянным колпаком. Трубочки, провода… Как и тогда, с ней незримо присутствовала Маргарита, которая может и смирилась с пропажей дочери, но ее подсознание неизменно хранило воспоминания о пропавшем ребенке, об ее Аннушке…
– Предписание я сделал, – произнес устало молодой доктор, обращаясь к будущим коллегам. – Варвара Петровна сегодня на посту до утра. Во всем советуйтесь с ней, если мне вдруг придется отлучиться. Состояние критическое. Но нам не привыкать.
Здоровая генетика дала о себе знать. Ляля пришла в себя. Через три дня ее перевели в общую палату детской городской больницы.
Она была все еще очень слабенькой, плохо кушала и принимала лекарства против алкогольной зависимости. Как не грозилась Рубенсита перевести Лялю на «колеса», участь стать наркоманкой ребенка миновала.
Соседки по палате – три сердобольные украиночки с малыми детьми – окружили Лялю заботой. Каждая из них пыталась накормить несчастную девочку чем-то домашним, вкусным.
Ляля благодарно улыбалась им и в отличие от других детей не вредничала, не плакала, а лишь задумчиво смотрела на всех большими голубыми глазами, как бы спрашивая: «Чем я провинилась перед вами?»
Слезы жалости наворачивались на глаза мамаш при виде двухлетнего ребенка, забывшего о том, что есть смех и радость. Ей подарили куклу и мишку, и она часами сидела на больничной койке, о чем-то с ними разговаривая, а потом долго спала, беспокойно раскидав исхудавшие ручки в стороны и часто вздрагивая.
Так прошел месяц. В палату приходили новые мамаши с детками. А прежние, те кто уже выписался, приходили навестить девочку, приносили ей подарки.
Ляля привыкла к медсестрам, не противилась уколам и терпеливо глотала порошки и таблетки.
Постепенно она из рано постигшей ее суровой взрослой жизни снова возвращалась в ребенка: играла с другими детьми, что-то напевала себе под нос.
Медперсонал плакал, когда однажды в больницу пришла пожилая худощавая воспитательница и забрала их «Ларису» в детский дом.
Девочка уже привыкла к новому имени. Приходя в себя в реанимации, она тревожно вскрикивала, как умирающая чайка. А ведь в переводе с древнегреческого чайка и есть Лариса. Лора… Так назвали ее практикантки и молодой доктор с «неотложки».
С новым именем девочка попала в Полтавский детский дом-интернат для сирот.
Это было серое безрадостное заведение со множеством грустных детских лиц, сердобольными нянечками и строгими воспитательницами, которые как ни старались, а не могли заменить своим воспитанникам утерянных родителей. Здесь жили дети-отказники, брошенные незадачливыми мамашами на произвол судьбы, дети-сироты, оставшиеся одни-одинешеньки на всем белом свете, а также дети алкоголиков и наркоманов, лишенные родительских прав, унаследовавшие от них болезни и пагубные зависимости. Большинство воспитанников были слабыми или слабоумными, неуравновешенными, но все же оставались по-детски непосредственными, любознательными, играли между собой и шумели.
По прибытию в интернат Лора быстро нашла общий язык с ровесниками. Ей выдали казенную одежду – синий байковый халатик в мелкий белый горох, новые хлопчатобумажные коричневые, вздувающиеся на коленях колготы, чистое белье. Новенькая сразу покорила нянечек тем, что сама с первых дней начала ходить на горшок. Ее постригли наголо, сожгли в печке крашеные черные кудри. Волосы у Лоры стали отрастать свои родные, светлые. Щечки слегка порозовели.
Оформление документов озадачило директора интерната – неулыбчивую даму неопределенного возраста – а потому она обратилась за помощью к персоналу. Пригласила в кабинет нянечек и воспитателей посоветоваться.
– Лора, Лора… Лариса, значит. А фамилия как?
– Откуда же нам знать? – Растерялись женщины.
– Может-Полтавская, а че? – Неуверенно предложила пожилая няня Лида.
– Вообще-то это должен ЗАГС решать, милиция или еще кто…– Горячилась директриса. – У меня и так проблем хватает, еще над этим голову ломать.
– Или Первомайская… – Размышляла молодая воспитательница Вика.
– В таких случаях обычно дают детям самые распространенные фамилии. Иванова, Петрова, Сидорова… – Улыбнулась полненькая розовощекая нянечка, скромно сидевшая у дверей на детском стульчике.
– Мы с вами вроде на Украине живем, – напомнила воспитательница Вика, – значит фамилия должна быть украинская: Иваненко, Петренко или Сидоренко.
– Ох, девочки, с вами не соскучишься, – вздохнула начальница, – ну пусть Иваненко будет. Так и запишем…
Она сделала пометку в толстом журнале и произнесла с расстановкой:
– Лариса Ивановна Иваненко… Девочка рослая. В больнице решили, что еще очень маленькая. Но, по-моему, на два годика она, точно, не тянет. Как же быть?
– Три годика. Точно. Может, два с половиной. Но не четыре, – неопределенно заявила воспитательница Вика.
– А че тут думать? – Оживилась няня Лида. (Все посмотрели на нее) – Вот, например, взять день Ангела… День Лидии отмечают пятого апреля, а Ларисы? Кто знает?
Все промолчали.
– Я тоже не знаю, – призналась няня Лида. – Вот сегодня пятое апреля. Это ж надо! У меня, оказывается, именины. Я и забыла совсем!
– Поздравляем вас, Лидия Тихоновна, – уважительно сказала директриса, – хотя у нас в стране атеистов день Ангела и не в моде. Не принято у нас… Но то, что сегодня пятое апреля… В этом что-то есть. Запишем девочку Иваненко сегодняшним числом. А почему бы и нет! –Уверенно сказала она и сделала новую запись в журнале.
Таким образом, возраст определили «на глаз» и записали: «родилась пятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года».
Выходя из кабинета директора, женщины оживленно переговаривались, поздравляли именинницу тетю Лиду.
А маленькая Лора в какой-то час выросла на целый год. Ей неожиданно исполнилось не два, а целых три годика.
Иногда на территории интерната объявлялись незнакомые дяди и тети, и дети с интересом следили за ними и гадали: усыновят кого-то из них или нет. Наиболее любопытные группировались в маленькие стайки и неотступно преследовали незнакомцев, задавали вопросы, просили показать содержимое сумочки или карманов. И если вдруг получали какую-то вещицу посмотреть или в подарок, будь то маленькое круглое зеркальце или помада, то жадно изучали ее со всех сторон, громко между собой переговариваясь, и в конце концов у кого-то одного упрямо срывался с языка главный вопрос: «Вы за кем приехали?»