История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории
Шрифт:
А.: В этом плане неоязычники должны показаться мелкими хулиганами на фоне большой политики?
О.: Разумеется. Так, обоз, второй эшелон, маркитанты. Факультатив-сублиматив.
А.: С этим уже я не могу согласиться. Потеря некогда завоеванных пространств, реальное вымирание и деградация населения в условиях нового «естественного отбора» (а точнее, неестественного) на фоне «пира-пиара во время чумы» тех, кто этот отбор удачно прошел, не случайно вызывают протестные настроения и разговоры о сознательном геноциде. Геноцид, на мой взгляд, вовсе не обязательно должен быть «сознательным», он может быть вполне объективным, но это мало успокаивает. Поэтому желание «переиграть» историю, широкое движение по переоткрытию национальных корней неизбежно и психологически не только понятно, но и совершенно оправданно. Другое дело, какими
О.: А то, что она по всем своим параметрам высосана из пальца, о чем говорит?
А.: О том, что это и есть народный миф с большой буквы. Высосанный из множества пальцев. Так и классические мифы формировались при непосредственном участии тогдашних ученых — жрецов, поэтов, шаманов, кабинетных философов и профессиональных юродивых, элиты и массы, дирижеров и хора, хитрованов и идиотов…
О.: Так вот вместе? Удачное сочетание.
А.: Просто факт. И ныне академики народных академий братаются с пресыщенными постмодернистами и с голодными реваншистами. Такой миф устраивает слишком многих, и потому он совершенно невосприимчив к ученой критике.
О.: Ну вот. Опять возвращаемся к менталитету, не зависящему от прогресса. Чего ж тогда удивляться, что век прогресса не видать?! И воли тоже.
А.: Это уже весьма устаревшая, «непрогрессивная» идея о том, что просвещение и прогресс, якобы, вытесняют всякую мистику и мифологию. Ничуть не бывало. В технологии — да (и то там уже давно своя, научно-технологическая мистика и мифология), но не в гуманитарных науках и не в общественной жизни. Напротив, интеллектуальные школы легко вытесняются практическими, с присыпкой из псевдоинтеллектуальной окрошки, руководствами по прикладной магии — всякие там психоделические и астро-сайентологические «аумы» 3-й степени. Безусловно, этот магический эскапизм — реакция на отчужденность, техницизм, унификацию и проч., но убегают в магию технические люди, и убегают массово] Впрочем, и высокие традиционные ценности — фольклор, церковь, мораль, история — не меньше извращаются в употреблении и используются в одном ряду с магическими камланиями и порнухой. На Западе в свое время — маркузи из джакузи — призывали к биологическому и эстетическому раскрепощению, вот и напризывали. Теперь прогресс технически все это позволяет. Раскрепощение уже поставлено на конвейер. Прогресс заказывали? Получите! А вспомним, что тогда же писал И. Бродский в своей ранней поэме: «…верх возьмут телепаты, / буддисты, спириты, препараты, / фрейдисты, неврологи, психопаты. / Кайф, состояние эйфории / диктовать нам станет свои законы. / Наркоманы прицепят себе погоны…» и т. д. Вот и приехали, пусть и не все.
О.: И какой из этого может последовать практический вывод? Меняется технология, но человек остается животным, неизменяемой «сволочью»? «Приехали» всё же не все. Это важно. Менталитет не меняется, а жить-то хотят как на Западе. И самых отъявленных неоязычников не загонишь в избу с родной теплой коровкой и светлой лучиной. Но бесплатных завтраков не бывает. Жрать захочешь, плюнешь и на родной менталитет.
А.: Вопрос об эволюции ментальности — самый темный из всех. Тут на любой пример может последовать десять примеров противоположных. Типичная ошибка — мнение, что «плохой» менталитет следует (и якобы возможно) заменить «хорошим». Т. е. люди у нас такие-то, а мы сделаем их другими. Сходной ошибкой является надежда примкнуть к чужому менталитету (к «хорошему» от «плохого»). Результаты этого известны. Менталитет исчезает только вместе с людьми. Возможно, к этому сейчас и идет. Но это лишь одна сторона вопроса. С другой стороны, нельзя и преувеличивать значение различий и национальных стереотипов. Различия все — на поверхности. А на глубине, и в ситуациях экстремальных различия пропадают, крайности сходятся, специфика стирается. При таком раскладе представители некоего особого менталитета гибнут без всякой пользы для общечеловеческого прогресса.
О.: Что ж, если не заморочиваться всеми этими нац-особенностями, то нечего и вымучивать особые пути. Надо не спекулировать на специфических способах прогресса, а влиться в уже опробованный плавильный котел развития.
А.: Под чутким руководством транснациональных корпораций?
О.: Ну, конечно, наш отеческий кнут бьет как-то гуманнее, с шутками да прибаутками на родном языке. А уж когда промахивается, то такие моменты равносильны оргазму.
А.: Факт, не спорю. Если, конечно, пастырь сумел доказать свою отцовскую посконность. Бьет, значит, любит. Но почему одно должно противоречить другому? Самое милое дело приобщать народ к прогрессу старинными способами. В этом «русская идея» проста, как «колумбово яйцо»: идеальная задача — удержать вертикаль, но, устав балансировать, рано или поздно устанавливают яйцо пирамидально, повредив основание, после чего соки уже вытекают сами собой. Но и эволюция — обоюдоострая вещь. Ее нынешний, последний виток — своеобразное возрождение первого кольца, первобытной, общинно-вождевой формации.
О.: Доказательства?
А.: Математических, конечно, нет. Но кое-что бросается в глаза. Тогда — собиратели, охотники-номады, сейчас — высочайшая, в сравнении с предыдущей индустриальной фазой, мобильность населения. Тогда — племя, деревня, малая община, сегодня — этнокультурные группки в ауре всеразрешающей политкорректность, и весь мир — мировая деревня, согласно Маклюэну. Тогда — устно-визуальная коммуникация и культура, сегодня — электронные сети и компьютерная символика. Античный слепой рок — сегодняшняя зависимость от невидимой руки рынка, надличных, почти метафизических, финансовых колебаний. Магия, как воздействие на природу и человека, и там и тут. Мифология, экстрасенсорика, язычество, зомбирование… устанешь перечислять.
О.: Да уж Осталось дождаться второго пришествия христианства. Однако все эти волны-витки и приливы-отливы, гераклитовский up&down — идейки довольно захватанные, умозрительные, как и многое из того, о чем вы (ладно — мы) говорили. Если бы человечество жило этим, то до сих пор не открыли бы электричества.
А.: А ваш (ладно — наш) разговор напоминает что-то из шестидесятых годов прошлого века. Физики против шизиков, то бишь лириков. Впрочем, и сегодня старые кадры, вроде академика Гинзбурга или профессора Зиновьева, вдохновенно поют осанну Просвещению и осуждают мракобесие законов Божьих и всякую культурную «рухлядь» истории человеческой:
О.: Что-то я вас не пойму. То вы ополчаетесь на мифотворчество, то его защищаете.
А: На законы истории бессмысленно обижаться. Миф, как не так давно догадались продвинутые гуманитарии, заложен уже в самом языке. Тут вопрос выбора или, если хотите, вкуса. Одни отвечают, на нынешнюю мифореальность постмодернистской игрой, другие пытаются использовать ситуацию в практических целях — играют с массами.
О.: Вы повторяете то, что я уже говорил. Осталось только согласиться с выводом, что не стоит изобретать особых, третьих путей и велосипедов с вечными, фундаменталистскими двигателями.
А.: Готов согласиться, но с той немаловажной коррективов что тут нас никто и не спросит: мифореальности не прикажешь — не быть!
О.: Кажется, наш разговор уже движется по второму кругу.
А.: А вы говорите, что витки гераклитовские слишком абстрактны! Нет ничего живее, чем живучесть старых идей.
О.: И столь же вечных — традиционных, «слишком человеческих», интересов.
А.: Фундаменталистских, я бы сказал.
О.: В данном контексте — согласен.
Глава 10
ДРЕВНИЙ МИФ И НОВЫЕ ПАГАНЦЫ
Любая критика мифов имеет какой-то смысл, если мы имеем хотя бы приближенное представление о концептуальных основах традиционной мифологии. Парадоксально, но факт: творчество современных язычников в объективном плане — это, безусловно, некая форма фольклора, но субъективно они не только полностью лишены понимания, что это такое, но и не особенно интересуются научной стороной вопроса. На данную тему за многие годы уже написаны сотни томов и тысячи статей, в том числе на русском языке, правда, кроме специалистов они мало кому известны. Чем копаться во всех этих малотиражных изданиях и забивать себе голову специальной терминологией, гораздо легче выдумать собственный миф, особенно когда есть две-три популярных и апробированных теории, наподобие теорий Блаватской и Вирта, и такие потворствующие самолюбию «памятники», как «Книга Велеса».