История нравов России
Шрифт:
Раздел 13. В рабоче–мастеровой среде
В наше время достаточно широко распространено представление о том, что нравы рабочих и мастеровых в императорской России были грубыми, жестокими, что в рабочей и мастеровой среде господствовали пьянство и мордобитие, что это, по сути, нравы люмпенов, подонков общества. В немалой степени утверждению такого рода представления способствовали произведения А. М.Горького, в частности, его роман «Мать». Однако в действительности это не так, ибо историческая реальность не укладывается в идеологические схемы того или иного писателя, тем более если они служат определенной цели — показать изначальную порочность нашего народа, в том числе и слоя мастеровых и рабочих. Что за этим стоит, объяснять, очевидно, не стоит и так все ясно — использовать интеллектуальные и материальные ресурсы нашего отечества
В своей книге «Русский труд» О. Платонов так пишет об этом поистине удивительном феномене русской истории: «Русская артель была добровольным товариществом совершенно равноправных работников, призванным на основе взаимопомощи и взаимовыручки решать практически любые хозяйственные и производственные задачи. Объединение людей в артель не только не ограничивало дух самостоятельности и предприимчивости каждого артельщика, а, напротив, поощряло его. Мало того — артель удивительным образом позволяла сочетать склонность русского человека к самостоятельному и даже обособленному труду с коллективными усилиями» (205, 55). Русская артель находится в кровном родстве с общиной, в народной жизни они неразрывно переплетались между собой; следовательно, нравы мастеровых существенно не отличались от нравственных качеств русского крестьянина, хотя и имели свои особенности.
При рассмотрении нравов мастеровых–артельщиков необходимо учитывать замечание исследователя артели М. Слобожанина, что «артельная система есть не классовая, а общечеловеческая система, форма же проявления ее — артель — есть союз личностей» (249, 69). В артели русский человек не просто прилагал свой труд, а имел возможность выявить свои творческие, духовные и физические способности; здесь отнюдь не господствовало примитивное равенство, некая уравниловка — все имели равное право выразить свои способности и получить доход по труду [22] .
22
«В самых типичных артелях Древней Руси, — отмечает О. Платонов, — могли участвовать все без исключения при одном условии — признании ими артельных основ. В складочные пиры, в пустынные монастыри, в братства и в вольные дружины могли входить и «лучшие» и «молодшие» люди, смерды, и бояре, и духовные лица, и даже князья» (205, 57).
Для русской артели характерна круговая порука, т. е. каждый член артели был солидарен со всеми, он ручался за всех, все же несли ответственность за каждого в отдельности (этот принцип, как мы видели выше был присущ и казачеству, он в значительной степени определял нравы артельщиков). В дошедших до нас исторических памятниках, договорах с артелями, в конце подчеркивается ответственность за ущерб и убытки, нанесенные артелью, тех, «кто будет в лицах» (314, т. II, 184), т. е. каждого участника артели.
Артелью, считает, И. Прыжов, называется братство, которое устроилось для какого–нибудь общего дела. Русская артель представляет собой своего рода семью: «Артель — своя семья»; про большую семью же говорят: «Экая артель». Главное в артели — это товарищеская взаимопомощь и общее согласие: «Артельная кашица гуще живет», «Одному и у каши не споро», «В семье и каша гуще». Вот почему, по справедливому замечанию И. Прыжова, у русского человека большое скопление людей получает смысл артели: «Народ по улицам артелями бродит» (215, 175). Можно сказать, что артель является самоуправляемым трудовым коллективом, во главе которого находится атаман, или староста, чья твердая воля не подавляет самостоятельности членов артельного товарищества.
Побывавший в конце XIX столетия в России Г. Шульц — Ге–верниц обращает внимание на принципиальные отличия русской артели от западноевропейских промышленно–ремесленных объединений. Если западноевропейские ремесленные объединения основаны на индивидуалистических началах, подчеркивает он, то русские артели охватывают всего человека, связывая его с остальными членами артели, заказчиками и государством круговой порукой (313, 123–124). Еще одним важным отличием русской артели от западного кооперативного движения является то, что она во главу угла ставит не только материальный интерес, но и духовно–нравственные потребности индивида, т. е. стремится найти гармонию между материальным и духовным, что оказывает огромное влияние на нравы артельщиков. Не случайно многие исследователи указывают на нравственный характер артелей, чье развитие стимулировалось не столько погоней за прибылью, сколько более высокими духовно–нравственными «соображениями взаимопомощи, взаимоподдержки, справедливости в распределении благ, древней склонности к самоуправлению и трудовой демократии» (205, 58).
Именно равноправие, справедливое вознаграждение, товарищеская поддержка как нравы присус ие артели привлекали в нее русского человека. Тем более эта тяга имела значимость во времена царствования Михаила Романова, когда «начали появляться случаи продажи крестьян без земли — мастеровых или рабочих» (82, 25). По мнению русского человека, артель, подобно общине, представляет собою великую силу — «артелью города берут». Артельный характер жизни, в основе которого лежат общинные начала, имел самые разнообразные формы и названия — складчины (их мы отмечали в разделе «Офицерская корпорация»), братства (религиозные объединения, о чьей благотворительной деятельности шла речь выше), ватаги (у казаков), дружины, товарищества и собственно артели. Широкое распространение артели среди русского народа вытекает из того, что артельные формы жизни исходят из соответствия их народному духу. Следует иметь в виду то «соответствие основных начал нравственности и справедливости, заложенных в артели, духу народа и то непосредственное участие народных масс в артельном строительстве, которое сделало артели действительно русскими бытовыми, чисто народными союзными организациями (249, 14).
С высокими нравами связано и качество выполненных работ, о чем свидетельствует, например, возведенная в конце XVII века артелью каменного дела колокольня Пафнутьево — Боровского монастыря, расположенного в ста километрах юго–западнее Москвы. Эта колокольня, сооруженная на деньги князя К. Щербатова, представляет собой красивое здание. Она поставлена на подклете «восьмериком на четверике», прямоугольная в плане, трехъярусная. Ее украшают узорчатые карнизы, полуколонны, каменные наличники, бочечки и ширинки; она четырежды опоясана цветными изразцами кудесника Степана Полубеса. Колокольня завершается двухъярусным восьмигранником звона, который увенчан также восьмигранными шейками с куполом и крестом. В целом, сооружение представляет собою пример русской красоты и в связи с этим возникает вопрос об именах строителей.
Свет на это проливает обнаруженная недавно в Центральном государственном архиве древних актов «подрядная запись». В этом документе отражено два существенных и характерных момента — «показано, кто строил, кто так красиво и добротно сложил камень к камню, и как строил, условия подряда, условия, при которых с давних времен создавалось взаимовлияние экономики и нравственности» (7, 178). Оказывается строили колокольню двадцать шесть мастеров каменного дела — Степан Григорьев, Василий Петров, Артемий Прокофьев, Григорий Ферапонтов, Алексей Иванов и другие. В «подрядной записи» говорится от их имени, что «поручились семы друг по друге круговою порукою и дали мы на себя сию запись Боровского уезда Пафнутьева монастыря архимандриту Феофану да келарю старцу Пафнотию з братией в том, что подрядились мы подрядчики и каменщики, в том Пафнутьеве монастыре сделать колокольню каменную…» (7, 181). Именно эта артель каменных дел мастеров отразила в камне свой принцип работы: «Делать самым добрым мастерством!»
Разумеется в этой «подрядной записи» имеется и пункт о том, что мастерам полагается выдать наперед «вина ведро…»; это тоже характеризует нравы мастеров. Однако дальше оговаривается условие такого характера: «…самым добрым мастерством не сделаем… или учнем пить и бражничать, или за каким дурном ходить… кто нас в лицах будет, взять им, архимандриту Феофану и келарю старцу Пафнотию з братией по сей записи за неустойку двести рубле» денег» (7, 182). Как видно из данного документа делать работу некачественно либо пить и бражничать мастерам каменных дел весьма невыгодно — ведь придется платить неустойку в 200 рублей (это в два раза больше того, что они заработают). Да и платить придется, если не им самим, то их детям; отсюда и дисциплина, и качество, и сдержанность в винном питие!