История Одного Андрогина
Шрифт:
Сейчас он вспоминал тот самый день, когда он попросил Софи нанести макияж на его лицо. И его это улыбнуло.
– Ты уверен? – говорила Софи в его воспоминаниях.
– Да. – сказал маленький Натаниэль.
Он вспоминал, какой же милой и очаровательной была его няня. Она так любила угождать своему маленькому мальчику. Ее улыбка, ее ноги. Это все было прекрасно. Как же Натаниэль любил все это.
Она села перед ним и открыла косметичку. Она стала подводить его глаза черным карандашом, затем тенями. Натаниэль уподобался девочке. Это нравилось обоим. Транзишн Натаниэля так развлекал
– А губы? – добавил он, улыбаясь, и смотря в зеркало, - У тебя есть красная губная помада?
– Кажется, есть! – радостно сказала Софи, найдя ее в своей сумке, после чего она накрасила Натаниэлю губы.
Софи внимательно глянула на Натаниэля и решила добавить:
– Ты так похож на свою маму!
– Правда? – радостно спросил Натаниэль, затем глянув на себя в зеркало, позируя.
– Да. Тебе лишь туфлей на высоком каблуке не хватает.
– Дашь свои?
– Обувай.
Они смеялись без остановки.
Следующим воспоминанием для Натаниэля стал больничный коридор. Это воспоминание возникло в нем так резко, что он сам того не ожидал. Хотя это воспоминание было для него одним из самых важных.
Это было то самое время, когда Синди водила Натаниэля по больницам, после шокирующего для нее диагноза. Когда она пыталась взять все в свои руки. Буквально за месяц до смерти Синди.
Натаниэль помнил, что не хотел находиться здесь. Единственное, ради чего он был здесь – Синди. Он так хотел был рядом с ней. И выглядела она не важно.
– Может быть, пойдем отсюда, мама? – говорил Натаниэль.
– Мы не можем с тобой пойти, Натаниэль! Мы это уже обсуждали! – твердым, но уставшим голосом говорила Синди.
– Но я не хочу меняться, мама! Я хочу быть таким же, как и ты! – единственный раз в жизни Натаниэль настаивал Синди.
– Нет! – с большей агрессией говорила Синди.
Но Натаниэль не соглашался. Мысленно. Он не продолжил и замолк. Хотя мог высказать все своей матери. Он замолчал. Он не захотел перечить своей маме. И это давило ему на сердце. Чувство безвыходности. Ему не хотелось делать того, чего хотела его мать. Но также он хотел быть с ней во всем. Его вдохновляло ощущение полной совместимости с Синди и ее присутствие.
– Выходи! – услышал он чей-то голос.
Натаниэль сначала не понял. Лишь потом, почувствовав телесный контакт, он понял, что его глаза закрыты. И когда он открыл их, он увидел нависшего над ним санитара Миллера, который забирал его к доктору. Натаниэль стал отключаться от своего мысленного транса.
Идя по коридорам ненавистной ему психиатрической клиники с руками за спиной, Натаниэль смотрел в окна и внимал людей, которых словно овечек и козочек выпасали во дворе строгие люди в белых халатах. На улице теплело, трава возносилась над землей, и казалось, словно эти питомцы вышли пощипать траву на легком ветерке. И Натаниэль даже немного задумался о том, почему его там нет. Он снова шел в кабинет доктора О’Брайана, чтобы снова сесть на тот самый диван, чтобы снова пытаться решить проблемы их психологического диссонанса. И ему это было противно.
Пытаясь сделать свое лицо инфантильным (как
– Ну-с! Как ваше самочувствие, Мистер Уолкотт?
– Если вы об одиночном режиме, то это бесконечно не впервые. – ровным голосом сказал Натаниэль.
– То есть, вас это не беспокоит?
– Ни капли.
– Вот и отлично. А есть что-то, что беспокоит вас в данный момент?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– Знаете, Мистер Уолкотт! Мне кажется, вы со мной недостаточно откровенны.
– Вот как?
– Да. И это, скажу вам, лишь мешает процессу вашего выздоровления. Это не в ваших интересах? Быстрее покинуть эту клинику? Не так ли?
– Что вы от меня хотите?
Натаниэль стал выглядеть более взволнованным.
– Расскажите мне о своей матери! Что вы так скрываете? – настаивал доктор.
Натаниэль, забегав глазами, повернул голову в сторону окна и задержал свой взгляд на нем. Он выглядел задумчивым. О’Брайан напряг свое зрение, внимая Натаниэля. Тот немного помолчал и сказал спокойным тоном:
– Знаете, что меня беспокоит? То, что эти психи спокойно расхаживают по двору вашего обителя, в то время как я – здоровый человек, сижу здесь, а вы трахаете мне мозги. В то время как вы убиваете мое время. И свое тоже. А мудрый человек ценит время.
Натаниэль глянул пронзительным взглядом на слушающего его доктора О’Брайана, который ответил:
– Интересные рассуждения.
– Интересные рассуждения? Выпустите меня! Дайте подышать свежим воздухом! Я что, заслужил этого меньше, чем все остальные! – сказал Натаниэль.
И его выпустили. Он очередной раз избежал прямых разговоров о Синди. Он так не хотел говорить о ней. Теперь же он дышал свежим воздухом, гуляя по двору.
Его легкие стали ощущать некую свободу движений. Он засиделся в палате. Теперь же ему было не привычно чувство воли в груди. И его это разочаровывало. Он пытался отвлечься от мыслей.
Натаниэль смотрел на зеленые травинки, которые заполняли собой клумбы. Он смотрел на высокие стены, которые огораживали его от внешнего мира. Территория была большая. Обтянутая колючей проволокой. Натаниэль обращал на все это свое скромное внимание. Он пытался не поднимать глаз и не привлекать к себе внимания. Хотя, за ним все равно следили.
Здесь было много пациентов и врачей, санитаров, уборщиков, надзирателей. Здесь было много лавочек, кустов, разного красивого экстерьера. Все было ухоженным. Тропинки без единой трещинки. Не удивительно, что всем здесь нравилось.
Натаниэль присел на одну из лавочек. Прикрыв глаза, он стал просто вдыхать весь этот воздух в свои легкие. Ему хотелось надышаться. Открыв глаза, он глянул в небо. Он наблюдал там птиц, кружащих и летающих. Ненароком стала вспоминаться его личная свобода: побег с фермы Уолкоттов, работа няней в Лондоне, сожительство с Астрид. В этот момент что-то защемило в его сердце. Что-то вспомнилось ему, хотелось вбиться в память, но Натаниэля отвлек какой-то сумасшедший, севший рядом со словами: