История одного признания
Шрифт:
Его губы дрогнули и сложились в некое подобие улыбки.
– Я все равно буду ждать, – с интонациями упрямого ребенка проговорил он.
– Вряд ли это имеет смысл. Толик, я не хочу тебя обманывать. Ты хороший парень, обаятельный, но я, честно говоря, все-таки предпочитаю женщин.
9
Но
Наверное, в первые же секунды он прочел на моем лице то, чего боялся прочесть. И как-то сразу сник. Встреча получилась натянутой. Я не знал, как с ним вести себя здесь, на своей территории. Представил его жене как друга детства. Он молчал, не сводя с меня глаз. Жена явно что-то чуяла и нервничала: то зайдет в комнату, то позовет меня («можно тебя на минутку?»). Я злился на нее, на себя, на гостя. Мной овладевало все большее раздражение. В конце концов я позвал его прогуляться и на улице устроил ему выволочку.
– Ты чего добиваешься? – рычал я. – Чтобы я бросил жену и жил с тобой? Этого ты хочешь? Да это же смешно! Я пока что в своем уме! Мы поиграли втроем… мы просто играли… Было очень здорово, необычно… и я не забуду те дни. Но то была всего лишь игра. Пойми: игра. Игра кончилась. Дальше пошла жизнь, у каждого своя. И ничего у нас с тобой не будет. Я не твоего племени. Да, тогда я расслабился… Но теперь мне противно от одной мысли оказаться в одной постели с мужчиной… Я нормальный мужик, меня интересуют только бабы, меня устраивает жена, в животе у нее – ждет своего часа наше творение (ему уже пять месяцев)… В общем, вот что, – сбавил я тон, но прибавил голосу твердости. – Сегодня же ты уедешь, Толя.
В тот же день он уехал. Я не провожал его (не хватало мне еще прощальных порывов и «скупых мужских слез»!). А позже, кажется, месяца через полтора-два пришло письмо. Конверт был подписан рукой Оли. Но письмо было от Толика. Даже не письмо, а записочка. В ней содержалось всего две строки: «Я полюбил тебя еще тогда, когда мы учились в одной школе».
В другом случае я воспринял бы подобный текст как неумную шутку, издевку или даже оскорбление. Но я достаточно знал его автора, того голубоглазого тихого паренька с пышными девичьими ресницами, которого из любви к его сестре я всегда защищал и который, оказывается, любил меня, возможно, не меньше, чем я его сестру. Зачем? Кем это было задумано и подстроено? И для какой цели? Я этого никогда не узнаю.
И открылась еще одна, вызывающая у меня недоумение и грусть, сторона этой истории: моя страстная, моя неземная любовь к Олечке со временем поблекла и умерла, а его неуместная любовь – жила до сих пор…
Больше вестей ни о Толе, ни о его сестре я не получал. Они исчезли из моей жизни, как будто я и не встречал их никогда, как будто ничего между нами не было. Как будто они явились мне во сне и там же, в стране снов, навсегда и остались, как осталась в прошлом моя первая и самая пронзительная любовь к необыкновенно аппетитной девочке Оле Темниковой.
Лето-осень, 2003 г.