История одного замужества
Шрифт:
– Недоразумение! – с жаром вскричала дама, хватая свободной рукой Амалию за руку с такой силой, что моя героиня даже поморщилась. – Конечно, недоразумение! У меня и в мыслях не было убивать Евгению…
– Тогда расскажите мне все как есть, – попросила Амалия, – а я передам вашу историю адвокату, чтобы он вытащил вас отсюда как можно скорее.
На лице дамы мелькнуло сомнение. Она отпустила руку собеседницы и задумалась, комкая платочек.
– Я не уверена, что адвокату пригодятся некоторые… подробности моей жизни, – заговорила Екатерина Александровна, подняв глаза. – Людям будет очень легко осудить меня…
– Если
– Да, – печально кивнула дама, – это так. Но любовь похожа на розу, в жизни ее окружают одни шипы…
«О Господи, – с тоской подумала Амалия, – что за жуткие мелодрамы числятся в репертуаре их театра?»
– Вы не могли быть вместе? – спросила вслух баронесса Корф.
– Открыто – нет. Понимаете, я замужем…
– И конечно, ваш муж – чудовище. – Амалия смело решила идти по линии мелодрамы до конца.
– Нет, что вы! – вскинулась актриса. – Николай Никифорович – прекрасный человек, добрый, чуткий, любящий, заботливый… Поэтому я и не могла уйти от него.
Ну да, а еще потому, что бывший муж в мгновение ока может превратиться в настоящего врага и, если он антрепренер с весом, устроить так, что Екатерина Александровна и Ободовский останутся без работы. Любовь еще никого не смогла прокормить – кроме той ее разновидности, что практикуется в горизонтальном положении и не имеет к чувствам никакого отношения.
– Иными словами, – подытожила Амалия, – вы и Иннокентий Гаврилович встречались, когда была такая возможность, но тщательно скрывали ваши отношения. Кстати, как вам это удалось?
– Простите?
– Я имею в виду, принято считать, что в актерской среде все тайное быстро становится явным. Так как же вам удалось сохранить в тайне ваш роман?
– А! – Екатерина Александровна порозовела. – Понимаете, в нашей работе нет ничего важнее первой реплики – и последней. Так говорит мой муж. То, что идет между этими репликами, быстро забывается. Так вот, когда все началось, мы с Кешей договорились, что будем делать вид, что терпеть не можем друг друга. Заодно мы всем, кто хотел слушать, жаловались друг на друга, рассказывали, какой он ужасный партнер, какая я невыносимая и так далее. Понимаете, плохому всегда верят с легкостью, и если потом кто-то и начинал что-то подозревать, он думал, что это только ему кажется…
– Это было чрезвычайно умно, – искренне сказала Амалия. – Браво. А что случилось потом?
– Потом? Потом Кеша познакомился с Женечкой Пановой, и она перетянула его в свой театр. Понимаете, мы перестарались, изображая нелюбовь, – с горечью призналась Екатерина Александровна. – Я уже не могла упросить мужа оставить Кешу, потому что иначе это выглядело бы подозрительно, а Панова к тому же предложила ему хорошие деньги…
– Но вы продолжали любить друг друга, несмотря ни на что. Так?
– Да. Если бы не это, мы бы давно расстались.
– Скажите, а что Иннокентий Гаврилович думал о Пановой? – Амалия заметила удивленный взгляд собеседницы и быстро пояснила: – Я полагаю, адвокат обязательно попросит меня прояснить этот момент.
– Что он о ней думал? – вздохнула Екатерина Александровна, поводя плечиком. Она наконец-то вспомнила о шляпке, вытащила шляпную булавку, сняла шляпу и положила ее на стол. Головки искусственных маков и васильков печально поникли. – Кеша был к ней равнодушен. Но он ее жалел, и в то же время в какой-то мере она была ему неприятна. Я, по правде говоря, не задавала себе особых вопросов – о ней, – потому что достаточно было видеть каждый раз, как он был рад, когда я к нему вырывалась. Будь я свободна, ничего этого никогда бы не произошло…
– В общем и целом можно сказать, что он ее не ненавидел и не собирался избавиться от нее. Так?
– Да.
– Насколько мне известно, Панова решила провести лето здесь, потому что вбила себе в голову, что сумеет уговорить Матвея Ильича Ергольского написать для нее пьесу. Верно?
– Совершенно верно. Кеша пытался увильнуть от поездки, но у него ничего не вышло. Хотя ему вовсе не улыбалось сидеть тут и видеть, как на него косится Колбасин и этот… Петя… сын Пановой.
– Его зовут Павел. В общем, Иннокентий Гаврилович в письмах жаловался вам на то, как ему скверно, и вы решили приехать. Я права?
– Н-нет, – после легкой заминки призналась Екатерина Александровна. – Мы договорились, что увидимся в Петербурге, когда начнется новый сезон. И все же я приехала, потому что… потому что… Словом, возникли особые обстоятельства.
– Вы ждете ребенка? – догадалась Амалия.
На этот раз Екатерина Александровна расплакалась по-настоящему.
– Да. Да! И я растерялась… Мне хотелось увидеть Кешу, понимаете? Он писал мне письма, но я ему не отвечала, потому что он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел мои послания и догадался… Словом, я приехала в Д. и оттуда отправилась в «Кувшинки». Но опоздала – я видела, как вся компания уехала к Ергольскому. Я тоже отправилась туда и ждала, ждала… А они все ужинали. Я не выдержала, вылезла из экипажа, зашла в сад и увидела Кешу за окном. Я помахала ему рукой и поняла, что он меня увидел. Но ему, наверное, не дали уйти, потому что он сумел подойти ко мне, только когда все уже разъезжались, и шепнул, что завтра в полдень будет ждать меня в лесу возле «Кувшинок». Я согласилась – я на все была согласна, – и мне сразу же пришлось спрятаться за дерево, потому что показалась Евгения, стала его обнимать и виснуть на нем, и по его лицу я видела, что он очень хотел ее стряхнуть и еле сдерживался…
Что ж, теперь понятно, почему Ободовский тогда держал руки в карманах. Наверняка в этот момент у него внутри все кипело.
– Скажите, вы слышали, о чем после ужина говорил Ергольский?
– Я не прислушивалась…
– И повторяющееся слово «убийство» совсем не привлекло ваше внимание?
– Нет. Я хотела только встретиться с Кешей, все остальное не имело для меня значения.
Лжет или нет? Впрочем, даже если она ничего не слышала, Ободовский вполне мог потом ей все пересказать…
– На следующий день, по словам Иннокентия Гавриловича, он для отвода глаз прихватил с собой удочки и отправился в лес, на свидание с вами. Это правда?
Само собой, Иннокентий Гаврилович ничего такого не говорил, да ему и не нужно было, потому что Амалия уже обо всем догадалась.
– Да, – подтвердила Екатерина Александровна.
– Сколько времени вы пробыли вместе?
– Я не считала. – Актриса покраснела. – Может быть, час, может быть, полтора…
– Или два?
– Нет. Часы на церкви били два, когда я уже возвращалась обратно в Д.