История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
Шрифт:
Вечером она позвонила Елизавете Алексеевне, ожидая, что придется кое-что наврать о горящей путевке, но Елизавета Алексеевна живо откликнулась:
— Обязательно, вы так трудно работаете! Далеко ли собираетесь?
— К тете в Калугу. Она у меня одна, пожилая уже.
— В Калугу! Как я вам завидую, прелестный город. Увидите на другой стороне Оки церковь с колокольней — это село Ромоданово, родина моя.
Рита слегка огорчилась:
— Ой! Тут Шотик мне все уши прожужжал про тебя. Договорился в театре тебе прослушивание устроить!
— Прослушивание в следующий раз! Передай ему пламенный привет! — сказала польщенная Надя.
Завернув
Не включая свет, она прошла на кухню, а записку воткнула обратное дверь и легла спать.
Утром, оформив отпуск и не ожидая отпускных, она поручила их получить (если сможет) Ане, отдала ей запасной ключ от квартиры.
— Если кто будет меня спрашивать, говори, что больше здесь не живу! Поняла? — многозначительно наказала Надя.
— Поняла! Все поняла! — со вздохом ответила Аня.
В тот же день она достала с антресолей чуть тронутые молью пимы, поцеловала их и, накупив всяких продуктов и большой торт, уехала двухчасовым поездом в Калугу.
Тетя Варя не ждала ее и страшно обрадовалась. Здесь, в этом стареньком, о четырех окошках, бревенчатом домике, Наде все напоминало ее дом в Малаховке. И скрипучий, облезлый бархатный диван, и жарко натопленная, к утру остывающая, изразцовая печь, и старые на стенах фотографии с мушиными следами, и даже репродукции известных картин «Март» и «Большая вода». Все это было ее полузабытое детство. Среди Алешкиных книг, какие смогла увезти с собой из Малаховки тетя Варя, в старинном, изъеденном червоточиной шкафу Надя обнаружила маленькую красную книжечку Киплинга из серии «Золотая библиотека». Опять перечитала «Рики-Тики-Тави» и «Маугли». И загрустила, вспомнив Клондайка. «Там», в лагере, все было просто: были враги и были друзья. Здесь, на воле, не было ни друзей настоящих, ни открытых врагов. Только что она чуть запустила в свою израненную душу, думалось ей, друга, как он сразу залез грязным сапогом.
Ей очень полюбился этот милый город. С его церквами и старинными особнячками, каким-то чудом не разрушенными революционной стихией, и безликими новостройками. Иногда с тетей Варей они ходили на крутой берег Оки, откуда далеко окрест, вдоль берегов, синели лесные массивы и виднелись колокольни церквей. Ромоданово, родное село Елизаветы Алексеевны, стояло напротив, через Оку, и Надя старалась угадать, в каком из покосившихся домишек могла родиться ее Елизавета Алексеевна. С удовольствием бегала в своих пимах за водой на обледенелую колонку, за хлебом и на рынок, не жалея денег. Молоко приносила молочница прямо на дом.
За три недели она очень хорошо отдохнула, посвежела, а самое главное, отоспалась после прогулок на свежем воздухе. Обиды не казались ей теперь такими жгучими и оскорбительными. Поразмыслив в одиночестве, на досуге, она пришла к выводу, что с сильным полом надо держать «ухо востро», не допуская никаких вольностей.
Дома Аня встретила ее радостным известием. В конце марта сдают новый дом, где для строителей выделены две квартиры. Одна из них обещана ей. Наде очень хотелось услышать, приходил ли кто к ней в ее отсутствие, но Аня, как нарочно, говорила о своих
— Писем мне не было? — спросила Надя, отлично зная, что писать ей некому.
— Нет, писем не было, жди, когда напишут. Приходил тут после твоего отъезда раза два один в пыжиковой шапке и меховой куртке, я сказала, что ты здесь больше не живешь.
— А он?
— Не знаю! Зашагал отсюда. Ты же сама велела так сказать!
Во вторник Надя уже была на уроке у Елизаветы Алексеевны и подарила ей целый набор открыток современной Калуги. Свежим, отдохнувшим голосом она опять пела свои вокализы и гаммы.
— Тебе на пользу! — милостиво похвалила Елизавета Алексеевна. — Как тебе понравилась Калуга?
— Влюблена! — искренне, с восхищением сказала Надя.
— Следующий раз возьмешь меня с собой. Я из Калуги уехала во время революции и с тех пор ни разу не удосужилась побывать.
Она с интересом просмотрела открытки, называя знакомые ей места. На одной из них был Калужский Дом пионеров.
— А вот этот — Дворянское собрание, — указала она на открытку. — Я там пела несколько раз на благотворительных вечерах, — мечтательно сказала она, потом лицо ее снова стало суровым и строгим. — Ступай сейчас в наш нотный и купи, пожалуйста, себе две новые вещи, пора переходить к небольшим ариям.
Надя застыла, как сеттер на стойке, почуяв дичь.
— Моцарта, обе арии Керубино, и еще что-нибудь посмотри в среднем регистре для меццо.
Надя взвизгнула от радости и захлопала в ладоши:
— А Марфу можно?
— Мусоргского? Нет, еще рано, этому еще поучиться надо. Посмотри Шуберта «Баркаролу». Ты немного тяжеловато поешь, мало подвижна, как муха в кислом молоке. — Она на миг задумалась. — Да, вот еще что! Вспомнила! Рита мне сказала, Георгадзе хочет тебя Кемарской, в театр Станиславского и Немировича-Данченко показать, как ты?
— А вы мне как посоветуете?
— Но ты же все равно по-своему поступишь?
— Нет! — горячо воскликнула Надя. — Слово даю, как скажете, так и сделаю!
Суровое и замкнутое лицо Елизаветы Алексеевны озарилось доброй, милой улыбкой:
— Мой совет, иди учись в консерваторию. У тебя еще вся жизнь впереди. А я позабочусь, чтоб ты попала к хорошему педагогу.
Не чуя ног от радости, отправилась Надя в свой любимый нотный магазин на улицу Герцена. Продавщица, на этот раз не прежняя, пожилая, а молоденькая девушка, услужливо достала ей с полки целую кипу нот. Арии из опер, романсы русских и зарубежных композиторов, недозволенная ей цыганщина. Баркаролу отыскала тут же, и одну арию Керубино, другой не было. Она уплатила в кассу, взяла свернутые в трубочку ноты и направилась к двери. Тяжелая дверь с толстым стеклом отворилась — и навстречу ей вошла Татьяна в сопровождении Серафимы Евгеньевны. Нельзя было не поздороваться, столкнувшись с ними нос к носу. Да и настроение было радужное.
— Здравствуйте! — приветливо улыбаясь, поздоровалась с ними Надя.
Прелестное лицо Татьяны в белой пуховой шапочке просияло:
— Надя? Здравствуйте!
— Здравствуйте, Надя! — просто, без обычного кудахтанья, ответила Володина мать.
— Куда же вы пропали? Сверкнули, как комета, и исчезли? — дружелюбно спросила ее Татьяна.
— Я была в отпуске!
— А Володя сказал мне, что потерял вас!
— Да, он меня потерял! — не глядя ей в глаза, ответила Надя. Умная и чуткая Татьяна сразу поняла ее.