История похищения
Шрифт:
Отец Марухи Альваро Пачон де ла Торре, гордость журналистики 40-х годов, погиб с двумя не менее знаменитыми коллегами в автокатастрофе, надолго запомнившейся товарищам по цеху. Мать тоже умерла, и Маруха с сестрой Глорией с ранней юности научились сами заботиться о себе.
В двадцать лет Маруха уже была чертежницей, художницей, ведущей и сценаристкой на радио и телевидении, успела поработать в рекламе и даже возглавить отдел пиара в нескольких крупных компаниях. И конечно, постоянно занималась журналистикой. Она с порога покоряла людей своими артистическими дарованиями и порывистым характером. Этому немало способствовали и лидерские задатки Марухи, которые не сразу можно было распознать, глядя в тихую заводь ее цыганских глаз. Что касается Вильямисара, то он забросил медицину, подстригся, выкинул заношенную рубашку на помойку, повязал галстук и сделался экспертом по оптовой продаже любых товаров, которые ему отдавали на реализацию. Однако в сущности он не поменялся. Маруха признает, что не столько удары судьбы, сколько именно Альберто отучил ее от формализма и предрассудков той среды, к которой она принадлежала.
Работали они не вместе, каждый с успехом, а дети росли на попечении школы. Маруха возвращалась в шесть и могла заниматься детьми только по вечерам. Испытав на собственном горьком опыте, что такое, когда тебя воспитывают в строгости и втискивают в рамки условностей, она хотела растить детей иначе и не ходила на родительские собрания в школу, не помогала детям готовить уроки. Дочки хныкали:
– Хотим маму, как у всех!
Но Маруха упорно тянула их в другую сторону, приучая к самостоятельности, готовя к выбору тех занятий, которые будут им по душе. Забавно, что все дети сделали именно такой выбор, о котором мечтала для них Маруха. Моника окончила Римскую академию художеств и работала дизайнером. Алехандра – журналист, режиссер, ведет авторскую передачу на телевидении. Хуана – сценарист и режиссер телевидения и кино. Николас сочиняет музыку для кино и телевидения. Патриота – профессиональный психолог. Андрес учится на экономиста, но дурной пример отца заразителен: любовь к политике уже уязвила скорпионьим жалом его сердце, и в двадцать один год юноша прошел на выборах в местный совет Чапинеро, в северном пригороде Боготы.
Луис Карлос Галан и Глория Пачон, занимавшиеся политикой еще с тех времен, когда они были женихом и невестой, сыграли решающую роль и в политической карьере Вильямисаров. Карьере, о которой Альберто с Марухой даже не мечтали. В тридцать семь лет Галан вышел на финишную прямую в президентской гонке, будучи кандидатом партии «Новый либерализм». Его жена Глория, тоже занимавшаяся журналистикой, и Маруха, имевшая огромный опыт в области рекламы и пиара, выступали в роли имиджмейкеров в шести президентских кампаниях. Вильямисар в отличие от многих политиков много лет занимался в Боготе оптовой торговлей, прекрасно разбирался в логистике, и эти знания пригодились ему для организации избирательной кампании. Работая в команде, они втроем развили за месяц такую бурную деятельность по продвижению «Нового либерализма» на выборах, что обскакали даже куда более маститых соперников. На выборах 1982 года Вильямисар стоял шестым в партийном списке. Ожидалось, что по нему пройдет всего пять кандидатов, а прошло девять. К сожалению, эта победа стала прелюдией к новой жизни, в которой спустя восемь лет Маруху похитили, и любовь супругов подверглась тяжелейшему испытанию.
Примерно через десять дней после того, как Маруха получила письмо, к ней без предупреждения нагрянул большой босс по прозвищу Доктор [5] .
Впервые Маруха увидела его почти сразу же после похищения, когда ее ночью привезли в какой-то дом. Потом он приезжал еще три раза до убийства Марины и подолгу с ней о чем-то перешептывался. Это можно было объяснить только достаточно давними и доверительными отношениями. А вот отношения с Марухой у Доктора с самого начала сложились ужасно. Что бы она ни говорила – все встречалось в штыки.
5
Прозвище Доктор было у самого Пабло Эскобара.
– Вас не спрашивают! – надменно и грубо срезал ее Доктор.
Когда заложницы еще жили втроем, Маруха пожаловалась Доктору на ужасные бытовые условия, из-за которых у нее возникли хронический кашель и блуждающие боли.
– Мне приходилось ночевать в местах, которые в тысячу раз хуже этого! – с яростью вскричал Доктор. – Что вы о себе мните?
Его приезд всегда предвещал некие события: то плохие, то хорошие, но всегда очень важные. На сей раз Маруха, воодушевленная письмом Эскобара, нашла в себе мужество поговорить с Доктором начистоту. И они на удивление быстро и легко нашли общий язык! Она напрямик спросила, чего хочет Эскобар, как идут переговоры и какова вероятность его скорой явки с повинной. Доктор так же прямо заявил, что пока не будет достаточных гарантий безопасности для самого Пабло Эскобара, его родных и соратников, переговоры будут буксовать. Маруха поинтересовалась судьбой Гидо Парры, на помощь которого так когда-то рассчитывала. Его теперешнее исчезновение ее интриговало.
– Он не очень хорошо себя повел, – спокойно сказал Доктор. – Теперь его с нами нет.
Это можно было понимать трояко: либо Парра утратил полномочия, либо он действительно уехал из страны, как о том сообщалось в газетах, либо его убили. Доктор уклонился от ответа, сославшись на незнание.
Отчасти из безудержного любопытства, а отчасти чтобы заручиться доверием Доктора, Маруха поинтересовалась авторством письма, которое Невыдаванцы на днях адресовали послу США. В письме говорилось об экстрадиции и проблеме наркоторговли. Маруха была поражена не только силой аргументации, но и хорошим слогом открытого обращения. Доктор точно не знал, но сказал, что вообще-то Эскобар пишет свои письма сам, тщательно обдумывая каждое слово и не жалея сил на черновики, пока не получится четко и недвусмысленно выразить то, что ему хотелось сказать. Под конец беседы, которая длилась почти два часа, Доктор вновь затронул тему явки с повинной. Маруха поняла, что тема занимает его куда больше, чем ей показалось сначала, и что он волнуется не только за Эскобара, но и за свою собственную участь. Маруха же была прекрасно осведомлена, в какой сложной обстановке принимались указы, как менялось их содержание; она знала все детали и перипетии политики подчинения правосудию, представляла настроения в Конституционной Ассамблее относительно экстрадиции и амнистии.
– Если Эскобар не готов отсидеть в тюрьме по меньшей мере четырнадцать лет, – заявила Маруха, – не думаю, что правительство примет его явку с повинной.
Доктор так высоко оценил ее мнение, что сказал нечто неслыханное:
– Может, вы сами напишете патрону письмо? – И уже настойчивее повторил, видя растерянность пленницы: – Серьезно! Напишите, это может помочь.
Маруха согласилась. Доктор принес ей бумагу и ручку и ждал, неторопливо расхаживая по комнатенке из угла в угол. Маруха выкурила полпачки сигарет, пока писала письмо, сидя на кровати и положив бумагу на доску. Кратко поблагодарив Эскобара за то, что его постскриптум вселил в нее уверенность, она подчеркнула, что не желает мстить похитителям и очень ценит то, как они достойно с ней обращаются. Правительственные декреты, по мнению Марухи, открывали Эскобару и его детям перспективу остаться на родине, поэтому она советовала ему ухватиться за эту возможность. Под конец же Маруха в точности повторила слова мужа и заявила о своей готовности «принести жертву ради мира в Колумбии».
Доктор надеялся на более конкретное указание условий явки с повинной, однако Маруха убедила его, что лучше не углубляться в детали: это может показаться бестактным или будет неправильно истолковано. Она оказалась права: Пабло Эскобар распространил ее письмо в газетах, которые тогда очень интересовались его сдачей властям.
С тем же Доктором Маруха послала письмо мужу. Оно коренным образом отличалось от того, что она хотела ему высказать в порыве злости. В результате Вильямисар вновь появился на экране телевизора, с которого исчез несколько недель назад. В ту ночь, приняв снотворное, Маруха увидела сон, напоминавший кинобоевик с футуристическим оттенком: Эскобар вылезал из вертолета, прикрываясь ею, как щитом, от шквала пуль.
На прощание Доктор велел хозяевам и охране относиться к Марухе более бережно. Дворецкий и Дамарис так обрадовались, что даже порой перебарщивали, стремясь ей угодить. Уже стоя на пороге, шеф вдруг решил сменить охрану. Маруха попросила этого не делать. Юные бакалавры, заступившие на дежурство в апреле, стали для нее большим утешением после мартовских бесчинств, и у них сложились хорошие, мирные отношения. Маруха завоевала их доверие. Они делились с ней рассказами о разногласиях в среде похитителей, которые еще недавно имели статус государственной тайны. И даже пообещали – причем Маруха им поверила! – что если против нее замыслят недоброе, то они первыми встанут на ее защиту. В знак расположения охранники воровали для нее с кухни сладости и подарили банку оливкового масла, которое скрашивало отвратительный вкус чечевицы.
Единственным камнем преткновения была чрезмерная религиозность парней, которую Маруха не могла разделить из-за своей врожденной недоверчивости и невежества в вопросах веры. Это не раз грозило нарушить гармонию в комнате.
– Давайте разберемся, – обращалась Маруха к ребятам, – если убивать грешно, то почему вы тогда убиваете?
Она прямо-таки нарывалась на скандал:
– Вы и по четкам молитесь, и свечки ставите, и Младенца Христа ублажаете, а реши я удрать, убьете меня и даже не вспомните о Христе!