История похищения

Маркес Габриэль Гарсиа

Но особенно поражает статья, которую Пачо написал, когда в политических кругах начались нападки на М-19, набравшую на выборах в Конституционную Ассамблею больше десяти процентов голосов. «Агрессивность политиков по отношению к М-19, – отмечает Пачо, – ограничение (если не сказать, дискриминационное запрещение) доступа к СМИ показывают, как далеки мы еще от толерантности и с каким трудом в нашем обществе изменяется самое главное – сознание». Пачо считал, что политический класс, играя в демократию, допустил М-19 к выборам, но когда партия набрала больше десяти процентов голосов, на нее начали спускать всех собак. Заканчивалась статья в стиле дедушки Пачо, Энрике Сантоса Монтехо (Калибана), самого популярного обозревателя за всю историю колумбийской журналистики: «Наши весьма специфические традиционалисты убили тигра, а потом испугались его шкуры». Это была удивительная метаморфоза, ведь Пачо еще в школе выделялся именно своими консервативными взглядами, был традиционалистом-романтиком.

Он уничтожил все статьи, кроме трех, которые решил сохранить, сам не понимая почему. Еще он оставил черновики писем к родным и к президенту, а также свое завещание. Пачо намеревался взять на волю и цепь, которой его приковывали к кровати, – в надежде, что она вдохновит скульптора Бернардо Сальседо на создание какого-нибудь шедевра, – но охранники не разрешили, боясь, что на цепи обнаружат отпечатки их пальцев.

Маруха же, наоборот, не собиралась сохранять напоминаний об ужасном периоде, который стремилась вычеркнуть из памяти. Но когда около шести вечера дверь в ее комнату начала приоткрываться, Маруха вдруг осознала, что эти горькие полгода еще долго будут аукаться в ее жизни. После убийства Марины и расставания с Беатрис в шесть часов вечера она всегда испытывала смешанные чувства, ведь это было и время казни, и час выхода на свободу. У Марухи душа ушла в пятки. Сейчас прозвучит зловещая ритуальная фраза: «Мы за вами, собирайтесь».

Доктор вошел в сопровождении мелкого начальника, который навещал Маруху накануне. Оба очень спешили.

– Все, едем! – заявил Доктор. – Поторапливайтесь.

Но Маруха столько раз представляла себе этот момент, что не могла его сейчас скомкать. У нее возникла странная потребность растянуть вожделенный миг, поэтому она спросила про кольцо.

– Я отдал его вашей золовке, – сказал мелкий начальник.

– Неправда, – спокойно возразила Маруха. – Вы говорили, что видели его и потом.

Ей не столько было нужно кольцо, сколько хотелось обличить лгуна перед шефом. Однако тот сделал вид, будто не понимает, о чем речь. Время поджимало, было не до этого. Дворецкий с женой принесли Марухе холщовую сумку с ее вещами и подарками, полученными от охранников. В сумке лежали рождественские открытки, спортивный костюм, полотенце, журналы, несколько книг. Смирные ребята, охранявшие ее в последнее время, не припасли для нее ничего, поэтому подарили образки и медальоны с изображением святых. И просили, чтобы она о них помнила, молилась, постаралась как-то вернуть их на путь истинный.

– Можете на меня рассчитывать, – пообещала Маруха. – Если будет нужно, разыщите меня, я вам помогу.

Доктор тоже не захотел быть хуже других.

– Что бы вам подарить на память? – Пошарив в карманах, он вынул девятимиллиметровый патрон. – Вот, возьмите, – сказал он то ли серьезно, то ли шутя, но скорее серьезно. – Это пуля, которую мы в вас так и не всадили.

Маруха с трудом выпросталась из объятий Дворецкого и Дамарис, которая задрала маску до носа, чтобы поцеловать Маруху, и просила не забывать ее. Маруха была искренне тронута. Как ни крути, а самый долгий и тяжелый период ее жизни подходил к концу, и это были счастливейшие мгновения.

Марухе надели капюшон: грязнее и вонючее, наверное, не смогли отыскать. Когда его напяливали задом наперед, чтобы прорези для глаз оказались на затылке, у Марухи невольно возникла мысль, что в таком же виде Марину вели на казнь. Еле волоча ноги, Маруха добрела в темноте до автомобиля, такого же комфортного, как тот, куда ее когда-то втолкнули похитители. Ее усадили на то же место в той же самой позе: пригнув голову к коленям охранника, чтобы снаружи ее не было видно. Напоследок предупредили, что придется проехать через несколько кордонов. Если машину остановят, она должна снять маску и вести себя хорошо.

В час дня Вильямисар пообедал с Андресом. В половине третьего прилег отдохнуть и проспал, восполняя недосып, до половины шестого. В шесть он вышел из душа и начал одеваться, готовясь к встрече жены. Зазвонил телефон. Вильямисар снял трубку аппарата, стоявшего на тумбочке возле кровати, и не успел толком сказать «Алло!», как незнакомый голос его перебил:

– Ждите ее в начале восьмого. Они сейчас выезжают.

Трубку повесили. Не ожидавший предупреждения Вильямисар испытал чувство благодарности. Он позвонил консьержу, желая удостовериться, что машина во дворе и шофер на месте. Затем надел темный костюм и галстук со светлыми ромбиками. Скинув за полгода четыре килограмма, он был еще стройнее, чем прежде. В семь вечера Вильямисар появился в гостиной и принялся болтать с журналистами, ожидая Маруху. Там же сидели четверо ее детей и их общий сын Андрес. Не хватало только Николаса, единственного музыканта в семье. Через несколько часов он должен был прилететь из Нью-Йорка. Вильямисар сел в кресло рядом с телефоном.

До освобождения Марухи в тот момент оставалось лишь пять минут. В отличие от того, с каким трудом они добирались в ночь похищения, путь к свободе был быстрым и беспрепятственным. Сперва ехали по грунтовой извилистой дороге, явно не предназначенной для шикарных автомобилей. По голосам Маруха поняла, что кроме мужчины, сидевшего рядом с ней, был второй, рядом с шофером. Ни один голос не напоминал голоса Доктора. Через четверть часа ее заставили лечь на пол и остановились минут на пять, неизвестно почему. Затем выехали на большой шумный проспект и почти сразу же свернули на другую улицу. Машина резко затормозила. С момента выезда из дома прошло от силы сорок пять минут.

Человек, сидевший рядом с водителем, торопливо приказал:

– Все, выходите! Быстрее!

Тот, что был рядом с Марухой, начал ее выталкивать, но она уперлась, крича:

– Я ничего не вижу!

Маруха хотела сорвать с головы капюшон, но ее грубо остановили, крикнув в ответ:

– Через пять минут снимете!

И пинком вытолкнули на улицу. У Марухи закружилась голова, ее обуял ужас; казалось, она летит в пропасть… Но, почувствовав под ногами землю, Маруха перевела дух и прислушалась, дожидаясь, пока машина отъедет подальше. Ей уже было понятно, что она стоит на какой-то тихой улочке. Маруха осторожно сняла капюшон, увидела за деревьями кое-где освещенные окошки домов и только тогда по-настоящему ощутила, что она наконец свободна. Было двадцать девять минут восьмого, с момента ее похищения прошло сто девяносто три дня.

Какой-то одинокий автомобиль проехал по улице, развернулся и остановился на противоположной стороне, прямо напротив Марухи. Как когда-то Беатрис, она подумала, что это не случайно. Наверное, машину послали похитители, чтобы благополучно доставить ее до дому. Маруха подошла к окошку шофера.

– Будьте любезны! Я – Маруха Пачон. Меня только что освободили.

Она хотела, чтобы водитель помог ей вызвать такси, но он издал радостный вопль, ведь всего минуту назад, когда по радио говорили об освобождении заложников, у него промелькнула мысль: «А вдруг я сейчас увижу Франсиско Сантоса, который ловит такси?» Марухе не терпелось попасть к родным, но она согласилась пройти в дом напротив, чтобы позвонить по телефону.