История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта
Шрифт:
Началась стрельба со стороны русских, на которую отвечали только пушки. Пехота двигалась, не стреляя.
Она торопилась поскорее настигнуть врага и прекратить огонь. Но Компан, генерал этой колонны, и лучшие из солдат упали раненые. Колонна, растерявшись, остановилась, под градом пуль, чтобы отвечать на выстрелы, но тут прибежал Рапп, чтобы заменить Компана, и с ним его солдаты, которых он увлек за собой. Они бросились, выставив штыки вперед, прямо на вражеский редут.
Рапп первый приблизился к нему, но в эту минуту пуля настигла его. Это была его двадцать вторая рана. Третий генерал, который занял его место, тоже упал. Даву также был ранен. Раппа отнесли к императору, который сказал ему: «Как, Рапп, опять?
Адъютант ответил, что надо пустить гвардию, чтобы покончить с редутом.
«Нет, — возразил Наполеон, — я не хочу, чтобы ее истребили, я выиграю битву без нее».
Тогда Ней со своими тремя дивизиями, сократившимися до десяти тысяч человек, устремился на равнину. Он спешил поддержать Даву. Неприятель разделил огонь. Ней бросился туда. Пятьдесят седьмой полк Компана, почувствовав поддержку, воодушевился и, сделав последнее усилие, достиг вражеских траншей, взобрался на них и, пуская в ход штыки, оттолкнул русских, опрокинул их и истребил наиболее упорных; остальные обратились в бегство, и 57-й полк водворился на побежденном редуте. В то же время Ней с таким же азартом бросился на другие редуты и отнял их у врага.
Был полдень. Левый фланг русской боевой линии был таким образом разбит, и равнина открыта. Император приказал Мюрату броситься туда со своей конницей и кончить дело. Достаточно было одной минуты, чтобы Мюрат очутился уже на высотах, среди неприятеля, который вновь появился там, так как на помощь первому явился второй русский строй и подкрепления, приведенные Багговутом и посланные Тучковым. Все они спешили к редутам, чтобы вернуть их. У французов еще царил беспорядок после победы, поэтому среди них возникло замешательство, и они отступили.
Вестфальцы, которых Наполеон послал на помощь Понятовскому, проходили в это время через лес, отделявший Понятовского от остальной армии. Они увидели, среди пыли и дыма, наши отряды, которые отступали назад, и, приняв их, вследствие направления их движения, за неприятеля, начали в них стрелять. Эта ошибка, в которой они долго упорствовали, только усилила беспорядок.
Неприятельские кавалеристы мужественно использовали удачу и окружили Мюрата, который забыл о себе, чтобы собрать своих людей. Неприятель уже протянул руки, чтобы схватить маршала, но он бросился на редут и ускользнул от них. Но на редуте он нашел только растерявшихся солдат, которые бегали, испуганные, вокруг парапета и не в состоянии были защищать не только его, но и самих себя. Им не хватало только выхода, чтоб обратиться в бегство.
Король Неаполитанский схватился за оружие и одной рукой сражался, а другой, подняв каску, размахивал султаном, призывая своих людей и воздействуя на их мужество личным примером. В это время огонь Нея остановил неприятельских кирасир, смешал их ряды, и они отпустили свою добычу. Мюрат был, наконец, освобожден, а высоты вновь взяты.
Но только избавившись от одной опасности, он тотчас же кинулся навстречу другой. Бросившись с кавалерией на неприятеля, Мюрат упорными повторными атаками опрокинул боевые линии русских, погнал их и отбросил к центру, завершив в один час полное поражение русского левого фланга.
Однако высоты разрушенного села Семеновского, где начинался левый фланг русского центра, оставались еще неприкосновенными. На них опирались подкрепления, которые Кутузов постоянно брал из своего правого фланга. Их непрекращающийся огонь обволакивал Нея и Мюрата и останавливал победоносное движение. Необходимо было завладеть этой позицией. Сначала Мобур со своей кавалерией смел фронт неприятеля. Фриан, один из генералов Даву, следовал за ним со своей пехотой, Дюфур и 15-й егерский полк первыми взобрались на откосы. Они выгнали русских из этой деревни, развалины которой были плохо укреплены. Фриан, несмотря на рану, поддержал это усилие, воспользовался успехом и упрочил его.
Глава X
Это энергичное действие открывало нам путь к победе. Необходимо было поспешить туда. Но Мюрат и Ней были истощены. Они остановились и, собрав войска, потребовали подкрепления. Тогда-то Наполеон испытал нерешительность, до сих пор ему не известную. Наконец он отдал несколько приказаний гвардии, но тотчас же отменил их, решив, что присутствия сил Фриана и Мобура на высотах будет достаточно, так как, по его мнению, решительный момент еще не наступил.
Но Кутузов воспользовался этой отсрочкой, на которую он не мог надеяться. Он призвал на помощь своему открытому левому флангу все резервы, вплоть до гвардии. Багратион, со всеми своими подкреплениями, перестроил боевую линию. Его правый фланг опирался на большую батарею, которую атаковал принц Евгений, а левый — на лес, ограничивающий поле битвы со стороны Писарева. Его огонь расстраивал наши ряды. Его атака носила бурный, стремительный характер; пехота, артиллерия, кавалерия — все действовали одновременно. Ней и Мюрат с трудом выдерживали эту бурю. Речь шла уже не о дальнейшей победе, а о сохранении того, что было достигнуто.
Солдаты Фриана, выстроившиеся против Семеновского, отразили первые атаки. Но на них обрушился такой град пуль и картечи, что они смутились. Один из начальников, устрашившись, скомандовал отступление. В этот критический момент к нему подбежал Мюрат и, схватив его за шиворот, крикнул:
— Что вы делаете?
Полковник, показав ему на землю, усеянную ранеными и убитыми, отвечал:
— Вы видите, что здесь больше нельзя оставаться!
— А! — воскликнул Мюрат. — Но ведь я же остаюсь!..
Эти слова подействовали на полковника, и, пристально посмотрев на маршала, он холодно проговорил:
— Это правда! Солдаты, вперед! Дадим себя уничтожить!
Мюрат отправил Борелли к императору с просьбой о помощи, но тот медлил посылать своих гвардейцев.
Неизвестно, что вызывало неуверенность Наполеона. Может быть, он сомневался в исходе действий Понятовского и принца Евгения, происходивших на правом и левом флангах? Или он опасался, что крайний левый фланг русских, ускользнув от поляков, завладеет полем боя в тылу Нея и Мюрата? Он отвечал тем, кто торопил его, что он хочет лучше видеть, что битва еще не начиналась, день еще велик, поэтому необходимо уметь выжидать, ибо на всё надо время. Он спрашивал, который час, и прибавлял, что час его битвы еще не наступил, что битва начнется через два часа!
Но она не началась. Целый день он то садился, то опять вставал и медленно прохаживался недалеко от редута, взятого 5-го числа, на берегу овражка, вдали от сражения, которое он едва мог видеть, так как оно перешло за высоты. Он не выказывал ни беспокойства, ни нетерпения, ни досады. Он только делал жест грустной покорности, когда ему докладывали о потере лучших генералов. Он вставал, делал несколько шагов и снова садился.
Окружающие смотрели на него с изумлением. До сих пор в таких серьезных столкновениях он всегда был деятелен и спокоен. Но теперь это было тяжелое спокойствие, вялая, бездейственная кротость. Многие готовы были видеть в этом упадок духа, обычное следствие сильных волнений. Другие воображали, что он уже пресытился всем, даже сильными ощущениями битвы. Некоторые замечали по этому поводу, что спокойная твердость и хладнокровие великих людей с течением времени, когда годы берут свое и энергия истощается, переходят в равнодушие, в отяжеление. Самые ретивые объясняли эту неподвижность Наполеона необходимостью не слишком часто менять место, так как когда командуешь на большом пространстве, надо знать, куда должны направляться донесения. Однако всего правильнее судили те, кто указывал на его пошатнувшееся здоровье, на тайное страдание и на начинающуюся серьезную болезнь.