История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств
Шрифт:
При этом многие поэтические произведения средневековых лифляндских поэтов оказались утраченными. К числу же сохранившихся и наиболее значимых памятников литературного искусства относится стихотворная лифляндская хроника, написанная на рубеже XIII–XIV веков на средневерхненемецком языке неизвестным поэтом, которым предположительно являлся один из рыцарей ордена, описавший события 1280–1290 годов зачастую как их непосредственный участник. Его произведение пронизывает преклонение перед силой, мощью германского оружия и осознание важности рыцарских ценностей, к которым относилось и уважение к мужеству языческого противника. В нем описывается и знамя, под которым сражались латыши во время одной из битв на стороне рыцарей ордена против союзных литовцам земгалов. Это было полотнище с широкими бордово-красными полосками,
Наряду с автором стихотворной лифляндской хроники заслуживает упоминания и дорпатский учитель, монах из ордена кармелитов [85] Степан, предположительно родом из Любека. Он являлся редактором написанной на нижненемецком диалекте поучительной «Книги по игре в шахматы» (середина XIV века). Ее тоже можно отнести к поэзии, которую, как и изобразительное искусство того времени, отличает то, что она относится к колониальному произведению, имеющему свое своеобразие с чертами особой судьбы – в Средние века в Лифляндии университета не было, но связи с университетами Германии, Франции и Италии отчетливо ощущались.
85
Кармелиты – монашеский орден, связанный традициями с духовностью монахов-отшельников с горы Кармель и признающий своими небесными покровителями пророков Илию и Елисея, а также святого Илариона Великого.
В монастырях, у прелатов и магистров ордена были свои библиотеки. Однако в XVI веке все они оказались разрушенными, а содержавшиеся в них книги разошлись по рукам. Это относится, прежде всего, к монастырским библиотекам в Риге, Ревале, Падисе и Дорпате, к архиепископским хранилищам книг в Кокенхузене [86] , Роннебурге [87] и Риге, а также библиотеке ордена в Вендене.
Из средневековых учебных заведений после неоднократного запустения до наших дней дожили лишь соборные школы в Ревале и Риге, а вот монастырские школы, как и соборные школы в Дорпате и Пернау, с лица земли исчезли. Тем не менее к носителям духовного Просвещения, каковыми являлись священники, присоединялись, насколько можно судить по их происхождению, и представители коренных народов. С XIV столетия они стали преподавать в светских городских школах во всех немецких землях.
86
Кокенхузен – старое немецкое название латвийского населенного пункта Кокнесе, расположенного примерно в 100 км к востоку от Риги.
87
Роннебург – историческое название населенного пункта Рауна в северной части Латвии.
Немецкие поселения, представлявшие собой поселки с разбросанной застройкой, оказали глубокое влияние на судьбы народов Прибалтики, но они не служили целям полной колонизации. При этом орден, конечно, заботился о крестьянах из числа германских переселенцев, о чем однозначно можно судить по записям лифляндского вице-магистра Георга в Любеке от 27 апреля 1261 года. В них говорится, что в XIII веке после тяжелого поражения у озера Дурбе орден обещал желавшим переехать в Лифляндию немецким крестьянам освобождение от налогов сроком на шесть лет и всяческую помощь.
Однако немецкие крестьяне на этот призыв не откликнулись, и причины этого до сих пор не понятны. Ведь попытки объяснить это тем обстоятельством, что сухопутные пути следования оказались перекрыты литовцами, а ехать морем крестьяне опасались, действительности не соответствуют. Во-первых, один сухопутный путь из Пруссии в Лифляндию, пусть даже опасный и частично на небольшом отрезке пролегавший по чужой территории, существовал, и им пользовались довольно часто. Он шел по побережью через Мемель и Поланген [88] . А во-вторых, на кораблях крестьяне передвигались охотно, о чем свидетельствуют те
88
Поланген – до 1917 г. официальное название города Паланга на западе Литвы.
Больше понимания в попытке получить ответ на поставленный вопрос дает рассмотрение природных условий в Лифляндии, а также особенностей ее политического положения и социальных отношений. На севере земля была тверже, а климат гораздо суровей, чем в Пруссии. В общем, это был неласковый и далекий край. Место на корабле стоило дорого, и в целом переселение в Лифляндию требовало больших усилий, которые вряд ли могла компенсировать притягательность новых мест. В результате для расширения крестьянских поселений, похоже, не хватало людей.
Помимо того, местных крестьян, которые были хорошо приспособлены к тамошним жизненным условиям и не столь притязательны, как колонисты, при существовавших условиях заменить оказалось не так-то легко. При этом важным обстоятельством выступало то, что прибывшие землевладельцы не могли свободно передвигаться по лесам, а при создании поселений на месте выкорчеванных деревьев поневоле брали себе компаньонов, что повышало затраты. К тому же дикие на первый взгляд местности оказывались отнюдь не безлюдными. В результате, поскольку землевладельцам приходилось тратиться на вооружение, что сильно их перегружало, а политические и материальные силы в крае были сильно раздроблены, финансовые возможности колонистов оказывались весьма ограниченными. И эта проблема, очевидно, оставалась нерешенной и во времена ранних завоеваний, и после 1261 года. Таким образом, предпосылки для колонизации здесь заметно отличались от тех, что были свойственны Пруссии.
К тому же в Лифляндии хватало и чужих поселений. На эстляндском побережье и на островах примерно с 1270 года, скорее всего пользуясь поддержкой различных заинтересованных лиц – Эзель-Викского епископа, отдельных феодалов и предпринимателей, а также, возможно, города Реваль, обосновались шведские рыбаки, охотники за тюленями, лоцманы и даже крестьяне. При этом постройка шведских поселений на побережье должна была обходиться гораздо дешевле, чем обоснование германских крестьян в глубине края. В тамошних условиях само собой получилось так, что, устремляясь в Финляндию, шведы стали расселяться и на побережье Финского залива. При этом, похоже, можно различить два периода такого расселения: первый начался с середины XIII столетия, а второй – с крупного восстания эстонцев в 1343 году, который продлился до конца Средних веков.
Борьба Германского ордена за господство в Лифляндии
Германский орден попытался установить в Лифляндии единую властную систему, намереваясь добиться там такого же положения, что и в Пруссии. Однако, несмотря на все успехи, эта «борьба за унитарное государство», определявшая внутреннее содержание развития этого края в Средние века, к намеченной цели не привела – слишком мощными оказались противодействовавшие силы. Но и архиепископ, в чьем лице воплощались в жизнь традиции, заложенные основателем государства Альбертом, и который был неутомимым соперником ордена на протяжении двух веков, также не обладал необходимой силой для объединения края под своим началом. Он не мог решить задачу, исторически предназначавшуюся ордену. В результате противоборство между орденом и архиепископом, принимавшее порой весьма ожесточенный характер, являлось в определенной степени выражением внутренней слабости германской колонии в Лифляндии, чему еще со времен Альберта способствовала и политика Папской курии, выражавшаяся в принципе: разделяй и властвуй.
Решающее значение, определявшее вес и роль в крае, имело обладание самым большим и наиболее важным лифляндским городом Ригой. Находившийся в ней чиновник, который первоначально был всего лишь епископским фогтом, в течение XIII столетия превратился в весомого городского служащего, а сам город, по документам как минимум с 1282 года, входил в систему опорных пунктов Ганзы. Поэтому утверждение о том, что кто владеет Ригой, тот и правит бал, не теряло своей актуальности до XVI века включительно.