История России от Рюрика до Путина. Люди. События. Даты
Шрифт:
Современники тоже считали действия Ляпуновых постыдными. Иван Тимофеев писал: «Но зато более поспешным и вдвое бесчестнейшим было низвержение этого „самовенечника“ с высоты престола… В этом для имеющих ум – рыдание, а не смех, для неразумных же и для неукрощенных врагов земли Русской это было поводом к великому смеху». Согласно легенде, накануне свержения Шуйского в Архангельском соборе Кремля – царской усыпальнице раздавались вздохи и плач, будто русские монархи скорбели в своих гробах о надвигающейся страшной эпохе братоубийства и безвластия, получившей название СМУТА.
Семибоярщина, избрание царем Владислава
После того как Шуйского свергли и постригли в монахи, в России наступило междуцарствие. Лжедмитрия II в Москве не признавали, выбирать же нового царя из своей среды люди опасались. Никто не желал слушать
Во главе «Семибоярщины» встал князь Ф. И. Мстиславский. Но все понимали, что такая форма правления в России недолговечна, и тушинская идея о приглашении королевича Владислава стала завоевывать все больше и больше сторонников. Семибоярщина, идя навстречу общественному мнению, и заключила 17 августа 1610 г. с полководцем польского короля Сигизмунда II, гетманом Жолкевским, договор о призвании на русский трон сына короля, 15-летнего королевича Владислава. Русские бояре хотели, чтобы Владислав принял православие, женился на русской и снял осаду Смоленска. Жолкевский всего этого не обещал, но обязался отправить для переговоров к королю представительное русское посольство. Семь недель в Кремле присягали москвичи в верности царю Владиславу. Присяга стала подлинным народным волеизъявлением: по 8-12 тыс. человек москвичей в день входили в Успенский собор, поизносили клятву верности царю Владиславу, целовали крест и Евангелие. И так через Кремль прошло 300 тыс. человек! Тем временем сам Кремль и другие важные центры Москвы начали занимать регулярные польские войска. Вскоре столица оказалась фактически оккупированной польской армией. Это произошло 20—21 сентября 1610 г.
Гетман Жолкевский потребовал, чтобы ему выдали бывшего царя Василия Шуйского и его братьев, что Семибоярщина без сожаления и сделала. Даже монахом Шуйский, с его влиянием, деньгами и связями, оставался опасен для захвативших власть бояр. В сентябре 1610 г. толпы москвичей высыпали на улицы Москвы, чтобы увидеть последний выход царя Василия. Мало кто испытывал в тот день чувство национального унижения, видя, как в убогой колеснице, следом за польскими всадниками в сверкающих латах, везли пленного русского царя, одетого в потертую монашескую рясу. Наоборот, москвичи даже благодарили гарцевавшего среди русских бояр гетмана Жолкевского, «избавившего» их от зловредного Шуйского.
Огромное (более 1 тыс. человек) посольство отправилось в королевский лагерь под Смоленск, предполагая вскоре вернуться в Москву с новым царем. Но из этой затеи ничего путного не вышло. Переговоры в лагере Сигизмунда зашли в тупик. Выяснилось, что король рассматривает положение вещей совсем иначе, чем Жолкевский, что Сигизмунд против перехода сына в православие и не хочет отпускать его в Москву. Более того, Сигизмунд сам задумал стать русским царем (Жигимонтом Ивановичем), чтобы объединить Польшу, Литву и Россию под своей властью.
Почему же бояре так спешили с присягой Владиславу, зачем связали священными клятвами сотни тысяч людей, обязав их подчиняться неведомому властителю? Они, как часто бывает в истории, заботились прежде всего о себе. В смутную эпоху междуцарствия бояре больше всего опасались капризной московской черни и Лжедмитрия II, который, воодушевившись поражением русской армии под Клушино, совершил бросок к Москве. В любой момент он мог прорваться в столицу и «сесть на царство» – у самозванца в Москве сыскалось бы немало сторонников. Словом, Семибоярщине медлить было нельзя. Польские же силы казались боярам надежным щитом против разбойников Тушинского вора и неверной московской черни. После принципиального согласия поляков на избрание Владислава все остальные проблемы казались боярам маловажными и легко разрешимыми при личной встрече с Сигизмундом II.
Намерение Сигизмунда самому занять московский трон оскорбило Станислава Жолкевского. Коронный гетман Речи Посполитой был смелым воином и умным дипломатом. Получалось, что он обманул москвичей, не выполнив своих обещаний относительно Владислава. Кроме того, он хорошо знал Россию и убеждал короля,
Русские же послы оказались в ужасном положении: они не могли согласиться на провозглашение Сигизмунда II русским царем, но не могли и позорно уехать ни с чем. Переговоры пошли на повышенных тонах, а потом оказалось, что послы, как и Василий Шуйский, – пленники поляков…
Две судьбы: царь Василий Шуйский и патриарх Гермоген
Когда в конце октября 1610 г. Жолкевский привез бывшего русского царя Василия в лагерь Сигизмунда под Смоленском, то Василий отказался поклониться Сигизмунду, считая, что он не взят поляками в плен в бою, а выдан им своими рабами-изменниками. После сдачи Смоленска 3 июня 1611 г. Сигизмунд II с трофеями и пленным царем двинулся в Варшаву, где победителю устроили грандиозную триумфальную встречу. Василию сшили дорогое царское одеяние и устроили унизительную для России церемонию: на глазах сейма Василий униженно кланялся Сигизмунду. Потом царя Василия, как дивного зверя, показывали турецкому послу, любопытствующим панам и дамам. Среди тех, кого провели как пленников в триумфе по варшавским улицам, был и взятый заложником под Смоленском патриарх Филарет – отец будущего царя Михаила. Недолго пробыл в плену Василий. Не дожив до 70 лет, он умер в сентябре 1612 г. в замке Гостынине, в 130 верстах от Варшавы. Вскоре умер и брат Василия, Дмитрий, и его жена, отравительница Скопина-Шуйского. До Москвы дошла весть, что Шуйских отравили. Поляки же считали, что Василий умер от тоски по родине. Много лет спустя, в 1635 г., Польша согласилась выдать прах несчастного русского царя. Его торжественно перезахоронили в Архангельском соборе Кремля при большом стечении народа. В толпе наверняка стояли те, кто в 1610 г. радовался, глядя, как красавец Жолкевский увозит из Москвы, с их глаз долой, нелюбимого царя.
После избрания Владислава на русский престол в августе 1610 г. все произошло так, как и предсказывал Жолкевский. Заняв Москву, поляки вели себя не как союзники, а как спесивые победители, что вызвало сначала недовольство, а потом и сопротивление москвичей, все более ожесточенное и упрямое. Сменивший Жолкевского гетман А. Гонсевский своих людей не сдерживал. Обе стороны стали действовать смелее, когда вдруг исчез опасный противник обоих – Тушинский вор. 11 декабря 1611 г. под Калугой, на охоте, его убил татарский мурза Урусов. После этого казалось, что поляки и русские только и ищут повод для столкновения…
Иначе сложилась судьба патриарха Гермогена. Он происходил из казаков, славился как человек честный, прямодушный и упрямый. Вначале он полностью встал на сторону Владислава, видя в приглашении королевича единственный шанс успокоить страну. Но когда стало ясно, что Владислав не примет православия и что Сигизмунд II возжелал сам стать царем, патриарх начал свою борьбу. Не скрываясь, не интригуя, он открыто протестовал против затей Семибоярщины, осуждал вступление поляков в Москву. Гермоген принялся рассылать по всей стране грамоты, своим словом освобождая православных от присяги царю Владиславу. Грамоты эти укрепляли антипольские настроения в народе. Мужественным оказался и поступок патриарха во время богослужения в Успенском соборе в декабре 1610 г. В тот день Гермоген публично запретил своей пастве целовать крест королю-католику. За это поляки и бояре из Семибоярщины начали «утеснять» святителя – морить его голодом. Бояре обвинили патриарха в государственной измене. Однако подписывать грамоты с осуждением противников поляков старец решительно отказался. Тогда его, как и Иова, согнали с патриаршего двора, сорвали патриаршее облачение и отвезли на монастырское подворье в Китай-городе. Потом бывшего патриарха перевели в подземную тюрьму в Чудовом монастыре, куда иногда бросали для пропитания сноп овса. 80-летний старец не выдержал издевательств и 17 февраля 1612 г. умер – несломленным. Однако свечу сопротивления он все-таки успел зажечь – в одном из последних своих посланий он освящал начинание нижегородцев во главе с Мининым. Уже при царе Алексее Михайловиче, оценившем по достоинству его мужество, в Успенский собор перенесли и торжественно похоронили рядом мощи Гермогена, Иова и Филиппа Колычева – святителей, которые пострадали за свои убеждения.