История русского шансона
Шрифт:
В конце 50-х на Одесской киностудии снимался фильм «Страницы былого» — о большевистском подполье начала ХХ века.
По сюжету в картине должны были прозвучать три песни, сочинением которых занимались известный композитор Андрей Эшпай и поэт Владимир Карпеко. Две революционные композиции сложились легко, а вот с третьей, которую по сценарию исполнял хулиган Яшка Пятачок, авторам пришлось помучиться. Никак не выходило у морально-устойчивых советских художников изобразить «приблатненную» музыкальную зарисовку.
Режиссер забраковал уже полдюжины вариантов, но все впустую. Творческий тандем забуксовал.
Теплым
Этим жаргонным выражением картежники называют ситуацию, когда дама при раздаче оказывается между двумя тузами.
Не дожидаясь ответа его партнеров, поэт уже тянул коллегу за рукав в сторону гостиницы.
— Скорее! Скорее! Песня готова! Надо только успеть записать! — бормотал вдохновленный автор.
Реплика неизвестного одессита помогла: за какой-то час родилось произведение, над которым Карпеко и Эшпай безуспешно бились неделями.
Новинку продемонстрировали режиссеру — он остался доволен. Теперь можно было снимать задуманный эпизод. Мотор! Камера! Дубль три! И в кадре появляется идущий «походкой пеликана» хулиган Яшка, за которым столь же вальяжно передвигаются два дружка-гитариста. Пятачок при этом строил глазки встречным барышням и весело распевал:
Два туза, а между, Кралечка вразрез, Я имел надежду, А теперь я без, Ах, какая драма, Пиковая дама, Всю ты жизнь испортила мою, А теперь я бедный, И худой и бледный, Здесь на Дерибасовской стою.Успех картины превзошел все ожидания, а «Кралечку» стал распевать весь криминальный мир Одессы-мамы. Правда, последний куплет они почему-то игнорировали (скорее всего, в фильме прозвучала только часть песни) или строчки об «отсутствии монет» не пришлись уркаганам по вкусу — они сами привыкли вытряхивать их из граждан, а тут стать жертвой какой-то «девочки» — это, извините, не по понятиям.
Спустя год новый заказ с киностудии вновь привел Карпеко в прекрасный южный город. Как-то раз, задержавшись на съемках, он поздним вечером спешил в гостиницу. Внезапно дорогу преградили трое амбалов:
— Дядя! Пиджачок не жмет? А часы не мешают? Мы таки избавим вас от этих хлопот!
Скидывай все сюда! Позвольте поухаживать! — с характерным одесским акцентом произнес главарь.
Карпеко — в недавнем прошлом фронтовик — не растерялся:
— Ребята, меня нельзя раздевать. Я ваш гимн написал.
Бандиты оторопели:
— Это какой? «Сижу на нарах как король на именинах»?
— Нет. «Кралечка вразрез».
— Кому фуфло толкаешь, шляпа?! «Кралечку» он написал! А
— Так я докажу! — пошел ва-банк автор. — Вы знаете два куплета, а в песне их три.
И не дожидаясь вопросов, исполнил заключительное четверостишие.
Громилы поверили сразу: не может же человек так с ходу взять и сочинить недостающие строчки. Значит, не врет дядя.
— Ладно, мужик, пойдешь с нами, — приказал старший.
Поэт уже не боялся хулиганов, ему стало любопытно, чем же закончится история.
Поплутав по темным дворикам, компания оказалась на богатой малине. Длинный стол, застеленный сияющей альпийским снегом белой скатертью, лучшие блюда и напитки перед гостями, коих поэт насчитал полтора десятка. Во главе сборища восседал симпатичный мужчина лет тридцати в элегантном костюме. На лацкане пиджака, к своему немалому удивлению, Владимир Карпеко разглядел у него университетский значок.
Один из «конвоиров» поэта обратился к пахану:
— Коська, мы привели тебе человека, который написал нашу песню.
— Пусть исполнит, — барственно кивнув, приказал молодой человек.
Видимо, жиган остался доволен и песней, и ее автором. Далеко за полночь, насладившись культурным обществом, он распорядился проводить дорогого гостя до гостиницы. Прощаясь, один из провожатых наклонился к поэту и прошептал:
— Коська велел тебе сегодня вечером с шести до семи гулять по Дерибасовской.
Предвкушая продолжение ночного приключения, Карпеко так и поступил. Ровно в семь к нему подошел Коська собственной персоной, одетый с головы до ног во все белое и даже со свежей белой розой в петлице. Светски поприветствовав знакомого, он произнес: «Теперь ты можешь ходить по Одессе в любое время дня и ночи. Тебя никто не тронет. Мы тебя показали».
Слово пахана оказалось твердым.
Завершая обзор криминальных мотивов в кинематографе эпохи СССР, дам пунктирно еще полдюжины примеров: «Дело пестрых» (1958 г.) — «За что забрал, начальник, отпусти…»; «Две жизни» (1961 г.) — «Когда фонарики качаются ночные»; «Верьте мне, люди» (1964 г.) — там персонаж Кирилла Лаврова сначала насвистывал, а потом пел — «Ванинский порт»; шпионский детектив «Судьба резидента» (1970 г.) — уголовник Бекас, блестяще воплощенный Михаилом Ножкиным, спел фрагмент легендарной вещи «По тундре, по железной дороге…». Можно вспомнить и такие фильмы, как «Опасные друзья» (1979 г.) — «Черный ворон» и «Поспели вишни»; «Место встречи изменить нельзя» (1979 г.) — «Мурка» (эпизод с Шараповым на «малине»); «Дочь прокурора» (которую «скулит» сдающийся в руки милиции Промокашка).
В экранизации Владимира Басова нашумевшей повести Ахто Леви «Записки Серого Волка», в фильме «Возвращение к жизни» (1971 г.), главный герой поет лихую вещицу — «Корешок мой Сенечка и я» (В. Баснера и М. Матусовского). А Юрий Никулин в «Операции Ы» Леонида Гайдая мастерски сделал «Постой, паровоз!».
Как не быть популярным жанру, когда даже в советских мультфильмах герои распевали «Таганку» (в одном из последних выпусков «Ну, погоди!» это делает Волк голосом Папанова) и «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые» гундосит воришка Батон (озвученный Евгением Леоновым) в «Приключениях Васи Куролесова» (1981 г.).