История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
того времени) он был целиком зависим от своих более образованных
друзей. После университета Белинский занялся журнальной работой
и вскоре стал сотрудником надеждинского Телескопа. Там в 1834 г. он
опубликовал свою первую значительную статью – знаменитые
Литературные мечтания, – которую можно считать началом
журнализма русской интеллигенции. В ней и в других
опубликованных в Телескопестатьях
проявил свой воинственный и восторженный темперамент, который
заслужил ему прозвище «неистового Виссариона». Статьи его
дышали юношеской непочтительностью ко всему старому и
почтенному в русской литературе и таким же юношеским
энтузиазмом к новым идеям идеализма и творческим силам молодого
поколения. Вскоре он стал пугалом консерваторов и лидером
молодых.
В 1836 г. Телескопбыл закрыт и Белинский остался без
постоянной работы. Сначала он стал репетитором и написал русскую
грамматику. Затем он некоторое время был редактором Московского
наблюдателя, журнала, который его друг и (в то время) философский
авторитет Бакунин приобрел у Погодина. Но ни Бакунин, ни Белин-
ский не были дельцами, и предприятие не удалось. Наконец в 1839 г.
Белинский был приглашен Краевским в Отечественные Запискина
должность главного критика. Белинский переехал в Петербург. И хотя
Краевский нещадно его эксплуатировал и очень мало ему платил,
Белинский все-таки был спасен от полной нищеты.
Во время своей работы у Надеждина Белинский вдохновлялся
романтическим идеализмом Шеллинга, его высокими
представлениями о поэтическом и художественном творчестве. Потом
Бакунин увлек его моральным идеализмом Фихте, позже и Гегелем. B
Петербург он приехал совершенным гегельянцем. Первые его статьи
в журнале Краевского привели в ужас читателей неожиданным
восторженным консерватизмом и «официальным национализмом».
Читатели ничего не знали о скрытой логике философской эволюции
критика, о том, что теперь он живет согласно знаменитой гегелевской
формуле: «Все действительное разумно». Эта формула привела
Белинского (который никогда не останавливался на полпути) к
выводу, что существующие социальный порядок и политический
режим разумны. Но для Белинского это «консервативное
гегельянство» было, однако, только переходной стадией, и к 1841
году его идеи приняли свою окончательную форму, исторически
наиболее важную. Эта перемена частично произошла под влиянием
толкования
влиянием Герцена и его социализма, но всего более это была
естественная реакция «неистового» темперамента критика,
темперамента бойца и революционера. С этого времени Белинский
стал душой и двигателем прогрессивного западничества,
провозвестником новой литературы – не классической или
романтической, а новой. Главным его требованием к литературе
стала верность жизни, и в то же время наличие социально
значительных идей; Гоголь и Жорж Санд полностью отвечали этим
его требованиям. В 1846–1847 гг. Белинский был вознагражден,
увидев рождение новой литературной школы – реальной, отвечавшей
идеалам, которые он провозглашал.
В 1846 г. Некрасов и Панаев, принадлежавшие к партии
Белинского и отчасти им сотворенные, купили у Плетнева
пушкинский Современник, и Белинский ушел от Краевского (который
был бизнесменом, а не другом) и стал критиком Современника.
В 1847 г. он для поправления пошатнувшегося здоровья уехал за
границу и там, свободный от цензуры и от любопытства русской
почты, написал свое знаменитое письмо Гоголю по поводу его
Переписки с друзьями. Письмо дышит пламенным уязвленным
негодованием на «потерянного вождя» (говоря о Гоголе, я показал,
что это было явное недоразумение, ибо Гоголь никогда не был
вождем), и, пожалуй, это самая выразительная формулировка веры,
воодушевлявшей прогрессивную интеллигенцию с 1840 по 1905 год.
Вскоре после возвращения в Россию Белинский умер (май 1848). Его
не беспокоила полиция и сравнительно мало мучила цензура, ибо он
изучил искусство приноравливать свои слова к их требованиям. Но
проживи он немного дольше, не приходится сомневаться, что
правительство, напуганное событиями 1848 г., так или иначе сделало
бы из него мученика, и он, может быть, разделил бы участь
Достоевского.
Историческое значение Белинского невозможно переоценить.
В общественном отношении он – веха, отметившая конец правления
дворянства и пришествие к управлению культурой неклассовой
разночинной интеллигенции. Он был первым в династии
журналистов, имевших безграничное влияние на русское
прогрессивное общественное мнение. Он был настоящим отцом
интеллигенции, воплощением того, что являлось ее духом на
протяжении более чем двух поколений – социализма, страстного желания