История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
Шрифт:
пожалуй, самые прелестные – до того убедительны и несомненны обитающие
там совершенно живые зайцы, медведи и мыши, до того жутковато-обыденны
домовые и черти, до того заразительна их неподдельная сонная логика.
Эти сказки собраны в книгу под названием Сказки обезьяньего царя
Асыки. Те же качества, но уже без детской атмосферы, мы находим в Сказках
русского
восхитительную новизну в руках Ремизова. Тем же стилем написаны Николины
притчи, но они серьезнее и имеют явно религиозное устремление. Народное
представление о Николае-чудотворце, добром святом, помогающем в каждом
деле, помогающем даже обмануть и украсть и всегда готовом заступиться перед
Богом за бедного человека, особенно близко Ремизовскому сердцу. Притчи–
связующее звено между сказками и легендами. Некоторые легенды, особенно
те, что входят в Траву-мураву– просто забавные, сложные истории с
приключениями и чудесами, в стиле греческих романов – где абсурд с особой
любовью подчеркивается рассказчиком. Прекрасный пример этой манеры
Аполлоний Тирский, который, к тому же, является шедевром русского народного
языка. Другие легенды более риторичны и орнаментальны и в них отчетливее
177
сказалась религиозная направленность, которая близка розановскому культу
доброты. Ремизов особенно останавливается на известной легенде о схождении
Богородицы в ад, где она была так растрогана страданиями грешников, что
пожелала разделить их, и в конце концов добилась от Бога, что на сорок дней в
году грешные души будут выпускаться из ада. Эта легенда, византийского
происхождения, особенно популярна в России, и Ремизов видит в ней основное
религиозное установление русского народа – религию чистого милосердия и
сострадания. Большинство ремизовских легенд взято из древнеславянских
текстов, канонических или апокрифических, тоже в конечном счете
византийского происхождения. Но он не избегает и других источников.
Некоторые его легенды идут с Запада. Недавно он предпринял обработку
фольклора разных примитивных народов и уже опубликовал кавказские,
сибирские, тибетские и кабильские народные сказки в собственной редакции.
Ремизовские легенды – связующее звено между его прозой и поэзией.
Аполлон Тирскийнаписан в чистейшей разговорной манере, а ранний
Лимонарий(1907) – в высоком славянском стиле с лирической окраской. Его
«стихи» (за
ритмической прозой) почти так же разнообразны, как его «проза». Сюда входят
очаровательные стихотворения в прозе, которые вместе со сказками Асыки
составили книгу Посолоньи ее раздел К морю-океану. Сюда входят и лучшие
страницы из Шумов города, внушенные жизнью Петербурга в 1918–1921 гг.,
как, например, изумительные «заборы», лирика о весне после «звериной» зимы
1919–1920 гг.: проходя по петербургскому предместью, где последние заборы
разбираются на дрова, он внезапно видит вдали безграничное море. Многие его
стихотворения в прозе полны пафоса и риторики, но это искупается
великолепным мастерством слова и силой эмоции. Таково Слово о погибели
Русской земли, написанное в сентябре 1917 г. Оно пронизано страстной
любовью и горячим страданием за родную землю.
Но в целом ремизовская поэзия «вторична»; это стихи «книжника»,
которые не были бы написаны, не удь старинной поэзии в древних
канонических и апокрифических книгах. Эта вторичность видна и в его пьесах-
мистериях, также основанных на апокрифических и народных пьесах. Тем, кто
любит Ремизова-юмориста, не придется по вкусу ни Бесовское детство, ни
Георгий Храбрый, ни Иуда, принц Искариотский. Это пьесы ритуальные,
иератические, пропитанные древними поверьями и символизмом. Даже Царь
Максимилиан(1918), основанный на нелепой и забавной народной одноименной
пьесе, превращен в мистерию с глубокими символами. Тут Ремизов более чем
где-либо является современником символистов. Насколько велико было влияние
стиля его прозы и его провинциальных вещей, настолько же мало влияния
оказали его поэзия и драматургия. Основное отличие между Ремизовым и его
последователями коренится в разнице поколений; те, кто родились около
1885 г., в главном своем выражении мистики и символисты; те, кто родился
позже, – нет. Ремизов – мастер, лингвист, реалист – имеет множество
последователей; Ремизов – поэт и мистик – влияния не имеет.
2. А. Н. ТОЛСТОЙ
Характерной чертой для писателей пост-символистского поколения (как я
уже указывал в предыдущей главе, говоря о более молодых поэтах) является
сознательное отвержение всякой идейности. Всевозможные «вопросы»,