История сербов
Шрифт:
Как уже упоминалось, чувство безопасности сербы могли испытывать лишь в областях, входивших в состав Военной границы, находясь на положении граничар, независимых от местных властей и подчиненных только своим командирам и через их посредство императору. Однако даже столь привлекательная территория Военной границы не могла считаться «землей обетованной». Многочисленные тяготы падали на плечи землепашцев, опасности грозили тем, кто встал под ружье и был вынужден большую часть времени проводить вдали от дома и семьи. Внутри Военной границы не было крепостных повинностей и податей, но существовали обязательства перед командованием, а также ограничения, вызванные необходимостью постоянного нахождения в гарнизонах и на военных объектах. Особо тяжкой обязанностью было так называемое снабжение дровами. Были и такие офицеры, которые требовали исполнения тех же повинностей, что требовали для себя
Военная граница от прочих областей отличалась социальной динамикой — то есть возможностью восхождения по социальной лестнице. Если поначалу сербы занимали только низшие командные посты, то уже второе их поколение, благодаря образованию, наследованию званий и личным заслугам, получило возможность дослужиться до чинов полковника и генерала. Применительно к XVIII в. известно о 32 сербах — генералах или полковниках. Офицеры составляли влиятельную группу в церковно-народном соборе и представляли собой тот общественный слой, который стал проводником социальных моделей и культурных традиций высших кругов Империи внутри сербского общества. Граничарское офицерство было главным ресурсом формирования сербского дворянства.
Разбросанное по обширной территории, разделенное границами юрисдикции гражданских и военных властей, палат и землевладений, автономных городов, нарождающееся сербское христианское общество крепло и становилось более многочисленным. Его развитие сопровождалось профессиональной, имущественной, социальной и образовательной дифференциацией, которая отчетливо проявлялась при проведении соборов. С 1749 г. в состав собора, кроме епископов, входило по 25 представителей духовенства, граничарского офицерства и городского населения. В 1790 г. на Темишварском соборе к ним присоединились и 25 «благородных» дворян.
Положение сербских женщин не было столь незаметным, как в племенном обществе или в период турецкого господства, когда все сербы считались райей. Однако и в христианском обществе независимо от окружавших условий жизнь женщин ограничивалась семейными делами. Жены и дочери дворян и офицеров были избавлены от участи тысяч женщин из низших слоев общества, задавленных бедностью и тяжелым трудом. Представительницы высших социальных слоев пользовались материальными благами — нанимали прислугу, окружали себя комфортом, получали образование, вращались в обществе, которое и тогда умело развлекаться. Уже с середины века представители сербского общества, в том числе и сам митрополит, устраивали балы.
В городской среде женщины имели равные с мужчинами права наследования. Они могли владеть и руководить ремесленным производством, опираясь при этом на профессиональную поддержку мужчин. В некоторых поселениях в целях развития школьного образования для девочек организовывались отдельные классы, а то и выделялись целые учебные здания.
Христианское образование
Освободившись от турецкого влияния, Сербская православная церковь оказалась в принципиально новых условиях. Теперь уже не было нужды опасаться власти «безбожников» и потакать их требованиям. Церковь теперь находилась под властью христианских правителей, обещавших уважать ее индивидуальность и предоставлять возможность беспрепятственного выполнения ею своих функций. Эти правители принадлежали, однако, к католической церкви, претендовавшей на духовную монополию во владениях «апостольского величества». На территориях, с которых были изгнаны турки, осуществлялась энергичная католическая реставрация, как это ранее происходило в Чехии и Моравии. Стремясь вернуть давно утраченные земли и паству, католическая церковь действовала с той же энергией и с тем же напором, с какими Венгерский сабор добивался восстановления жупанийского территориально-административного устройства и возвращения власти аристократии.
Столкнувшись с сопротивлением тех, кого следовало привести к Унии, католические иерархи стремились заручиться поддержкой
С самого начала, то есть со времени перехода патриарха Арсения III в Австрийскую империю и первых соборов, сербское церковное руководство сознавало сложность своего положения, оказавшись лицом к лицу с могущественной соперницей. Патриарху и архиереям из его окружения, а также их наследникам, становилось ясно, что просвещение и развитие этнического самосознания паствы являются единственным средством сохранения самобытности и традиций церкви. Решение этой задачи требовало повышения уровня образования священников, которым приходилось препятствовать прозелитизму и убеждать верующих в необходимости придерживаться собственной веры и традиций. Поэтому уже на соборе 1706 г. были озвучены требования об образовании собственных школ и типографий, необходимых для просветительской деятельности. Поначалу эти запросы не встретили понимания со стороны австрийских властей. Сербам предлагались услуги католических школ и типографии в Трнаве. И все же в 1727 г. было формально разрешено открывать «высшие и низшие школы». Только теперь стало очевидным, сколь серьезным препятствием были бедность и необразованность.
На протяжении первых двух десятилетий XVIII в. лишь в некоторых крупных поселениях действовали на весьма низком уровне школы с учителями. Когда в 1718 г. от турок была освобождена Северная Сербия, ситуация проявилась во всей остроте. Неудивительно, что карловацко-белградские митрополиты Моисей Петрович (1726–1730) и Викентий Йованович (1731–1737) энергично выступили за открытие школ. К 1726 г. относятся первые «манифесты», циркуляры и пастырские письма, в которых содержалось требование об открытии школ. Каждый епископ в своей епархии должен был организовывать школы и набирать учителей. Понимание высшим клиром необходимости просвещения сыграло огромную роль в развитии не только сербского школьного образования, но и всего народа. В то время церковные иерархи не увлекались новшествами, а были приверженцами старой модели, согласно которой священники и архиереи являлись просто «учителями». Пастырские поездки, предпринятые в 1733 г., выявили невероятно низкий уровень тогдашних сельских священников, несовместимый с просветительской миссией духовенства.
Помимо всего прочего ощущался недостаток материальных средств. В 1730 г. собор не позволил ввести дополнительный налог для содержания школ. Центральная власть также запрещала создание соответствующих фондов. Школы должны были содержаться за счет пожертвований, собранных в церквах, и взносов родителей учеников. Не хватало учителей. Поколение современников Великого переселения почти не имело влияния на образованных людей. И у самих митрополитов делопроизводителями и представителями при дворе служили иностранцы. Оставалось одно — приглашать учителей из России, в которой православие развивалось непрерывно. Русский царь Петр I и Синод вняли мольбам митрополита, не раз посылая сербам книги и направляя к ним учителей. Число последних было невелико. Некоторые из них находились среди сербов совсем недолго, но оставили глубокий след в их памяти, особенно Эммануил Козачинский и четверо его товарищей, которые работали в Белграде и Карловцах до 1736 г.
Наряду с недостатком средств и преподавателей ощущалось отсутствие образовательных моделей. Если для «малых школ», в которых учили чтению, письму, а кое-где арифметике, использовалась средневековая методика чтения по складам и переписывания богослужебных книг (Псалтири и Часослова), то для дальнейшего образования никаких программ не было. Русские учителя адаптировали к сербской среде модель современной европейской школы с ее «свободными искусствами» (от грамматики до риторики), которые преподавались в Славяно-латинской школе, существовавшей в Карловцах при митрополичьей кафедре. Школа эта выросла в дальнейшем в шестиклассное учебное заведение, причем в «выпускном» классе изучалась также риторика.