История шпионажа
Шрифт:
С Бливенсом обходились уважительно, попросили написать статьи для восточногерманских газет. Его первые статьи были настолько плохими, что их приходилось полностью переписывать, но потом Бливенс нашел в Потсдаме библиотеку, из которой и стал брать материал. Он сдал статью, которую дословно переписал из английского перевода М. Горького. Статья произвела впечатление на русских, они сказали, что «это было хорошо сделано».
Бливенса и Ингрид отправили в Баутцен, город в шестидесяти милях к югу от Берлина, около польской и чехословацкой границ. Там Восточная Германия и Россия открыли «школу веры» для дезертиров. Сотни солдат прошли через Баутцен, изучая историю партии, социальные науки, им рассказывали о зле капитализма. В то же время Баутцен — «маленькая Америка», где советские шпионы
Но Бливенса и Ингрид поселили в квартире, им выдали пропуск на поездки по всей территории Восточной Германии. Поскольку они пользовались определенными льготами, им сказали: «Если вас кто-нибудь спросит, говорите, что вы русские».
Бливенсу представили «Джона Пита», английского перебежчика, который должен был помогать ему писать статьи. Вместе они готовили материалы для восточногерманских журналов.
Затем в Баутцен приехал Карпов, который сказал, что Бливенс и Ингрид должны вернуться в Берлин. Их ждала меблированная квартира в хорошем жилом районе. Карпов показал им квартиру, помог разобрать вещи и пообедал с ними. После обеда он потер руки и сказал: «Что же, время отдыха прошло, пора начинать работать».
Карпов объяснил, что квартира не только их любовное гнездышко, что с этого времени Ингрид должна заманивать сюда американских солдат, а задача Бливенса склонять их к дезертирству на Восток. «Все что вам нужно делать, это рассказывать о том, как с вами обращались», — сказал полковник. Когда он ушел, Бливенс и Ингрид обсудили новый поворот в их романтических отношениях. Все зашло слишком далеко, решил Бливенс: то, чем его просили заниматься, может быть квалифицировано как предательство.
Он сказал Ингрид, что сдастся американцам, которые не предъявят ему никаких обвинений, когда услышат его рассказ. Он бежал на следующий день и снова оказался там, где и начал, — на гауптвахте. Оказавшись в заключении, Бливенс снова изменил свое решение. Он вернулся в Западную Германию в апреле, а в мае бежал обратно. Позже он объяснял, что «хотел захватить кого-либо, чтобы оправдать себя».
Когда перебежчик вернулся в Восточную зону, его отправили в Карлсхерст, где он стал переписывать документы на английском языке. Однажды вечером он задержался на работе и украл из шкафа какой-то документ. Отсутствие документа было замечено на следующий день, кто-то вспомнил, что Бливенс поздно ушел с работы, его арестовали и отправили в тюрьму в Дрезден. У Бливенса появилась возможность сравнить систему наказаний в Восточной Германии и американской армии. В тюрьме его избивали и заставляли подписать признание, что он американский шпион. Ему сказали, что его будут судить и скорее всего расстреляют. Однако в августе его отправили в Баутцен. В школе было много других американцев, и от них он узнал о контрразведчике, который работал здесь инспектором. Он познакомился с этим человеком, его звали Глокенштайн, и заплатил ему, за то чтобы тот встретился в Западном Берлине с представителями американской разведки, чтобы таким образом защитить его. Глокенштайну он сказал, что хочет стать разведчиком и работать на Запад. Глокенштайн должен был вернуться через три дня. Когда он не появился, Бливенс обратился за помощью к его жене, которая смогла сделать ему пропуск на имя мужа. С помощью пропуска Бливенс прошел во французский сектор Берлина, где был задержан французской полицией во время обычной проверки.
Его передали американцам, и Бливенс стал первым американским солдатом, которого судили по закону Смита, запрещающему обращаться к услугам адвоката тем, кто выступал за свержение американского правительства. Его обвинили в сотрудничестве с восточногерманской службой безопасности, которую называют «коммунистическим гестапо».
Поведение Бливенса на суде было довольно любопытным. С одной стороны, он пытался оправдаться тем, что хотел работать на американскую разведку, став двойным агентом. С другой стороны, он не рассказывал о деталях своего пребывания в Восточной
В марте 1952 года, через месяц после побега Бливенса, при подобных обстоятельствах исчез еще один рядовой армии США. Роберт В. Дори, двадцатилетний солдат, должен был предстать перед военным трибуналом по обвинению в краже 134 долларов из тумбочки другого солдата. Как и Бливенс, Дори бежал в Восточную Германию и обратился к полиции в деревне Гранасзее. Он попросил, чтобы его отвели к русским властям, у которых он хотел просить убежища.
Дезертиру выдали гражданскую одежду, деньги и отвезли для допроса сначала в Веймар, а потом в Потсдам. Он хотел угодить русским и согласился вернуться в Западную Германию с советскими агентами, которым мог показать свои бараки. Дори сопутствовала удача — она обычно помогает пьяным и лунатикам, — он смог вернуться в свою часть вместе с тремя агентами МВД, которым показал склады оружия, топливные хранилища и другие объекты. Для того чтобы попасть на объекты, интересовавшие русских, он надел свою форму. Дори и его русские спутники пробыли в Западной Германии с 23 по 26 апреля, они побывали на военных базах во Франкфурте-на-Майне.
Дори вернулся в Потсдам и начал писать статьи для советских и восточногерманских газет. Статьи, как и во всех других случаях, развенчивали армию и правительство США.
В июле Дори отправили в Баутцен для прохождения учебы, ему выдали документы, ограничивавшие его передвижение городской чертой. Он проходил учебу с остальными дезертирами и работал в булочной. Вскоре Дори начал уставать от жизни в «народной демократии». В августе он первый раз попытался бежать, но обнаружил, что покинуть Баутцен было гораздо сложнее, чем бежать с гауптвахты. Ему дали новую работу в автомастерской, которая тщательно охранялась. За следующие несколько месяцев Дори сидел в тюрьме пять раз — четыре раза за попытку бежать и один раз за кражу.
Его снова отправили в Баутцен, где он посетил лекцию, которую читал советский майор, выступавший за свержение американского правительства революцией рабочего класса. В конце лекции «студентов» попросили подписать заявление о поддержке революции. Дори выскользнул из зала до того, как подошла его очередь подписывать бумагу.
Он продолжал посещать уроки в школе и работал в автомастерской. В конце концов в августе 1953 года ему удалось скопить достаточно денег для очередной попытки бежать. Он подкупил жителя Баутцена, который купил ему билет до Берлина. Дори сумел незамеченным сесть в поезд и в Западном Берлине сдался американским властям.
В ноябре он предстал перед военно-полевым судом, на котором сказал в свою защиту, что действовал под угрозой и давлением. Он также был признан виновным в нарушении закона Смита и был приговорен к пятнадцати годам заключения, но позже приговор изменили на три года.
Тридцатитрехлетний мастер-сержант Рой Родс понял, что ему не нравится Москва. Там ему показалось холодно, неуютно. К тому же ему не нравилась его работа. В армии он не собирался быть шофером у дипломатов. Он был одинок. Он скучал по своей жене и двухлетней дочери. Отслужив девять лет, пройдя подготовку шифровальщика, он получил слишком тяжелое задание. Он руководил гаражом американского посольства, под его началом работали два русских механика — Василий и Иван. Большую часть времени он возил военных атташе посольства.
Московский май был похож на январь в родном городе Родса в Оклахоме. Ему не с кем было поговорить. Его семья и друзья были на базе в Аризоне. Русские механики, ремонтировавшие автомобили посольства, казались не слишком умными и не говорили по-английски.
Сержант Родс предпринял два шага, чтобы улучшить свою жизнь: он обратился за визами для своей семьи, чтобы она смогла жить с ним, и воспользовался довольно либеральным доступом к алкоголю в магазине посольства. В этом он оказался похожим на большинство русских: водка смягчала русскую зиму, а время проходило незаметнее.