История шпионажа
Шрифт:
Приближался день суда, 14 октября, и Абель проводил очень много времени со своим адвокатом. Советник Донован был выбран из числа членов Бруклинской коллегии адвокатов. Ему был сорок один год, он окончил Гарвард и и выбор пал благодаря опыту работы в делах о контрразведке. До этого он служил адвокатом секретного Управления научных исследований. Во время службы на флоте он стал главным советником Управления стратегических служб. Позже — главным помощником судьи Верховного суда Роберта Джексона, который участвовал в организации Нюрнбергского процесса.
Донован, успешно работавший в одной из юридических фирм Нью-Йорка, не нуждался в рекламе своей деятельности.
В качестве платы Донован получил 10 тысяч долларов, которые двумя частями были перечислены на банковские счета в Лейпциге. Очевидно, переводы были сделаны женой Абеля. Донован распорядился этой суммой по-своему: 5 тысяч он перевел на счет Фордхема, в котором начинал учебу, и по две с половиной тысячи — на счета юридических университетов Гарварда и Колумбии, которые посещали он и его помощники, готовясь к процессу. Объясняя свою щедрость, Донован сказал: «Я уверен, что в такой стране, как США, с тоталитаризмом можно бороться только с помощью должного воспитания и правильного понимания справедливости». Из двадцати одной тысячи долларов, принадлежавших Абелю, Донован потратил одиннадцать тысяч на расходы во время суда и обжалования приговора. Три тысячи долларов было потрачено на оплату штрафа, как того требовал приговор. Кроме того, у Абеля были деньги на личные расходы.
Если Донован в то время еще не был седым, он вполне мог поседеть, работая над делом Абеля. В 1957 году в обществе еще были сильны впечатления от речи Маккарти, и для многих вина человека распространялась и на тех, кто просто общался со шпионом, даже если это был его адвокат. Доновану, который в то время жил в Бруклине, пришлось отказаться от услуг телефонной компании, когда ему все чаще стали угрожать. Дети Донована подвергались насмешкам своих одноклассников. Коллеги по юридической фирме говорили, что дело, навязанное судом, повредило его бизнесу.
Донован был удивлен такой враждебностью, но тем не менее во время всех заседаний суда носил орден «За заслуги», полученный во время Второй мировой войны. К враждебности окружающих он относился философски, объясняя ее тем, что «как сегодня думают люди — это вопрос, на кого нападают». Помимо личных проблем, возникали и профессиональные сложности. Было очень трудно подготовиться к суду, потому что подзащитный отказывался обсуждать с Донованом то, что он не рассказал ФБР. После того как Абелю был вынесен приговор, его дело три года находилось на рассмотрении в кассационном суде.
В отличие от большинства осужденных Абель не выказывал никакого недовольства своим адвокатом. В заявлении, сделанном им для прессы незадолго до окончания суда, он сказал: «Пользуясь этим случаем, я хотел бы поблагодарить своих адвокатов за то, как они вели мою защиту. Я хотел бы поблагодарить их за ту огромную работу, которую они проделали, защищая меня, и за то мастерство, с которым они это делали». Абель выразил свою благодарность Доновану еще раз, подарив ему один из своих рисунков. Этот морской пейзаж до сих пор висит в доме адвоката. Абель и Донован стали довольно
Тем, кто не понимал, почему советского агента, пойманного с поличным, вообще судят, а не расстреляли на следующий день, Донован обычно отвечал так: «Абель — иностранец, которого обвиняют в шпионаже в пользу СССР. Может показаться странным, что наша конституция защищает таких людей. Приверженность Америки принципам свободного общества можно неверно понять как альтруизм, который может привести к саморазрушению. Но эти принципы навсегда вписаны в историю и закон нашей страны. Если свободный мир перестанет придерживаться своих принципов, то на земле не останется общества, к которому мог бы стремиться человек».
Жюри присяжных, в состав которого входили девять мужчин и три женщины, собрали довольно быстро. Судьей был Мортимер Байерс. Для него подобное дело не было в новинку. В 1943 году он приговорил к заключению двух нацистских шпионов, которым грозила смертная казнь. С Абелем, кроме Донована, были двое его помощников: Арнольд Фрейман, практикующий сейчас в Нью-Йорке, и Томас Дебевуазье, который в 1960 году, в возрасте тридцати лет, стал генеральным прокурором штата Вермонт. Со стороны обвинения выступали прокурор Уильям Томпкинс и трое помощников: Кевин Марони, Джеймс Физерстоун, Энтони Палермо — поверенные Министерства юстиции.
Суд был уникален сам по себе. Во-первых, как указал Донован, это первый суд над советским гражданином, который был приговорен к наказанию по американским законам. Валентин Губичев, которого судили вместе с Джудит Коплон, покинул США с приговором, действие которого было отсрочено. Помимо этого, дело Абеля стало первым, которое проходило по закону, позволявшему приговорить к смертной казни человека, занимавшегося шпионажем в пользу той страны, с которой США находились в состоянии мира.
Процесс был необычен и с географической точки зрения. Дом, в котором Абель снимал свою студию, находится в двух кварталах от впечатляющего здания федерального суда Бруклина. Это очень напоминало газетные истории о задержании опасных преступников в двух шагах от полицейского участка. Появились слухи, что Абель смог провести антенну своего приемника к зданию суда, чтобы улучшить качество приема. Старый шестиэтажный дом, в котором располагалась студия, и здание суда находятся на виду друг у друга. Судья Байерс даже показал членам суда присяжных окна студии, в которой Абель рисовал свои картины.
Еще одним интригующим моментом стало то, что сам Абель не произнес ни слова в свою защиту. Он сказал Доновану, что не ожидает помощи «извне» и, казалось, подчинился судьбе. Он ни разу не выступил, а Донован фактически не приглашал своих свидетелей. Те, кто был свидетелем обвинения, в результате перекрестных допросов стали просто свидетелями, которые знали Абеля как художника и говорили, что его работа была «интересной», а репутация — «безупречной». Донован основной упор делал на правдивость основных свидетелей обвинения. Абель не согласился выступить, зная, что самый серьезный грех разведчика — привлекать к себе внимание, даже если тебя уже задержали. Донован согласился с тем, что его появление на свидетельском месте принесет больше вреда, чем пользы.