История украинского народа. Автобиография

Грушевський Михайло Сергійович

В области экономических отношений большое значение имело грандиозное стачечное движение, развившееся в 1902 г. среди сельско-хозяйственных рабочих; никем не руководимое, своею стихийной силою оно захватило даже заброшенные и отсталый местности, сильнейшим образом взбудоражило крестьянское население и несмотря на чрезвычайные репрессии со стороны администрации и судебных инстанций, подняло инстинкт организации и самопомощи среди народных масс, В том же направлении влияло чрезвычайно успешное распространение гимнастических обществ, «Сичей» и «Соколов», сельских читален и общественных лавок, приготовившее импозантное развитие кооперации в последних годах, характеризовавшихся особенным, даже преувеличенным интересом руководящих украинских кругов Галиции к экономическому развитию, созданию финансовых учреждений и разного рода кооперативов.

Эта общественная организационная волна поднялась особенно высоко под конец первого десятилетия нового столетия, после того, как разоча-

рование в так долгожданной реформе избирательного права заставило отложить надежды на скорое удовлетворение национальных и социальных нужд украинского населения путем законодательных реформ. Неожиданно надвинувшаяся в 1905 г._т

благодаря австро-венгерскому кризису и влияниям освободительного движения в России, эта реформа была чрезвычайно горячо и энергически поддержана населением Австрии, в том числе украинским населением Галиции, но уже в самом осуществлении была так жестоко искалечена прпноровленпем ее к интересам привилегированных народностей и классов, что должна была сильно расхолодить горячие надежды, возлагавшийся на нее, А затем «первый народный парламент» Австрии, созванный в 1906 г на основании нового избирательного закона, не замедлил показать, что новый избирательный закон нисколько не сделал его работоспособнее, не вывел из дебрей национальных прений, тормозящих разрешение общественных и культурных вопросов. Национальные меньшинства оказались и в новом парламенте в таком же неблагоприятном положении относительно крупных национальных и партийных групп, на которых опиралось правительство. Украинское представительство хотя и возросло численно против прежнего, по прежнему оказывалось бессильным против влияний польского кола и вступив на старую дорожку оппортунизма, скоро запуталась в его дебрях. В конце концов новый парламент совершенно бесславно окончил свое существование, распущенный досрочно (весной 1911 г.), под знаком «неработоспособности» не дав ничего реального ни в сфере общеимперской жизни, ни для улучшения национальных и общественных отношений Галиции в частности и разочаровав сильнейшим образом в парламентаризме вообще. То, что было достигнуто за эти годы в Галиции, было достигнуто самодеятельностью самого украинского общества, украинского населения, продолжавшей развиватьея со стихийной силой не смотря на неблагоприятные внешние обстоятельства и неуверенность политического курса своих парламентарных представителей. Но в последние годы и в нем становится все более заметным падение энергии и инициативы этой культурной и общественной работы, под неблагоприятными влияниями затяжной национальной борьбы, среди которой в конце концов утратились и общие руководящие принципы и интерес ко всему, что не служило непосредственно национальным или точнее — партийным интересам. И Галицкая Украина, на которой так недавно почивали надежды украинского движения, видимо теряет свою первенствующую руководящую роль в национальной украинской жизни.

Еще большие разочарования пришлось пережить за последнее десятилетие, украинскому обществу в России, параллельно с галицким развивавшим широкую программу национального развития.

391

Нарастапие украинского движения, под влиянием его успехов в Галиции и благодаря некоторому ослаблению цензурного режима в России, стало заметным уже со второй половины 1890-х гг. Издательские общества и кружки в Киеве и Петербурге дали ряд популярных изданий для народа и интеллигенции. Вопрос о допущении украинского языка на археологических съездах неожиданно с новой силой поднял горячие споры о культурной правоспособности украинского языка (1899). Широкая струя общественных и политических интересов врывается в украинские круги, захватывая даже старые аполитические издания; «Киевская Старина о вводит у себя публицистические отделы, дает много места украинской беллетристике. Появляются попытки партийной организации на украинской почве. Позже колебания бюрократического режима, эпоха тревожных ожиданий и надежд, охвативших все круги России в годы непосредственно предшествовавшие русско-японской войне и в продолжение этой последней, заставили украинское общество приложить усилия к тому, чтобы вдвинуть украинский вопрос в общую проблему «обновления России *.

Кардинальные вопросы общего переустройства в этот решающий, как казалось, момент грозили отодвинуть на второй план национальные нужды, в особенности «менее благоприятствуемых* народностей, к числу которых неизменно принадлежала украинская. Народные массы были захвачены аграрным вопросом, интеллигенция — гарантиями политической свободы. Представители украинского движения прилагали все старания к тому, чтобы в общем плане создания нового строя не были упущены из виду интересы национального развития государственных народностей. Принимая живейшее участие в общем конституционном движении, они выдвигали на ряду с ближайшими вопросами, требовавшими безотлагательного разрешения, также и раскрепощение украинства. Такой характер имело участие национально-сознательных представителей украинского общества в движении переддумья, 1904—6 гг.

На первой очереди стояла отмена указа 1876 года, которой приходилось добиваться путем прессы, резолюций, петиций к правительству. Принципиально оно было обещано кабинетом Витте, и в декабре 1904 г. комитет министров, в связи с пересмотром существующих «излишних стеснений печати», подвергнув специальному обсуждению существующие стеснения украинского слова, пришел к убеждению, что эти стеснения не оправдываются какою-либо действительной опасностью «украинофильского движения», между тем существенным образом тормозят культурное развитие украинского населения, «затрудняя распространение среди малорусского населения полезных сведений путем издания на понятном для крестьян наречии книг». Однако «в видах вящей

ш @

осторожности, для большого разъяснения практического значения упомянутого запрета и проистекающих из него неудобств», комитет решил все-таки еще собрать компетентные сведения по этому вопросу, и на этот раз обратился действительно к источникам более компетентным, чем те специалисты по украинскому вопросу, трудами которых сочинялись запретительные меры 1860 — 70-х годов.

Запрошенные комитетом учреждения — академия наук, киевский и харьковский университеты и киевский генерал-губернатор дали отзывы, подтверждавшие настоятельную необходимость отмены запрещений 1876—1881 гг. Академия наук в обширной записке потрудилась при этом выяснить также полную неосновательность ходячего в официальных кругах положения, что так называемый «русский литературный язык» есть язык общерусский, вполне

удовлетворяющий и потребности украинского населения в культуре родного слова. Особое внимание посвятила она также выяснению нежелательных обострений в отношениях украинской народности к великорусскому языку, культуре и государственности, создаваемых запретительными мерами правительства. Но несмотря на то, что соображения комитета министров о необходимости отмены запрещений украинского слова получили таким образом самые веские и категорические подтверждения, у него не нашлось решимости все-таки покончить с этими запрещениями: вопрос «по несвоевременности* был снова отложен — и больше уже не поднимался. Запрещения были сняты общими положениями о печати — специального раскрепощения украинского слова правительство так и не успело осуществить. Изданные осенью 1905 г. временные правила о периодической печати открыли возможность издания периодических изданий на украинском языке, а апрельские правила 1906 г. о неповременных изданиях; отменив все исключительные правила для произведений «на иностранных и инородческих языках», молчаливо сдали в архив все ограничения украинского слова, созданные предшествующими правилами.

Приравнение украинского печатного слова с великорусским эти правила не дали. Этого трудно было и ожидать в виду того, что хозяином положения осталась все та же всевластная бюрократия, вооруженная безграничным правом усмотрения. В продолжении десятилетий искореняла она украинский сепаратизм и ее отношение к украинству не могло переродиться от одного слова временных правил. Если для великорусской прессы и великорусского слова у нее оказались бичи, то для украинского не было недостатка в скорпионах. Ее представители совершенно откровенно заявляли, что та же самая мысль, изложенная на великорусском языке, не производить на них такого неблагоприятного впечатления, как передача ее в украинской форме. Как язык доступный

массам, способный проникать в самые широкие круги, украинская речь не переставала возбуждать тревожную подозрительность, и нарождающаяся с 1905 г. украинская пресса, раскрепощенная правилами 1908 г, украинская книга фактически не переставали подвергаться усиленному надзору и усиленным ограничением даже сравнительно с великорусскими изданиями.

Еще менее благоприятно был разрешен другой кардинальный с точки зрения интересов развития украинских масс — вопрос об украинской школе. Украинской интеллигенцией он выдвигался постоянно, как первое условие улучшения условий народной жизни и «нужды украинской школы», наравне с «нуждами украинской печати», были предметом усиленных петиций и представлений в период передцумья и затем не переставали волновать украинское общество во время всех трех дум. Тот печальный конец, какой встретило это требование в осеннюю сессию 1910 г, дал только сильную иллюстрацию общему неблагоприятному положению украинского вопроса при нынешнем «представительстве* России. В первых двух думах, благодаря более демократическому характеру избирательного закона, постоянно оказывались в достаточном количестве люди хотя не сознательно-национальные, но органически связанные с украинским населением, и сознание нужд последнего в конце концов объединяло их на почве необходимости свободного национального развитая и самоопределения украинского народа¹. Только кратковременное существование первых двух дум не дало возможности их «украинским фракциям» сорганизоваться окончательно и выступить со своими национальными требованиями. Но закон 3 июня лишил самостоятельного представительства народные массы, а с тем отнята была возможность представительства и украинских национальных интересов.

¹ См. украинскую платформу, выработанную во время первой думы, в журнале «Украинский Вестник» 1906, V, и в моем сборнике «Освобождение России и украинский вопрос» — статья «Наши требования»: «Верные заветам украинского освободительного движения, выдвинувшего федеративный принцип, как основание будущего устроения отношений.

Мы признаем федеративные формы наиболее совершенным способом сочетания государственного союза с интересами свободного и нестесненного развития национальной жизни, но в настоящем настаиваем на осуществлении принципа национально-территориальной автономии, как одного из оснований нового государственного устройства. Сообразно атому территории с прообладающим украинским населением должна быть выделена из нынешних административных подразделений и наряду с преобразованием органов местного самоуправления на широких демократических началах должна получить общие органы областного законодательства и самоуправления, руководимые народным представительством в виде украинского сейма, избираемого всеобщим, равным прямым и тайным голосованием».

Националистический курс, принятый тогдашним правительством, выразился в весьма резком и неблагоприятном отношении его к украинскому национальному движению. Отрицательное отношение административных органов, не допускавших основания никаких украинских обществ, ни изданий, было санкционировано сенатом, летом 1908 г., по поводу отказа в регистрации украинской * Просвиты» полтавским губернским присутствием. Сенат утвердил решение присутствия, признав, что цель поставленная проектированной «Просвитою» — помощь культурно-просветительному развитию местного украинского населения, заключает в себе сепаратистические стремления и может привести к нежелательным последствиям. Правительственные сферы возвращались таким образом на позицию крайнего унитаризма, принося ему в жертву насущные интересы украинского населения, во имя которым комитет министров 1904 г. признавал необходимой отмену запрещений украинского слова. Эту точку зрения развил затем циркуляр министра внутренних дел 20 янв. 1910 г, предлагавший представителям местной администрации украинских губерний не допускать обществ и союзов «инородческих, в том числе украинских и еврейских, независимо от преследуемых ими целей», в виду того, что «объединение на почве национальных интересов ведет к усугублению национальной обособленности в России». Наконец рапорт того же министра сенату (февраль 1911) по поводу регистрации общества «Украинская Хата» в Москве дал пространную мотивировку этого нового правительственного курса, признающего традиционной задачей российской государственности «борьбу с движением, известным в наше время под именем украинского и олицетворяющего собой идею возрождения прежней Украины и устройства малорусской Украины на автономных национально-территориальных началах». Не считая возможным разграничить национальные и политические стремления