История украинского народа. Автобиография

Грушевський Михайло Сергійович

Еще более решительную позицию занимает в этом смысле кружок молодых богословов, образовавшийся в львовской семинарии в 1830-х гг., и под влиянием указанных выше факторов, а также тогдашней революционной польской пропаганды в Галиции, усвоивший народнические и вообще прогрессивные взгляды. Во главе его стояла так называемая «

25 Зак. 35

русская троица»¹, от которой выводится обыкновенно национальное возрождение галицких Русин: Маркиан Шашкевич, Яков Голованкий и Иван Василевич, в начале 30-х гг. слушавшие философию и богословие во Львове. Под влиянием первых литературных произведений и опытов народоизучения в восточной Украине, кружок этот также занимается изучением истории и словесности украинского народа, собирает этнографический материал и пробует свои силы на народном языке, который стремится провести в церковную проповедь и практику. Шашкевич потом приобрел значение первого народного поэта Галиции; Головацкому

выпало на долю стать первым патентованным учёным украиноведом — профессором украинского языка и литературы на новооснованной кафедре львовского университета; Вагилевич, живой, импульсивный, занимался понемногу всем: историей, словесностью, археологией, этнографией.

Но их начинания были встречены в официальных кругах очень неблагоприятно: настроение здесь с 1780-х годов изменилось радикально. Местная австрийская администрация подозрительно отнеслось к симптомам нового украинского движения. Имея достаточно хлопот с польским национальным движением, она опасалась новых затруднений с оживлением русинского общества, проявлений с его стороны каких либо свободолюбивых стремлений и в результате — национальных конфликтов.

Тот же Копитар, о котором мы только что говорили как о стороннике национального возрождения галицких Украинцев, как ревностный австрияк, подал австрийскому правительству мысль обезопасить австрийских Украинцев от нежелательных влияний российской Украины, и результатом его представлений было последовавшее в 1822 г. воспрещение ввоза в Австрию книг церковной и гражданской печати. Первый альманах «Зоря*, составленный кружком Шашкевича, попавший в руки Копитара как цензора был отослан им, для большей надежности, на заключение митрополита и в конце концов запрещен»(1834). Свой новый альманах — «Русалка Днистрова», составленный из народных песен и собственных произведений еще более осторожно, чем «Зоря*, кружок Шашкевича, чтобы избежать австрийской цензуры, издал в Пеште, но когда книгу прислали во Львов, всю ее конфисковала цензура, и только в 1848 г. добились ее выдачи.

Специальная цензура, учрежденная для местных украинских изданий и порученная одному из наиболее реакционно-настроенных представителей униатского духовенства Вен. Левицкому, с величайшею подозрительностью относилась ко всему, что выходило из рамок традиции.

¹ Я напомню еще раа, что в Галиции удержалась и доселе традиция русского имени, и тут называют «русским» яаык и племя украинское.

Грамматика Лозинского подвергалась запрещению, потому что цензура заметила в ней реформационные тенденции в области языка, нарушающие «основную черту русинского характера — консервативность*. Совершенно невинные вещи: книги церковного содержания, оды в честь императорского дома конфисковались потому, что были написаны недостаточно архаическим церковным языком или напечатаны не церковным, а гражданским шрифтом. Строго лояльные исторические произведения отдавались на всякий случай на просмотр Полякам, «чтобы предотвратить трения между обеими сторонами».

Не удивительно после этого, что кружок Шашкевича подвергся всяческим гонениям. Оам Шашкевич — талантливый писатель, первый национальный поэт Галицкой Гуси, умер от лишений через несколько лет на «голодовке». Вагилевич также не вынес этих преследований и погиб. Все затихло.

Движение было придавлено. Но национальная идея не умерла, тем более, что среди этих гонений на галицких народников крепла и выходила на широкую дорогу народная украинская литература в восточной Украине, служа постоянным стимулом галицкому народничеству. Гробовое молчание реакции, которая погребла первые начатки галицкого возрождения, нарушила буря 1848 г. Но галицкая Украина была слишком задавлена, слишком окоченела, чтобы принять участие в освободительном движении. К тому же революционное движение в Галиции представляли Поляки, их целью было восстановление Польши в исторических границах, чему Русины, разумеется, не могли сочувствовать. Правительство искало в них опоры против Поляков, и они откликпулись на этот призыв с полной готовностью. Не без участия тогдашнего австрийского наместника Стадиона (о котором долго потом Поляки говорили, что он «изобрел»* Русин в Галиции), началась организация их основан политический клуб «Головна Рада», начала выходить газета «Зоря Галицька».

Отчасти вследствие такой поддержки правительства, отчасти из оппозиции Полякам, русинское движение 1848 г. получило характер чрезвычайно консервативный и лояльный — австрийский. Это нанравление его находило свое оправдание в благах намерениях австрийского правительства, заявлявшего твердое намерение ввести украинский (русинский) язык в средней и высшей школе восточной Галиции, отделить ее в административном отношении от польских областей (западной Галиции), с которыми она оказалась совершенно случайным образом связанной. В этом смысле и делались некоторые начинания (позже, в 1850 г. даже был издан закон, размежевавший Галицию на три национальный территории, две однородные по национальному составу и третью — смешанную) . Большое впечатление произвела последовавшая в том же

25"

372 @

1848

году отмена «паницины* (барщины) и крепостной зависимости и призыв украинского населения в организации своей национальной гвардии, в противовес организациям польским.

Не без влияния таких официальных течений украинское общество Галиции взяло довольно определенную национальную ноту. Помянутая «Головка Рада» и созванный осенью того ящ года «Собор русских ученых» поставили целый ряд весьма рациональных требований и резолюций, предвосхищавших во многом позднейшую программу галицкого возрождения. Таково, налр., было помянуто^ требование, чтобы Галиция была разделена на две национальные территории; чтобы в школах был введен русинский язык; чтобы было организовано просветительное учреждение по образцу чешской «Матицы*, чтобы установлена была единообразная грамматика и правописание для «русского* (те. украинского) языка и он был ясно отграничен от польского и великорусского, — собор, как и вообще все это движение, стремился к отграничению украинской народности и от польской и от великорусской. Но в конце концов официозный характер движения еще более содействовал тому, что во главе украинского движения стали элементы крайне консервативные, реакционные, которые очень скоро задавил^ все свежее, возрождающее в новом движении, когда правительство перестало поддерживать своими влияниями чисто народные, национальные Элементы этого движения,

Австрийское правительство после подавления революционного движения, переставь нуждаться в Русинах, вообще перестало ими интересоваться и оказывать им свою поддержку, и русинское движение, опиравшее все свои расчеты на его поддержку, падает и глохнет. Клерикальноконсервативные элементы, игравшие роль вождей и представителей русинского народа, его единственная тогда «интеллигенция», на ty₁₀ состоявшая из священников и смотревшая на митрополита с его соборным капитулом, как на вождей народа, почувствовали себя бессильными и беспомощными без правительственной поддержки. Они остались пассивными зрителями важных перемен, совершавшихся во внутренних отношениях Галиции среди затишья реакции, воцарившейся во всей Австрии после бурь 1848 г. На их глазах выплывали снова наверх реакционные, клерикально-шляхетские польские элементы и снискав доверие центрального правительства, получали край в свое полное, безраздельное и бесконтрольное управление. Правительство головой выдавало польской шляхте своих верных слуг, «восточных Тирс>льцев*, как называли Русин за оказанную в 1848 г. верность Австрии.

Должность наместника Галиции начинает замещаться по рекомендации польских аристократов. Вся администрация переходит в руки шляхты. Польский язык становится языком делопроизводства и сношений,

вводится в гимназиях и университета для всех предметов. Русины увидели себя во власти своих вековечных врагов, которые пошли на службу правительству за цену бесконтрольного господства в Галиции и приступили к систематической работе (ргаса organiczna) над подавлением русинского народа, осмелившегося им показать рога в 1848 г., — над превращением его в аморфный строительный материал будущей, возобновленной Польши.

Русины немного выиграли и от введения конституции, представительного правления и самоуправления провинций, начатого октябрьским патентом 1860-го и законченного австро-венгерским соглашением 1867 г. При представительном образе правления польская шляхта, захватившая в свои руки представительство Галиции, имела возможность оказывать правительству ценные услуги в общеимперских делах и зато могла рассчитывать с его стороны на еще большую поддержку в своих планах утверждения польского господства в Галиции. Задержав в своих руках управление краем, получив подавляющее большинство в новоучрежденном галицком сейме, польская шляхта отгораживает Галицию непроницаемой стеной от всяких вмешательств центрального правительства и парламента и, не считаясь ни с законами, ни с конституцией, которую на галицкой почве она сводит к чистой пародии, устремится к тому, чтобы превратить Русин в покорных подданных польского госнодства.

Русинская интеллигенция долго ограничивалась вздохами я глухими жалобами на это усиливающееся польское преобладание. 1850-е года, когда начинается эта перестройка галицких отношений, были глухим и темным периодом в жизни русинского общества. Начатки народничества были чрезвычайно слабы. Сравнительно смелые требования и взгляды 48 года были забыты. В литературе и нублицистике, чрезвычайно далеких и бедных, снова возникли споры между сторонниками сближений с народом и его языком и приверженцами «книжного» языка и высшей культуры, образцом которой являлась то старорусская книжность, то великорусская — преимущественно XVIII века. Самые эти споры велись так вяло и с таким слабым культурным аппаратом, что совершенно не подвигали вопроса, обращавшегося в зачарованном кругу. Вопрос об очищении униатского обряда в действительности занимал умы русинских интеллигентов-священников гораздо сильнее, чем эти принципиальные вопросы. Сколько-нибудь активная политика их нугала, так как Русины боялись усилить шансы Поляков, прогневив центральное правительство, в их глазах все еще остававшееся единственным якорем спасения.