История величия и падения Цезаря Бирото
Шрифт:
«Все же я помощник мэра», — подумал он, вставая, чтобы назвать себя.
Франсуа Келлер придал лицу своему приветливое выражение; взглянув на орденскую ленточку парфюмера, он, явно стараясь быть любезным, отступил на шаг, распахнул дверь своего кабинета и жестом пригласил Цезаря войти; сам он немного задержался, чтобы поговорить с двумя, вихрем на него налетевшими, посетителями.
— Деказ хочет побеседовать с вами, — сообщил один из них.
— Нужно покончить с павильоном Марсан! Король все прекрасно понимает, он нас поддержит! — воскликнул другой.
— Мы вместе поедем в палату, — изрек банкир, надувшись, как лягушка, старающаяся сравняться с волом.
«Как он успевает еще думать о своих делах?» — удивился потрясенный Бирото.
Лучезарный
— Чему я обязан честью видеть вас, сударь? — спросил он, в то время как его проворная и цепкая рука продолжала сновать по бумаге.
При этих словах человека, к которому прислушивалась вся Европа и который обращался на этот раз к нему одному, бедняге парфюмеру показалось, что ему словно всадили в живот кусок раскаленного железа. На лице у него появилось то искательное выражение, какое финансист уже лет десять наблюдал на лицах людей, старавшихся втянуть его в какую-нибудь аферу, выгодную только для них самих, выражение, сразу же дававшее ему перевес над посетителем. А потому Франсуа Келлер бросил на Цезаря пронизывающий наполеоновский взгляд. Подражание взгляду Наполеона было в то время смешной причудой многих выскочек, которые при императоре были мелкими пешками. Под этим взглядом Бирото — сторонник «правой», ярый приверженец существующего порядка, избиратель-монархист — почувствовал себя так, словно он был товаром, прищелкнутым пломбой таможенного чиновника.
— Сударь, я не хочу злоупотреблять вашим временем и буду краток. Я явился по чисто коммерческому делу — узнать, не могу ли получить у вас кредит. Я — бывший член коммерческого суда, известен в банке, и, если бы в портфеле у меня имелись векселя, я мог бы, как вы сами понимаете, обратиться непосредственно в банк, в правлении которого вы состоите. Я имел честь заседать в коммерческом суде вместе с бароном Тибоном, председателем учетного комитета, и он бы не отказал мне, конечно. Но мне никогда еще не приходилось прибегать к кредиту и подписывать векселя. Подпись свою я сохранил, так сказать, во всей неприкосновенности, а вам известно, как трудно в таких случаях учесть вексель.
Келлер покачал головой, и Бирото счел это знаком нетерпения.
— Сударь, — продолжал он, — вот в чем суть дела. Я вложил капитал в операцию с земельными участками, не связанную с моей торговлей...
Франсуа Келлер, который все еще читал и подписывал бумаги и, казалось, не слушал Цезаря, повернулся к нему и одобрительно кивнул головой. Это придало парфюмеру храбрости. Бирото решил, что дело идет на лад, и облегченно вздохнул.
— Продолжайте, я слушаю вас, — добродушно сказал Келлер.
— Я покупаю половину земельных участков, расположенных в районе церкви Мадлен.
— Да, я уже слышал у Нусингена об этом грандиозном деле, предпринятом банкирским домом Клапарона.
— Так вот, кредит в сто тысяч франков, гарантированный моей долей в этом деле, или моими торговыми предприятиями, — продолжал Бирото, — дал бы мне возможность спокойно дождаться момента, когда я получу прибыль от одной чисто парфюмерной операции. Если понадобится, я могу предложить в обеспечение векселя одной вновь открывшейся фирмы — «Торгового дома Попино», основанного недавно, но...
«Торговый дом Попино», видимо, очень мало заинтересовал Келлера, и Бирото понял, что пошел по ложному пути; он остановился, потом, напуганный молчанием Келлера, продолжал:
— Что же касается процентов, мы...
— Да, да, — сказал банкир, — возможно, что это дело и устроится. Не сомневайтесь в моем желании пойти вам навстречу. Но я ужасно занят, на моих плечах — финансы Европы, палата не оставляет мне свободной минуты, вас не удивит поэтому, что большинство дел я передаю на рассмотрение в свою контору. Спуститесь вниз к моему брату Адольфу, разъясните ему, какие гарантии вы можете предложить; если он одобрит операцию, зайдите ко мне завтра или послезавтра ранним утром, когда я внимательно изучаю дела. Мы будем счастливы и горды заслужить ваше доверие; вы один из тех убежденных роялистов, уважением которых гордятся даже их политические противники...
— Сударь, — воскликнул парфюмер, воспламененный этой ораторской фразой, — я в такой же мере достоин чести, которую вы мне оказываете, как и ордена — знака монаршей милости... Я заслужил его, заседая в коммерческом суде и сражаясь...
— Да, знаю, знаю, — перебил банкир, — ваша репутация говорит за вас, господин Бирото. Вы можете предложить только приемлемое дело, — рассчитывайте на наше содействие.
Приоткрыв незамеченную Бирото дверь, в кабинет заглянула женщина — г-жа Келлер, одна из дочерей графа де Гондревиля, пэра Франции.
— Друг мой, я хотела бы повидать тебя перед тем, как ты поедешь в палату, — сказала она.
— Уже два часа? — воскликнул банкир. — Бой начался. Простите, сударь, нам нужно свалить министерство... Поговорите с братом.
Он довел парфюмера до дверей приемной и приказал одному из слуг:
— Проводите к господину Адольфу.
Положившись на «авось», окрыленный самыми сладостными надеждами, Бирото устремился по лабиринту лестниц вслед за слугой в ливрее, который повел его к менее роскошному, но более деловому кабинету; думая о лестных словах знаменитого человека, казавшихся ему хорошим предзнаменованием, парфюмер удовлетворенно поглаживал подбородок. Цезарь сожалел лишь о том, что враг Бурбонов оказался таким обходительным, наделенным столькими талантами человеком и к тому же великим оратором.
Полный этих иллюзий, он вошел в почти пустой, холодный кабинет, вся обстановка которого состояла из двух секретеров с задвижными крышками и нескольких жалких кресел; убранство его дополняли пыльные занавеси и дрянной ковер. Кабинет этот по отношению к первому был тем же, чем кухня бывает по отношению к столовой, а фабрика — к лавке. Здесь резали и потрошили торговые и банковские предприятия, изучали коммерческие планы и заранее сдирали долю барышей со всех промышленных начинаний, признанных хоть сколько-нибудь выгодными. Здесь подготовлялись те дерзкие комбинации, которыми Келлеры славились в коммерческом мире и с помощью которых они в несколько дней создавали монополии и немедленно их использовали. Здесь изучались пробелы законодательства и бесстыдно обуславливался договорами барыш, именуемый на биржевом языке «жирным куском», — огромные комиссионные, взимаемые за малейшие услуги: за поддержку предприятия своим именем, за предоставленный кредит. Здесь вынашивались мошенничества, искусно прикрытые цветами законности: не взяв на себя никаких обязательств, субсидировали какое-либо сомнительное предприятие, а затем, дождавшись его процветания, требовали в критический момент свои капиталы обратно и, задушив дело, прибирали его к рукам, — жестокий маневр, с помощью которого удалось опутать стольких акционеров.