История Византии. Том II
Шрифт:
Константинополь VIII—IX вв. являлся в основном потребляющим, а не производящим центром: правительство стимулировало не вывоз местных товаров, не «захват рынков», а ввоз продовольствия, иноземных предметов роскоши, тканей, специй, металлических изделий41. Благосостояние города зиждилось не столько на его развитом производстве, сколько на его исключительной роли административного центра. На первых порах это создавало существенный стимул для поддержания ремесла и торговли, но в дальнейшем определило экономическую слабость Константинополя, не выдержавшего конкуренции с итальянскими городами-республиками.
Шелковая
Если провинциальные города (особенно окраинные) рано проявили тенденцию к децентрализации, то население Константинополя, наоборот, было заинтересовано в поддержании целостности Византийской империи, ибо налоги, взимаемые централизованно, составляли в конечном счете материальную предпосылку благосостояния и константинопольских вельмож, и городского плебса.
Таким образом, Византия пережила заметный экономический спад; значительная часть городов аграризировалась, превратилась в крепости, денежное обращение сократилось, ремесло и торговля сворачивались. Но все это не означало исчезновения города: немало городских центров пережило позднюю Римскую империю, а ремесло сохранило античные технические приемы. Город играл в Византии VIII—IX вв. более значительную роль, нежели в те же столетия на Западе, причем совершенно исключительным было место Константинополя, столицы империи. Византийский город вошел в средневековье «в готовом виде», т. е. как центр товарного производства и культуры.
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ
Несмотря на то, что преобразования в византийской деревне привели к краху старых аграрных порядков и распространению свободной общины; несмотря на аграризацию значительной части городов и сокращение товарного производства; несмотря на то, что экономическое развитие Византии в общем и целом напоминало развитие Западной Европы, политическая структура не подверглась здесь коренным преобразованиям, старый государственный механизм не был сокрушен. Византия унаследовала государственный аппарат Римской империи, сложившийся в иных экономических условиях.
Действительно, что могло быть более противоречивым: страна, распадающаяся на множество мелких общин, лежащих в горных долинах, самой природой изолированных от окружающего мира; страна, где господствовало натуральное хозяйство и где лишь несколько городских центров поддерживало товарное производство и традиции римского права — и вместе с тем централизованный государственный аппарат со множеством чиновников, получающих жалование в деньгах, с четким разграничением гражданских и военных функций, с развитой податной системой. Сохраненный в новых условиях старый государственный аппарат все отчетливее превращался в самостоятельную силу, действовал в интересах узкой группировки чиновничества.
Подобное положение поддерживалось спецификой структуры господствующего класса. Основные группировки позднеантичного мира — сенаторская знать и куриалы — сошли на нет, новые, феодальные сеньоры еще не явились на свет, поскольку не создалась сеньориальная форма эксплуатации и не сформировались феодальные институты. Господствующий класс распадался на разнородные группы, ни одна из которых не обладала достаточной мощью, чтобы взять в своируки управление государственным аппаратом: сельская аристократия, фемная знать, городская верхушка — все эти силы не были консолидированы, не стали наследственными, не превратились в замкнутые сословия. Используя их противоречивые интересы, служилая знать, окружавшая императора, могла лавировать и сохранять видимость независимости42.
Разумеется, смутное VII столетие принесло с собой известные тенденции к децентрализации, к ослаблению государственного аппарата. Прежде всего ослаб податной гнет. Уже при императоре Маврикии налоговое бремя было сокращено на одну треть43. Старый поземельно-подушный налог, установленный реформами Диоклетиана и Константина, по-видимому, исчез в конце VII в.44 Сельская община «Земледельческого закона» платит лишь так называемые экстраордина.
Строгая регламентация внешней торговли также была ослаблена: к началу VIII в. значительно сократилось число таможен, которые действовали теперь по преимуществу на подступах к Константинополю — в районе Авидоса на юге, в Месемврии и вифинских центрах на севере; кроме того, существовали таможни в Фессалонике46. В IX в. таможня в Месемврии исчезает.
Ослабевает и прежняя централизация финансового управления: в VI в. все оно подчинялось одному чиновнику, префекту претория; в VII в. его функции постепенно разделяются между несколькими ведомствами, возглавляемыми логофетами47. Впрочем, четкое разграничение функций между различными логофетами существовало лишь в теории — на практике же их деятельность часто скрещивалась, либо же на них возлагались обязанности, вообще не имевшие никакого отношения к финансам48.
Еще более отчетливо тенденция к децентрализации проявилась в провинциальном устройстве: на смену строгой иерархии провинций, возглавляемых гражданскими наместниками, приходит фемная система49. Фемы возникли в VII в. Они представляли собой военные подразделения, возглавляемые стратигом и расквартированные в провинции; старое провинциальное деление сохранялось рядом с фемным до самого конца VII столетия. Однако постепенно стратиги подчинили себе провинциальное гражданское управление и превратились в полновластных правителей области, которая также получила название фемы. Все управление было военизировано: фема разделялась на несколько военно-территориальных единиц, так называемых турм, возглавляемых турмархами. Стратиги ведали судом и администрацией, включая распределение податей между отдельными населенными пунктами.
Малоазийские фемы VII-IX вв.
Первоначально вся территория Малой Азии была разделена на три фемы: Анатолик, Армениак и Опсикий. Из свободных крестьян этих фем формировалось войско нового типа, сменившее наемные отряды, которые составляли ядро ранневизантийской армии. Каждый крестьянин-воин (стратиот) должен был являться на смотр или в поход с собственным конем и вооружением. Стратиг, имевший в своем подчинении отряд, набранный в обширной феме, был опасным соперником императора, и на рубеже VII—VIII вв. византийский престол грозил сделаться игрушкой в руках честолюбивых и могущественных стратигов.
Но тенденции к децентрализации не возобладали в Византии. С VIII в. византийское государство становится более прочным, государственный аппарат укрепляется. Две причины способствовали этому.
Во-первых, специфическое положение Константинополя, с которым не могли соперничать ослабленные города провинций, порождало постоянную центростремительную тягу. Константинополь, куда стекались товары из Италии и арабских стран, из причерноморских степей и с берегов Дуная, Константинополь, где находился двор, манил провинциальную знать. Вместе с тем константинопольские ремесленники, торговцы и плебс составляли значительную силу, отстаивавшую свое монопольное положение. Если окраины тяготели к независимости, то Константинополь был одним из важнейших факторов централизации.