История Византии. Том II

Сказкин Сергей Данилович

Для византинистов важнее другая всемирно-историческая хроника — «Обозрение истории» Георгия Кедрина, доведенная до 1057 г.¹⁷Это сочинение — простая, некритическая компиляция, первая часть которой восходит преимущественно к хронике Феофана (см. о ней выше, стр. 9), а вторая представляет собой почти буквальный пересказ «Обозрения истории» видного византийского чиновника конца XI в. Иоанна Скилицы. Последнее произведение, охватывавшее период 811—1057 гг., сохранилось в многочисленных рукописях, но, к сожалению, до сих пор еще не издано, поэтому «Обозрением» Кедрина историки пользуются в настоящее время вместо остающегося пока в рукописи «Обозрения» Скилицы. Наибольшее значение имеют те разделы книги Кедрина (Скилицы), которые освещают историю второй половины X — первой половины XI в., поскольку источники, использованные Скилицей для написания этой части, ныне утеряны.

Помимо «Обозрения» Скилицы известно еще несколько памятников (преимущественно X в.), которые хотя и не начинаются от сотворения

мира, однако охватывают значительные отрезки времени и являются в своей основе компилятивными. Сюда относятся: хроника Симеона Логофета (она охватывает время от 842 до 948г.), дошедшая до наших дней в трех основных изводах и во множество списков, иногда ошибочно приписываемых различным авторам (Льву Грамматику, Феодосию Мелитинскому и др.); анонимное произведение, повествующее о событиях 813—886 гг., сохранившееся в единственной лейпцигской рукописи и условно названное «Книгой царей», автором которой обычно считают Генесия; сочинение с условным названием «Хроника Продолжателя Феофана», излагающее историю 813— 961 гг.; «История» Льва Диакона, посвященная сравнительно короткому промежутку времени (959—976 гг. с экскурсом в более поздние события), но столь же компилятивная и опирающаяся в значительной части на источник, общий с «Обозрением» Скилицы. Структура этих произведений весьма сложна: каждое из них делится на несколько частей, восходящих к различным источникам; одни из этих частей компилятивны, другие принадлежат современникам событий и носят сравнительно индивидуальный характер, но в целом изложение остается столь же обезличенным, как и во всемирно-исторических хрониках. Социальные и политические тенденции таких произведений нередко оказываются противоречивыми: в одной части апологию другой группировки. «Обозрение» Скилицы, например, в изложении событий третьей четверти X в. опирается на два не дошедших до нас произведения, одно из которых прославляло феодальный род Фок, а другое было ему враждебно — поэтому в «Обозрении» мы встречаем то хвалу в адрес императора Никифора Фоки, то самое суровое осуждение его политики¹⁸.

С XI столетия появляется новый тип исторического произведения: историк перестает быть безличным регистратором событий, он ведет рассказ от первого лица, повествует о своем участии в военных действиях или в политической борьбе, дает оценки современникам. Первым памятником этого типа является «Хронография» Михаила Пселла, посвященная событиям 976—1078 гг.¹⁹ Большая часть описанных им событий (начиная со второй четверти XI в.) разворачивалась перед глазами самого автора, во многих из них он принимал активное участие. Пселл не стремится представить в собственном смысле историю своего времени: некоторые важнейшие события он опускает, о других говорит бегло. Его задача — дать характеристику византийских императоров, их фаворитов и любовниц, дворцовых переворотов и интриг, которая внезапно перемежается философскими рассуждениями. Пселл — внимательный наблюдатель и беспощадный судья, под его пером возникают одна за другой сценки из жизни бездарных правителей, окруженных шутами и интриганами. Поклонник античной культуры, Пселл высмеивает суеверия и астрологию. Он не питает особого уважения и к императорской власти: хотя царствующего императора (Михаила VII Дуку) Пселл осыпает щедрыми похвалами, он склоненсчитать, что императорская власть губит человека, превращая самого властителя в мелочного и злобного деспота. Выходец из среды мелкого чиновничества, Пселл высоко поднялся по служебной лестнице, не брезгуя ни низкой лестью, ни участием в заговорах. О народных массах он отзывается с пренебрежением, но и мир вельмож не вызывает у него уважения, и поэтому все его повествование пронизано пессимизмом и бесперспективностью.

Иной характер носит «История» ('), написанная современником Пселла Михаилом Атталиатом и рассказывающая о событиях 1034—1079 гг.²⁰Атталиат больше связан традицией, чем Пселл: это

сказывается и в том, что он отводит своей персоне куда меньше места, чем это сделал Пселл, и в том, что он решительно отстаивает церковно-богословскую концепцию о прямом вмешательстве бога в исторические события. Атталиат — откровенный сторонник феодальных кругов, выдвинувших на престол императора Никифора III Вотаниата, и книга его полна прославлений рыцарских доблестен Вотаниата и его щедрости (в то время как Пселл в безудержной щедрости константинопольского двора видел одну из существеннейших причин упадка империи).

Среди памятников византийской хронографии этого времени наиболее апологетическим по своему характеру является «Алексиада» (') Анны Комнины²¹, старшей дочери императора Алексея I

Комнина. Хронологические рамки произведения — 1069—1118 гг. Анна (в первых книгах «Алексиады» она опиралась на сочинение своего мужа Никифора Вриенния, также дошедшее до нас) прославляет деятельность Алексея Комнина, сначала видного полководца, а с 1081 г. — императора. Образ Алексея подан крайне героизированным, все враги его, будь то крестоносцы или богомилы, описаны Анной с откровенной враждебностью. Как и Атталиат, Анна высоко ценит рыцарские доблести и, подобно этому поклоннику Вотаниата, прочно стоит на позициях ортодоксального богословия; самые незначительные факты она склонна объяснять непосредственным вмешательством

божества. Однако хорошая осведомленность во внутренней и внешней политике Алексея, наблюдательность писательницы и живость ее характеристик сделали «Алексиаду» одним из наиболее крупных памятников византийской хронографии.

История XII столетия описана довольно подробно двумя современниками: Иоанном Киннамом и Никитой Хониатом. Рассказ о правлении императора Иоанна Комнина (1118—1143) сходен в обеих хрониках и имеет, по-видимому, общий источник, но в дальнейшем изложение становится независимым и опирается преимущественно на личные впечатления и рассказы очевидцев. «Сокращенное изложение» Киннама²², сохранившееся лишь в одной рукописи, обрывается на середине фразы, доходя до 1176 г.; при этом возможно, что уцелевшая рукопись передает не первоначальный текст, а сокращенный вариант хроники. Хроника Никиты²³ доведена до 1206 г. Суховатый рассказ Киннама — это прославление рыцарственного императора Мануила I Комнина, к непосредственному окружению которого принадлежал сам Киннам. В повествовании Никиты Хониата, гораздо более богатом деталями, отношение к Комнинам весьма скептическое. История последних десятилетий XII в., для которых сочинение Никиты является единственным источником, описана с позиций человека, пережившего трагедию падения Константинополя. С одной стороны, он ищет причины бессилия Византийской империи и видит их в своекорыстной политике василевсов и их окружения; с другой — он готов признать достоинство правителей сельджуков и вождей крестоносцев, которых нередко противопоставляет «испорченным» византийцам. Никита неоднократно апеллирует к памятникам древнегреческой мысли, хотя и остается человеком своего времени, верящим в чудеса и допускающим непосредственное вмешательство божества в развитие исторических событий (см. о нем ниже, стр. 387).

К византийской хронографии принадлежит также небольшое сочинение первой половины X в., начало и конец которого не сохранилось: оно было условно названо «Жизнеописанием патриарха Евфимия» или «Псамафийской хроникой». Внешней канвой его является рассказ о жизни игумена Псамафийского монастыря Евфимия, который сделался константинопольским патриархом (907—912 гг.); по существу же оно рисует картину сложной политической борьбы в Константинополе на рубеже IX—X вв.

Примерно в то же время было написано сочинение фессалоникийца Иоанна Камениаты , содержащее описание его родного города и рассказ о взятии Фессалоники арабскими войсками в 904 г.²⁴Камениата сам пережил все ужасы арабского штурма и некоторое время находился в плену; его бесхитростное и далекое от героизации действующих лиц повествование возникло как результатличного опыта и впечатлений и потому особенно ценно для исследователя.

К хронографии примыкает другая группа памятников, содержащих обильный материал, но расположенный не в хронологической последовательности; это поучения и наставления, авторы которых неоднократно ссылаются на исторические примеры. Сюда относятся в первую очередь несколько сочинений императора Константина VII Багрянородного: «Об управлении империей» «О фемах», «О церемониях константинопольского двора»²⁵. Константин располагал обширным архивом, которым пользовались, по-видимому, и некоторые хронисты X в. Его сочинения содержат множество фактов, не известных по другим источникам: в частности, книга «Об управлении империей» сообщает уникальные сведения об отношении Византии с соседними народами в первой половине X в., в том числе с Русью. Однако во многих случаях (особенно это заметно в книге «О фемах») Константин довольствуется пересказом старых книг, и обрисованные им отношения уже не соответствуют действительности, к искажению которой ведет также присущая царственному автору тенденция преувеличивать мощь Византии и рассматривать как часть владений империи давно уже потерянные земли.

Разнообразные сведения по истории содержатся также и в поучениях Кекавмена (XI в.), условно названных «Советы и рассказы» (см. о нем ниже, стр. 381). Здесь наряду с наставлениями, как должен I вести себя придворный или правитель провинции (наставлениями, весьма ценными для характеристики быта византийской знати), мы находим рассказы о столкновениях с соседними народами и о восстаниях в провинциях; эти события нередко иливовсе не освещены в современных хрониках, или освещены крайне бегло.

Третья группа нарративных источников — житийная литература (общую характеристику агиографии см. выше, стр. 12). Относительное значение житий как исторического источника для периода начиная с середины IX в. значительно меньше, чем для времени иконоборчества. При этом наиболее содержательные жития относятся преимущественно к IX—X столетию, тогда как более поздние агиографические памятники становятся, за редким исключением, схематичными. Некоторые жития богаты материалом по истории политической и особенно церковной борьбы; таково, в частности, «Житие патриарха Игнатия», принадлежащее перу Никиты Пафлагона и являющееся одним из важнейших (несмотря на откровенно выраженную тенденциозность) источников для истории церковных смут второй половины IX в. В большинстве же случаев жития лишь мимоходом упоминают о политических событиях (например, в «Житии Василия Нового» упоминается поход русского князя Игоря на Византию), но зато сохраняют многочисленные бытовые картинки, существенные особенно для изучения византийской провинции.