История Византийской Империи. Том 3

Успенский Федор Иванович

В то время как мероприятия папы Стефана переданы были чрез того же Викинга князю Святополку, велеградская кафедра оказалась уже вакантна за смертию Мефодия. Но умерший архиепископ перед смертию назначил себе преемника в лице Горазда, это осложняло несколько дело и ставило затруднения для установления нового церковного строя. /Прежде чем знакомить с ходом событий по смерти Мефодия, возвратимся к письму папы. /

Письмо папы Стефана V к Святополку, составляя точку отправления Римской Церкви во взгляде на миссию Кирилла и Мефодия между славянами на все последующее время, заслуживает внимательного изучения. Приводим в главнейших чертах его содержание.

Вступительная часть выражает много лестных похвал князю.

«Ты, — говорит ему папа, — со всею ревностью доверился князю апостолов, избрав его наместника своим главным патроном пред всеми князьями сего преходящего века, и препоручил себя со всеми своими боярами и народом его защите. И мы имеем о тебе всегдашнее попечение и при помощи Божией окажем тебе покровительство во всех делах, касающихся твоего спасения. Зная твое горячее стремление к православной вере, мы получили лучшее свидетельство того в твоем обращении к матери св. Римской Церкви, главной между всеми Церквами по присущей ей привилегии, данной блаженному Петру, князю апостолов… Истинный фундамент веры, на котором Христос основал свою Церковь, есть три лица, Отца и Сына и Св. Духа, совечные Себе и соравные; у этих трех лиц одна божественная природа, одна субстанция, одно божество, одно величество, в них различие не есть смешение, разность не есть разделение. Разность в том, что одно лицо Отца, другое Сына и особое Св. Духа. Отец

ни от кого, Сын от Отца, Св. Дух от того и другого, будучи той же субстанции, что Отец и Сын [50]». После довольно обширной догматической части папа говорит: «Этого довольно тебе для того, чтобы исповедовать словом и верить сердцем, но не исследовать свыше сил. Эту веру, основанную Господом на апостоле и апостолах, содержит святая католическая Церковь; просим и заповедуем твердо соблюдать ее. В этой вере мы нашли церковно воспитанным и достопочтенного епископа Викинга, любезнейшего собрата, которого и возвратили к вам для управления вверенной ему Церковью, ибо признали его преданным тебе и во всем о тебе пекущимся. Прими его как духовного отца и своего пастыря с честию и должным почтением, поелику оказанную ему честь воздаете Христу, по словам Его: принимающий вас, Меня принимает, и кто Меня принимает, принимает пославшего Меня. Он, итак, будет иметь попечение о всех церковных делах и должностях и, имея пред очами страх Божий, да устрояет их по правде, ибо должен будет дать отчет за души вверенного ему народа». После обширного отдела, посвященного установлению правил латинской Церкви о посте, папа переходит наконец к тому лицу, осуждением которого продиктовано все письмо. «Нас чрезвычайно удивило, что Мефодий продолжает упорствовать в суеверии и в раздорах и не печется о строительстве и о мире. Если дело действительно находится в том положении, как нам доносят, то мы вполне осуждаем его суеверие. Анафема же, с пренебрежением к католической вере произнесенная, пусть обратится на главу изрекшего. Ты же и народ твой невинны пред судом Св. Духа, если без изменения содержите веру, проповедуемую св. Римскою Церковью. А как тот же Мефодий позволил себе совершать на славянском языке божественные службы и священные таинства и литургию, хотя давал священную клятву на теле блаженного Петра отнюдь не продолжать этого впредь, то мы, в ужасе перед проступком его клятвопреступления и дабы на будущее время ни под каким видом никто не позволил себе этого, запрещаем властию Божиею и нашею апостольскою (славянский язык в богослужении), под страхом отлучения от Церкви, за исключением тех случаев, когда делается поучение простому народу или читается Евангелие и Апостол в хорошем переводе на местный язык [51]. Непокорных и непослушных, заводящих несогласия и соблазны после первого и второго увещания, если не последует исправления, позволяем исторгнуть из недр Церкви, как сеятелей сорных трав. Но дабы одна зараженная овца не испортила всего стада, повелеваем нашим авторитетом схватить виновных и выгнать из земли вашей».

Положение славянской партии в Моравии, по смерти архиепископа Мефодия, представляется в следующем виде. Она была сильна своею численностию, но не влиянием: до 200 священников оставил Мефодий в своей епархии. Партия эта имела своего представителя в Горазде, еще самим Мефодием назначенном себе в преемники. Горазд ратовал против незаконного самоуправства Викингова, защищал своего учителя. «Но дерзкая партия немецкая, — говорится в жизнеописании Климента, — устранила его от управления Церковью, и с тех пор ересь поднимает голову и вооружается против православных учеников Мефодия». Существенным различием этих партий было учение об исхождении Св. Духа, жарко защищаемое с той и другой стороны; споры были так сильны, недовольство между партиями так велико, что дело едва не доходило до драки; наряду с этим князя Святополка продолжали более и более вооружать против учеников Мефодия. Чтобы положить конец борьбе партий, Святополк сделал такое постановление, по которому несогласные с учением немецкого духовенства лишались покровительства законов.

«Достанет ли слов рассказать, — говорит жизнеописатель Климентов, — как воспользовались немцы своим перевесом? Одни вынуждали согласие на измышленный догмат, другие ратовали за учение отцов; одни приготовились все предпринять, другие все выстрадать. Стали бесчеловечно мучить приверженцев Горазда, грабили жилища их, соединяя нечестие с любостяжанием, других, обнаживши, влачили по колючим растениям и так поступали с почтенными мужами и людьми, перешедшими уже за границы мужеского возраста; а которые из пресвитеров и диаконов были молоды, тех продавали жидам… Тех же, которые имели сан учительский, как Горазд, уроженец моравский, знаток греческого и славянского языка, назначенный Мефодием на епископскую кафедру, как пресвитер Климент, муж красноречивейший, и Лаврентий, и Наум, и Ангеляр, — тех и других многих, заковавши в цепи, бросили в темницу. Только Бог, утешающий униженных, не оставил без помощи и этих сев. мужей. Случилось сильное землетрясение; устрашились жители города, удивлялись и недоумевали, что бы значило это знамение. Подошедши к темнице, они увидели, что оковы спали с заключенных и они пользуются своею свободою. Потом обременили их оковами, гораздо более тяжкими; но по прошествии трех дней опять произошло землетрясение, и слышен был при этом голос с неба, и спали с заключенных оковы. Ничего этого богопротивники не сказали князю, но подвергли праведников тем же истязаниям. Эти события происходили в отсутствие князя, если бы он был дома, не потерпели бы исповедники истины таких бедствий; хотя и был он особенно привержен к франкам, но боялся и святых мужей, особенно небесного знамения, три раза повторявшегося. После таких бесчеловечных мучений, не позволивши святым даже подкрепиться пищею, передали их воинам с приказанием разогнать по разным странам, прилегавшим к Дунаю, присудив таким образом небожителей к изгнанию из своего города. А воины вывели их из города, раздели и тащили по дороге обнаженными, мечами и копьями ударяли их по плечам и по бедрам. Отведши далеко за город, оставили их там, а сами пошли в обратный путь».

Изгнанные из Моравии, ученики Мефодия направляются в Болгарию. Они надеялись найти в ней успокоение, окольными путями пробирались туда, стараясь избегать людей, терпя недостаток в пище и одежде; в случае опасности расходились по разным местам, по Божьему изволению, чтобы больше стран окрестных просветилось светом Евангелия. В Болгарии они были представлены князю Богорису и с радостью приняты им. Сюда пересажена была из Моравии начальная славянская литература, впоследствии принесшая в Болгарии успешный плод.

Оставим теперь учеников св. Мефодия в Болгарии под покровительством сына и преемника Богориса, царя Симеона. Кирилло-мефодиевский вопрос вместе с этим бегством учеников Мефодия вступил во вторую стадию развития, нашедши среди южных славян весьма благоприятную почву для распространения просветительного дела свв. братьев. / Церковная смута в Моравии не ограничилась, однако, рассказанными событиями./ Нужно думать, что в Рим стали доходить жалобы на самовольные действия Викинга, приверженцы же бывшего архиепископа ссылались на избрание Горазда в преемники Мефодию. Папа вследствие этого отправил в Моравию специальную миссию из трех лиц: епископа Доминика и пресвитеров Иоанна и Стефана. Они должны были осведомиться об истинном положении дел и принять меры к разрешению вопроса о преемнике Мефодия. В инструкции, данной этим послам, в общем повторены главные положения приведенного выше письма к Святополку. Выдвинут только один новый пункт касательно Горазда. По мнению папы, Мефодий не имел права назначать себе заместителя, а потому Горазд не может заведовать высшим управлением Церковью. Ему следует явиться в Рим для выяснения своего дела (26). Но борьба получила такое напряжение, о каком, по-видимому, папа не имел представления. После насильственного изгнания учеников Мефодия основанной им национальной Церкви нанесен был смертельный удар. Викинг семь лет стоял во главе Моравско-паннонской Церкви, и Римская Церковь не поднимала более голоса в защиту учеников и приверженцев Мефодия. В 892 г. открылась война между Святополком и Арнульфом, тогда епископ Викинг нашел неудобным оставаться более в Моравии и перешел на службу к Арнульфу, который сначала сделал его своим канцлером, а потом, в 898 г., содействовал к назначению его Пассавским епископом (27).

Весьма скудные сведения о положении Моравской Церкви в последние годы IX столетия восполняются частию единственным в своем роде документом, относящимся к 900 г. Историческая обстановка происхождения этого документа может быть легко определена. Настудившие в Моравии смуты по смерти Святополка в 894 г. имели последствием усиление в стране немецкого влияния и неоднократные успешные походы баварцев против Моравского княжества. Успехи немецкого оружия дали надежду Зальцбургскому архиепископу снова распространить церковную власть на Моравию, не имевшую более самостоятельной кафедры и утратившую церковное устройство. Немецкое духовенство в этом отношении могло сослаться на отношения, имевшие место в 870–871 гг., когда Моравия и Паннония действительно входили временно в состав Зальцбургской епископии. В переговорах об установлении мирных сношений между мораванами и немцами в 901 г. принимал участие епископ Рихард, тогдашний Пассавский епископ, как можно догадываться, представлявший интересы Зальцбургской архиепископии в деле о подчинении Зальцбургу Моравской Церкви. Между тем по желанию сына и преемника Святополка, Моймира II, папа Иоанн IX послал в Моравию архиепископа Иоанна и епископов Бенедикта и Даниила с целью устройства Моравии вопреки притязаниям немецкой Церкви, именно с непосредственным подчинением ее Римскому престолу, как было при Мефодии. Это обстоятельство встревожило баварских епископов и вызвало тот документ, о котором идет речь.

Составление этого замечательного послания относится к промежутку времени между 21 января и серединою июля 900 г. Оно составлено на собрании всего баварского духовенства, потому что подписались под ним архиепископ и пять его суффраганов. Весьма любопытно сопоставить послание 900 г. со всем тем, что мы знаем об отношениях немцев к Паннонской архиепископии и моравским славянам. Тут холодно и без стыда отрицаются общеизвестные факты; искажаются события и выступают наружу доказанные веками отношения немцев к славянам. Вся история Святополка моравского и архиепископа Мефодия лишена в этом памятнике всякого значения для государственной жизни Моравии и представляется временем мятежа, анархии и языческого отступничества. Но послушаем самих немецких епископов.

«Определениями предшественников ваших и правилами свв. отцов мы приучены во всех затруднительных обстоятельствах нашего священного служения обращаться к Римскому первосвященнику, дабы каким-либо разногласием не нарушить единства мира и порядка, но дабы сам он принял должное решение с надлежащей осмотрительностью. А потому никак не можем дать веры тому, будто от этого святого и апостольского престола, который служит для нас источником священного достоинства и колыбелью христианской веры, могло исходить что-либо другое, кроме доктрины и авторитета церковной мудрости. Между тем посланы вами в землю славян моравских архиепископ Иоанн и епископы Бенедикт и Даниил, хотя эта земля со всеми ее обитателями подвластна нашим королям и нам, как по отношению к делам культа, так и в смысле обложения податями, ибо мы обратили их к вере и сделали из язычников христианами. Поэтому-то Пассавский епископ, в епархии которого находятся земли этого народа, с самого обращения их в христианство, когда хотел и требовали того обстоятельства, являлся туда без всякого препятствия, неоднократно делал там Соборы и с полномочием исполнял все необходимое, и никто не оказывал ему сопротивления. И наши князья держали там свои земские собрания и творили суд, налагали наказания, собирали подати без всякого сопротивления. Но вот овладел дьявол сердцами их, и они оставили христианство, уклонились от всякой правды, начали делать враждебные нападения и жестоко сопротивляться, так что стала недоступна эта страна епископам и проповедникам / и делали они по своему произволу, что хотели/. Ныне же — что кажется нам невероятным, — к вящему оскорблению, еще хвастают, что стоили им эти епископы немало денег! Никогда не было слыхано подобного об апостольском престоле, и канонические правила никогда не допускали разделения в Церкви, чтобы одна епископская область раскололась на пять. Вышеназванные епископы вашим именем посвятили в одном и том же епископстве архиепископа и трех подвластных ему епископов (suffraganeos), не давая знать об этом архиепископу, в епархии которого происходило дело [52] . Предшественник ваш при князе Святополке посвятил епископа Викинга, но не поручил смутой древней Пассавской епископии, а послал к новообращенному народу, покоренному этим князем. А когда ваши легаты вошли в сношения с этими славянами, то они обвиняли нас, и бесславили, и клеветали, будто мы в раздоре с франками и аллеманами [53] ; сколько здесь лжи, видно из того, что мы находимся с ними в искренней дружбе. А что касается их клеветы, будто мы мало к ним расположены, то это объясняется их испорченностью. Когда они начали не радеть к христианству да отказались платить государям королям нашим и их чиновникам определенную дань, взялись за оружие и подняли против нас мятеж, то, конечно, как поднявшие оружие, они были обращены в рабство и в силу военного права должны быть и останутся — хотят ли того или нет — подчиненными нашему царству. Поэтому мы рекомендуем вам высочайшую осмотрительность и советуем предпочитать уравновешивающие мероприятия, чтобы рабское племя не усиливалось на счет благородного.

[52] Следуют ссылки на правила 20 и 75 африканского Собора, на декреты пап Льва и Целестина.

[53] Речь идет о Каролингах западных и восточных.

Императоры и короли, предки государя нашего Людовика, произойти от христианнейшего народа франков, моравские же славяне имеют начало от презренных язычников. Те могущественно охраняли Римскую империю, эти грабили ее, те укрепляли христианскую Церковь, эти разрушали ее, те весь мир наполнили славой, эти прячутся за стенами жилищ своих, сила тех укрепляет апостольский престол, хищнические набеги этих наносят вред христианству! Во всех этих доблестях юный король наш [54] не уступает никому из предшественников и со всеми князьями своего царства желает быть непреоборимым заступником святой Римской Церкви. Еще клеветали на нас вышеозначенные славяне, что мы, поддерживая связи с уграми, изменили кафолической вере и при заключении с ними мира клялись собакой или волком и другими непристойными и языческими предметами, что будто мы подкупили их предпринять поход на Италию; как бы желали мы пред лицом всеведущего Бога и перед вами, Его наместником, выступить против этих лжецов и доказать нашу невинность. Так как угры угрожали и теснили христиан варварскими набегами, то мы, имея намерение задобрить их, действительно сделали им подарок, но это не был подкуп деньгами, а дар льняными одеждами с целью смягчить их зверство, и в этом они нашли основание злословить нас и возбудить гнев наших первосвященников… В преступлении, которое по их клевете мы совершили один раз, они виноваты много раз и в течение многих лет. Они приняли к себе огромное множество угров, и, по их обычаю, пообстригали свои лжехристианские головы, и натравили их на нас, христиан, да и сами нападали, одних уводя в плен, других убивая, а многих томили жестоким голодом и жаждою в темницах, довели христиан до разорения и до рабства, уничтожили церкви Божий и разорили множество зданий, так что во всей Паннонии, нашей огромной провинции, едва ли сохранилась хоть одна, церковь. Все это могли бы подтвердить, если бы захотели сказать правду, посланные вами епископы, которые много путешествовали и видели разоренную страну. Когда мы узнали, что угры вторглись в Италию, видит Бог, как искренно желали мы примириться с этими славянами, обещая им во имя всемогущего Бога забвение всех обид, нам нанесенных, и возвращение всего от них отнятого. Мы желали, чтобы они пощадили нас хотя бы на то время, пока мы будем в походе в Ломбардию, предпринятом для защиты престола св. Петра и народа христианского. Но и этого немногого мы не могли получить от них — лжецов и клеветников, никогда не дававших христианам пощады! Если бы кто в целом мире стал доказывать, что мы ошибаемся или допускаем измену правде, пусть он явится налицо, и вы убедитесь в его лживости и в нашей чистоте. Общая скорбь и великое уныние одержит всех жителей Германии и Норика из-за церковного раскола, одна епископия, повторяем, раскололась на пять. Молим, да сгладится справедливым расследованием то, что навлечено на нас пронырством славянина».

[54] Конечно, идет речь о Людовике Дитя.