История жизни, история души. Том 2
Шрифт:
«Молодца», Бога ради, ведите не только от Афанасьева, но, в первую очередь, от «На красном коне», где, при ином содержании (поэт и дар) та же, вернее — тоже, женщина приносит в жертву любви (в 1 -м случае — призванию, т. е. любви — наивысшей) куклу (ребёнка!) — дом (семью!) — себя самоё, всю, свою жизнь. И — то же сочетание огня и лазури: «Домой — в огнь синь»2 — «Доколе меня не умчит в лазурь на красном коне — мой гений...»3 Огонь и лазурь (пламя и лазурь) — от лубка и от Рублёва, пламенная краса «ада» — тоже иконная, как и круглое райское дерево, таящее в себе (это в раю-то!) соблазн и погибель... т. е. тот же
Целую
Ваша А.Э.
1 От чешского слова хциплый, не имеющего точных аналогов в русском языке. А.С. Эфрон часто употребляла это слово и его однокоренные производные в значении близком к слову малахольный.
2 Две последние строки поэмы 1932 г. М. Цветаевой «Мблодец» (III, 340).
3 Завершающая строфа поэмы 1921 г. М. Цветаевой «На Красном Коне» (III, 23).
Е.Я. Эфрон u З.М. Ширкевич
15 июля 1969
Дорогие Лилечка и Зинуша, вот мы и в Архангельске, вот уже и на борту нашего пароходика. В Архангельск приехали вчера по немыслимой жаре — рано утром, ещё не было и семи, а температура уже выше 30°! Встретила нас Нина (жена Андрея1) и её сестра Евлампия (!) — впервые встречаю человека, носящего это имя, остановились у Евлампии — дом «барачного» типа, впрочем, очень чистый, огромная общая кухня с огромной плитой посредине, а вдоль стен — общий настил вроде стола, примусы, керосинки. Поместили нас в комнату, к счастью, уехавшей соседки, т. к. в единственной комнате Евлампии — она сама, две взрослых дочери и Нина, приехавшая с внуком. Все очень приветливы и гостеприимны. Евлампия — прачка, старшая её дочь — инженер, младшая — медсестра, вот уж воистину «что дала советская власть трудящимся»! <...> Нина и по сей день очень хороша собой, а в молодости была красавица настоящая.
| |
| ‘-ГаЛЛМ V fri V |
Город очень осовременился, но набережная - прелесть, с великолепным, бесконечно тянущимся, разла-тым, но пропорциональным зданием петровских времён; сказочный вид на Двину (здесь она - почти море, в к<отор>ое неподалеку от Архангельска и впадает) — тревожащий душу вид морских пароходов, за к<оторы>ми и над которыми всё ещё чудятся петровские паруса. Центр города — начало века, провинция, ещё не обездушенная; мог бы быть и Красноярск, и Иркутск, и т. д.
В самом городе чередуются чёрные, из просмоленных брёвен, вросшие в землю до середины окон деревянные домишки, двухэтажные купеческие особняки с башенками и флюгерами на них и современный пятиэтажный стандарт. Много зелени, и воздух, из-за близости не только Двины, но и моря - пахнет привольем. Погода начала меняться вчера же — прошла гроза, попрохладнело, а за грозой потянулся долгосрочный обложной дождь. Авось в дальнейшем будет и посуше, и не слишком жарко. Путешествие поездом, несмотря на хорошие места, из-за жары было очень утомительным, да и за окном было уныние и мелколесье, даже я, любительница зевать по сторонам, воротила рыло от однообразия и скудости пейзажа.
На пароход сегодня сели очень рано, несмотря на то, что уедем только завтра; но путёвка «идёт» уже с сегодняшнего дня, и мы решили ничего не упускать - ни одной еды, ни одной экскурсии, ибо за всё «деньги плочены» — и немалые!
Пароход небольшой, старый (ещё, видно, дореволюционный!) -колёсный; всё чистенько, отремонтировано, каюты -
Интересно, что при означенном Николае уборных (pardon!) мужских осуществлялось больше вдвое, нежели дамских; очевидно, во время оно на пароходах ездили в основном представители сильного пола, прожигатели жизни; все удобства для них и предусматривались! Сперва они пили шампанское, а потом бегали (туда).
Вчера из-за пекла и готовившейся грозы у меня так болели ноги, что я в отчаянье была, что вообще поехала; сегодня немного легче — останавливаюсь не через каждые десять, а через каждые 50 шагов; но ни о каких совместных с другими экскурсиях пеших и мечтать не приходится; буду, наверное, бродить самостоятельно, не слишком удаляясь от предстоящих пристаней. И то хлеб.
Как-то вы обе перенесли эти перепады температуры и давления! Какое счастье, что не испугались трудностей переезда в Болшево и не остались в городе! От всех наших бед и недугов одно спасение — воздух! Крепко целуем вас все трое!
Ваши А. А. А.
1Нина Андреевна Трухачева, жена ^ Б, Трухачева, двоюродного брата А.С.
Е.Я. Эфрон u З.М. Ширкевич
19 июля 1969'
Дорогие Лиленька и Зинуша, мы едем и едем (?) вдоль аграмад-ной реки, хоть и северной, но совсем иной, чем Енисей; Северная Двина как-то женственнее Енисея! спокойнее, мягче что ли, хоть и тут суровости хоть отбавляй! Небывалая жара покинула нас в Архангельске, погода всё время прохладная, скорее пасмурная, но с яркими просветами. По берегам необыкновенной протяжённости редко разбросаны сёла, из которых почти каждое - старше Москвы. Избы и не назовёшь избами — настоящие дбмы, очень просторные и многооконные, под одной крышей и дом, и двор; садов нет; края лесные — со всех сторон леса подпирают небо. Лес кормит, река поит — жить можно, вот и живут издавна — крепко, обстоятельно живут, неспешно — не связанные с земледелием, изнуряющим и редко кормящим досыта. Проехали родину Ломоносова, ничем не отличную от других здешних сёл и берегов. Воздух не столь речной, сколь морской - всё время чувствуется дыхание Белого моря. Старых деревянных церквей мало и в плохой сохранности. Стараюсь что-то зарисовывать и на остановках и даже на ходу. Небо здесь, как всюду на Севере, — очень высокое и необычайно просторное; ещё стоят белые ночи, дневной свет чуть меркнет часа на два в сутки. Всё время чувствую, что под этим вот небом, за этой лесной кромкой горизонта были сплошные лагеря; в сплошных лесах - сплошные лагеря! Скоро прибудем в Котлас2, с которого началось когда-то моё странствие по Коми АССР. Сколько ни валили мы там лес - много его осталось и для грядущих поколений!
За пароходом всё время следуют чайки - штатные! От самого Архангельска — кормятся остатками с «барского стола». Стол, впрочем, не ахти, но терпеть можно, тем более что иного выхода нет.
Посылаю вам соловецкие открытки — Соловки недалеко, но мы туда не поедем, не хочется студеного моря и прочих неустройств! Крепко обнимаем вас! До скорой — уже — встречи!
Ваши А. А. и А.
Воображаю, как долго будет идти письмо.
1 Письмо написано на двух открытках. На обороте первой фотография: Соловецкие острова, Кремль ранним утром. На обороте второй фотография: Соловецкие острова, вечер на Белом море.
2 В Котласе находилась пересыльная тюрьма. В мартовских письмах 1941 г. к дочери М.И. Цветаева пишет, что Котлас был первым Алиным адресом, который ей сообщили в Бутырках 27 января 1941 г., после отправления этапа.
В. Н. Орлову
30 июля 1969
Приветствуем Вас с берегов Сев. Двины, милый Владимир Николаевич! Поездка (Архангельск — Вел<икий> Устюг — Архангельск) была столь же интересной, сколь утомительной, к тому же и погода не баловала ни теплом, ни солнцем, появившимся, как водится, лишь в последние дни. Всласть налюбовались на ешё уцелевшие «памятники деревянного зодчества» — от красоты их и заброшенности серд-