Итальянец
Шрифт:
— К чему упорствовать в надуманных горестях? Знай, что ты не смеешь подвергать мою привязанность к тебе даже минутному сомнению. Возможно ли, чтобы я к тебе охладела, выбросив из памяти те опасности, которым ты бесстрашно подверг себя ради моего освобождения, или чтобы, помня все это, я не испытывала самой горячей благодарности?
— Вот они, те самые слова, что более всех прочих причиняют мне жесточайшие муки, ибо из них следует, что одно лишь чувство признательности привязывает тебя ко мне! О, скажи лучше, что ненавидишь меня, чем смеяться над моими надеждами, подменяя любовь благодарностью, а иначе
— Для меня это понятие означает нечто иное, — отвечала Эллена с улыбкой. — Оно заключает в себе всю нежность и безоглядную преданность, свойственные любви, а что до чувства долга, то это одно из самых священных чувств, доступных человеческому сердцу.
— Ах, Эллена, я слишком жажду быть обманутым, чтобы с пристрастием исследовать твои определения; но все же твоя улыбка убеждает меня вернее речей; во мне не осталось сомнений: твоя благодарность — это чувство, которое сильнее самой любви. Но все же, умоляю, не произноси более этого слова! Оно подобно касанию электрического ската: стоит мне услышать «благодарность», даже из моих собственных уст, и меня пронзает холод недоверия.
Беседу влюбленных прервало появление Пауло. С видом таинственным и не предвещавшим ничего доброго он вполголоса заговорил:
— Синьор! Наблюдаю я за дорогой, что ведет сюда снизу, из долины, и кого же я там вижу? Двух босоногих кармелитов с перевала Кьяри! Я их потерял из виду за деревьями, но, как пить дать, они направляются прямиком сюда; стоит им только разглядеть молочню, сразу учуют, что здесь есть чем поживиться; а ведь пастухи верят, что овцы у них непременно перемрут, если…
— Я их уже вижу, они появились из-за деревьев, свернули с дороги и идут в нашу сторону. Где наш хозяин, Пауло?
— Он вышел, но недалеко. Позвать его, синьор?
— Да… Или нет! Оставайся здесь, я позову его сам! Правда, если они меня увидят…
— Или же меня, синьор. Но деваться некуда: позсвем хозяина — выдадим себя, не позовем — он нас вьщаст; будь что будет.
— Спокойно! Дай мне подумать.
Пока Вивальди размышлял, Пауло присматривал укромнее местечко, чтобы в случае надобности было где спрятаться.
— Сию же минуту сходи за нашим хозяином, — сказал Вивальди. — Мне нужно с ним поговорить.
— Он как раз проходит мимо нашего окна, — сказала Эллена.
Пауло исполнил приказание и привел пастуха в хижину.
— Мой добрый друг, — начал Вивальди, — окажите мне услугу, не дозволяйте, чтобы те два монаха, которых вы видите в окно, задержались здесь поблизости, а также не обмолвитесь ни словом о том, что за гости у вас остановились. Эти люди уже причинили нам немалое беспокойство по дороге сюда. Я вознагражу вас за убыток, который может причинить вам их уход.
— Если что и принесет вам убыток, друг мой, — вмешался Пауло, — то это их приход, а никак не уход. (Простите, синьор.) От их ухода никто никогда не страдал. Раз господин мой деликатничает, тогда я скажу вам правду: покуда они от нас не отвязались, пришлось нам держать ухо востро да приглядывать за карманами. Монахи эти себе на уме, вы уж мне поверьте; не удивлюсь, если окажется, что это переодетые разбойники. Сейчас, когда вокруг полно пилигримов, прикинуться кармелитом — самое милое дело. Так что вы с ними не церемоньтесь и не пускайте их сюда ни под каким видом, а еще лучше будет послать кого-нибудь за ними вслед, чтобы приглядывал, пока они не уберутся, а то, не ровен час, недосчитаетесь потом барашков.
Старый пастух со словами: «И что только на свете творится!» — устремил глаза и руки к небесам и сказал, обращаясь к Вивальди:
— Спасибо вам за предостережение, господин, теперь-то они ни за что не переступят моего порога. А по виду ни дать ни взять — праведники, да и только. В первый раз в жизни я откажу людям, одетым в паломническое платье, а пожил я, как вы понимаете, немало. Сколько бы вы мне дали, синьор? Ручаюсь, не угадаете, синьор, ведь здесь, высоко в горах…
— Об этом поговорим потом, когда вы отделаетесь от непрошеных гостей. Можете дать им что-нибудь поесть, только не впускайте в дом, а потом отошлите как можно скорее. Они уже вот-вот будут у дверей. Поспешите, друг мой.
— А если они на меня набросятся, синьор, вы тогда выйдете мне на помощь? Из моих людей поблизости никого нет.
Вивальди пообещал, что не даст его в обиду, и пастух вышел из хижины. Пауло с опаской выглянул в окно.
— Не иначе как они обогнули дом и подходят к двери, — сказал он. — Из этого окошка их не видно, а оно одно-единственное. Что за дурень строил этот дом — надо же, не сделать окна со стороны входа. Но послушаем.
Он на цыпочках подошел к двери и застыл в позе напряженного внимания.
— Эти люди, конечно, шпионы из монастыря, — прошептала Эллена, обращаясь к Винченцио. — Они так упорно идут следом за нами! Пилигримы, по всей видимости, появляются в этих местах не часто, да и странствуют они не по двое, а большими группами. Когда мое отсутствие было обнаружено, этих двоих, без сомнения, послали в погоню, и, расспрашивая по пути богомольцев, они нас выследили.
— Мы, во всяком случае, должны исходить из этого предположения, — ответил Вивальди, — но, хотя они, вполне вероятно, эмиссары из Сан-Стефано, они могут оказаться и просто кармелитами, которые возвращаются в один из монастырей на берегах озера Челано.
— Ни звука не слыхать, синьор, — пожаловался Пау-ло. — Извольте сами послушать! И, как назло, в двери ни щелки. Если мне когда-нибудь придется строить дом, то, уж будьте уверены, окно я сделаю у самой…
— Тсс, послушай!
— Ни единого слова, синьор, — после короткого молчания заговорил Пауло, — я даже голоса не слышу… Ага, шаги… Приближаются к двери. Так мы тебя и впустили. — Пауло подпер плечом дверь. — Ну, ну, давай стучи, пинай, колоти — рук-ног не жалей.
— Тише! Узнаем сначала, кто там.
За дверью послышался голос старого пастуха:
— Они ушли, синьор, откройте.
— В какую сторону они пошли? — спросил Вивальди, впуская старика.
— Не могу вам сказать, синьор, я их не нашел, хоть и все глаза проглядел.
— Но я сам видел, как они шли сюда из леска наискосок, — сказал Пауло.
— Между хижиной и лесом спрятаться негде, все на виду, — добавил Вивальди. — Куда же они делись, друг мой?
— Выходит, вернулись в лес, — неуверенно отвечал пастух.
Пауло бросил на своего хозяина многозначительный взгляд и произнес: