Итальянец
Шрифт:
— Приходится допустить, что дело чревато известным риском. Не знаю, кому вы могли бы его доверить. Те, кто делает смерть своим ремеслом…
— Тсс, — прервала его маркиза и попыталась вглядеться в окружающий сумрак, — шаги!
— Это брат, направляющийся в храм.
Несколько минут оба молчали, а затем вернулись к прерванной беседе.
— Наемникам доверяться нельзя.
— Но кто же еще… — прервала монаха маркиза и тут же осеклась. Но недоговоренный вопрос не ускользнул от внимания Скедони.
— Покорно прошу меня простить, но ваша — скажем так — непоследовательность меня поражает. При обнаруженной
— Ах, досточтимый отец, — в волнении проговорила маркиза, — но где я найду друга, подобного вам, — способного не только к обоснованным суждениям, но и к энергичным действиям?
Скедони молчал.
— Такому человеку нет цены, но где же его искать?
— Дочь моя! — выразительно проговорил монах. — Моя приверженность вашему семейству не знает границ.
— Любезный отец, — осознав, что он имеет в виду, пролепетала маркиза, — не знаю, как мне вас благодарить.
— Иной раз молчание красноречивее всяких слов, — многозначительно отозвался Скедони.
Маркиза задумалась, ибо с неменьшим красноречием в ней заговорила совесть. Она пыталась заглушить этот внутренний голос, но он не умолкал. Временами острое сознание своей греховности заставляло ее содрогаться, подобно человеку, который внезапно пробудился ото сна и открыл глаза, только чтобы измерить глубину пропасти, на краю которой стоит. В такие мгновения ей представлялось непостижимым даже то, что она хотя бы на секунду допустила мысль о таком грехе, как убийство. Лукавая софистика речей ее духовного отца вкупе с их непоследовательностью, сразу замеченной маркизой (в отличие от нелогичности собственных высказываний), предстали перед ней во всей своей наготе, и она готова была подарить бедной Эллене жизнь. Но как отхлынувшая волна обрушивается затем на берег с новой мощью, так и низменные страсти вскоре затопили нестойкий рассудок этой женщины, смывая преграды, воздвигнутые осторожностью и совестью.
— Ваше столь лестное для меня доверие… — начал наконец Скедони и после паузы продолжил: — Ваше поручение, ни с чем не сравнимое по важности…
— Да, да, поручение, — прервав его, поспешно заговорила маркиза, — но когда и где, любезный отец? Раз уж необходимость осознана, то чем скорее все свершится, тем лучше.
— Придется выждать удобного случая, — задумчиво отозвался монах. — На адриатическом побережье, в области Апулия, вблизи Манфредонии, имеется дом, который может оказаться удобным для наших целей. Это уединенное жилище на самом берегу, не посещаемое путешественниками, ибо оно скрыто в лесу, тянущемся вдоль побережья на долгие мили.
— А местные жители?
— О дочь моя, если бы их было много, зачем бы мне и вспоминать о столь отдаленных местах? Нет, там обитает лишь один бедняк, добывающий себе скудное пропитание рыбной ловлей. Мне он знаком; я мог бы даже назвать причины, заставляющие его влачить уединенное существование, — но не об этом речь, достаточно того, что он мне знаком.
— А можно ли ему доверять, отец мой?
— Смотря что, дочь моя. Собственную жизнь я бы ему не доверил, но жизнь этой девушки…
— Как? Если он отпетый злодей,
— Дочь моя, в нашем деле на него можно положиться без оглядки. У меня есть основания так говорить.
— Назовите мне эти основания.
Духовник замолчал. Лицо его самым причудливым образом исказилось и производило впечатление еще более устрашающее, чем обычно. Темное и помертвевшее, оно выразило одновременно и гнев, и сознание вины. Маркиза невольно вздрогнула, когда проникший через окно закатный луч явил ей это лицо; впервые она ощутила раскаяние в том, что подпала под власть этого странного человека. Но жребий был брошен, об осторожности вспоминать поздно, и маркиза повторила свой вопрос.
— Не важно, — сдавленным голосом отвечал духовник, — так или иначе, она умрет!
— От его руки? — Маркиза с трудом сдерживала волнение. — Подумайте, отец мой.
Вновь оба погрузились в задумчивое молчание. Наконец она произнесла:
— Отец, я вверяю себя вашей чести и осторожности. — На слове «честь» она, желая польстить собеседнику, сделала ударение. — Но заклинаю вас покончить с этим делом со всей поспешностью, ибо ожидание для меня то же чистилище, а кроме того, не прибегать к помощи посторонних лиц. — После паузы маркиза добавила: — Мне не хотелось бы обременять себя огромным, воистину безмерным грузом обязательств по отношению к кому бы то ни было, за исключением вас.
— Дочь моя, ваше требование не привлекать посторонних лиц невыполнимо, — с неудовольствием в голосе откликнулся Скедони. — Неужели вы полагаете, что я сам…
— Могу ли я сомневаться в том, что идея и ее воплощение идут рука об руку? — Маркиза проворно воспользовалась случаем возразить своему духовному отцу его же словами. — Нам ли останавливаться перед тем, что мы вне всяких колебаний почитаем правосудным?
Ответом маркизе послужило угрюмое молчание, яснее всяких слов свидетельствовавшее о недовольстве духовника.
— Рассудите, любезный отец, — продолжала она, — какой мукой обернется для меня бремя неоплатного долга, если только кредитором моим не окажется столь ценимый и почитаемый мною друг, как вы сами.
Замыслы духовной дочери лежали перед монахом как на ладони, прикрытые лишь тонкой завесой лести, к каковой Скедони вознамерился относиться с презрением, но все же самолюбие его не устояло перед похвалой. Он склонил голову в знак того, что согласен исполнить ее желания.
— Постарайтесь избежать ненужного насилия, — добавила маркиза, мгновенно оценив смысл его движения, — но пусть смерть настигнет ее как можно скорее! За преступлением должна следовать кара.
Произнося это, маркиза случайно бросила взгляд поверх исповедальни, и оттуда, выписанные черными буквами, воззвали к ней страшные слова: «Господь слышит тебя!» Пораженная этим ужасным предупреждением, маркиза переменилась в лице. Скедони был чересчур поглощен собственными мыслями, чтобы заметить — или понять — ее молчание. Вскоре маркиза овладела собой и, вспомнив, что поразившую ее надпись можно обнаружить чуть ли не над каждой исповедальней, предпочла закрыть глаза на заключенное в ней предостережение. Прошло все же некоторое время, прежде чем она смогла возобновить разговор.