Итальянец
Шрифт:
Самой главной его задачей было оправдаться перед маркизой ди Вивальди, а для этого он должен был решить, что следует ей рассказать, а о чем лучше умолчать. Ему также предстояло постараться предугадать ее действия в случае, если она узнает правду. Второй, не менее важной задачей было освобождение Винченцо. Это во многом зависело от его встречи с маркизой. Именно поэтому он вынужден был поставить эту задачу второй по важности.
ГЛАВА III
Скедони, отправившись во дворец ди Вивальди, заново мысленно проверял свои доводы, которые намеревался пустить в ход, чтобы заставить маркизу примириться с браком ее сына на Эллене. Сам из знатного, хотя и обедневшего рода, он был уверен, что главная причина недовольства маркизы такой невестой, как Эллена, теперь будет устранена. А раз это так, то она не станет гневаться на него за то, что он не выполнил ее поручения.
Прибыв во дворец, он узнал, что маркиза находится на своей вилле на побережье. Прелестный дом на самом краю мыса, далеко уходящего в море, в окружении роскошного парка, располагавший к отдыху и успокоению, казалось, не допускал самой мысли, что в нем могут поселиться тревога, злоба и страх. Тем не менее маркиза не находила себе места. Душа ее была снедаема темными страстями, жаждой мести и недобрыми предчувствиями.
Слугам было приказано в любое время доложить ей о приходе Скедони. Поэтому он был немедленно препровожден к ней. Маркиза была одна в гостиной, где все говорило о роскоши и немалом вкусе — сводчатые потолки, расписанные лучшими художниками венецианской школы, мраморная скульптура, тяжелые пурпурные, шитые золотом драпировки. Узорчатые ставни были распахнуты и позволяли видеть бескрайние голубые просторы Неаполитанской бухты. Ветерок доносил запах моря и благоухание цветников. Тенистый парк укрывал виллу от палящих лучей солнца. Отсюда был виден Везувий и Неаполь.
Маркиза полулежала на софе перед окном. Ее неподвижный взгляд был устремлен на открывавшийся ее взору простор, однако она, казалось, ничего не замечала. Черты ее все еще красивого лица застыли в гримасе, выражавшей недовольство и физическое недомогание. Увидев Скедони, она слабо улыбнулась и протянула ему обе руки. От их холодного прикосновения Скедони невольно содрогнулся.
— Я так рада видеть вас, мой дорогой друг, — только промолвила маркиза. — Мне так не хватало вашего общества, особенно сейчас, когда мне нездоровится.
Она знаком велела слуге оставить их. Скедони, приближаясь к ней, почувствовал странную тревогу, впервые подумав о маркизе как о враге его родной дочери. Ему стоило труда скрыть это. Однако приветливость маркизы помогла ему быстро совладать с собой.
— Дочь моя, когда вы отсылаете меня и ваш доминиканец лишен общения с вами, он всегда предстает перед вами после разлуки несколько неуверенным в себе.
После взаимных комплиментов и любезностей воцарилась недолгая пауза, ибо каждый словно предоставлял другому начать разговор, который более всего интересовал и пугал обоих. Если бы Скедони не был столь поглощен своими мыслями и опасениями, он бы сразу заметил необычное состояние маркизы. Казалось, она была напряжена до предела, щеки ее то вспыхивали, то
Скедони, хотя внутренне и более спокойный, тоже не спешил встретиться взглядом с маркизой, которая вдруг вызвала в нем чувство, похожее на гнев. Однако каждая секунда молчания лишала его решимости и даже способности произнести имя Эллены. Он боялся, что сразу же, без обиняков, скажет маркизе, что девушка жива. А ведь ему прежде предстояло подготовить маркизу, рассказав ей о благородном происхождении девушки, а затем уговорить ее и успокоить.
Но маркиза опередила его.
— Святой отец, — сказала она с печальным вздохом, — я всегда искала у вас утешения и всегда находила его. Вы знаете, что более всего мучает меня. Могу ли я считать, что причины моего беспокойства отныне уже не существует? — Здесь она остановилась и, помолчав мгновение, добавила: — Могу ли я надеяться, что мой сын более не будет пренебрегать своим сыновним долгом?
Скедони, опустив глаза, ответил не сразу, словно собирался с мыслями.
— Главной причины вашей тревоги и озабоченности более нет, маркиза, — промолвил он наконец и тут же снова умолк.
— Как? — воскликнула маркиза, и в голосе ее он уловил испуг и нотки недоверия. — Вам не удалось, святой отец? Значит, она жива?
Прямота вопроса, взгляд, устремленный на монаха, свидетельствовали о крайней степени ее волнения и нетерпения.
— Развейте мои опасения, святой отец. Избавьте меня от мучительных терзаний, умоляю вас. Скажите, что вы совершили правосудие и она понесла заслуженное наказание.
Скедони поднял глаза на маркизу, но снова опустил их. Ужас и отвращение охватили его.
И хотя ничего не отразилось на лице монаха, маркиза была напугана тем, что увидела в его глазах. Таким она его не знала. Но это еще больше усилило ее нетерпение, и она повторила свой вопрос, теперь уже решительно и требовательно.
— Я выполнил самое главное, — сказал Скедони. — Вашему сыну более не грозит позор недостойного брака.
— Что же не удалось вам сделать, святой отец? — настаивала маркиза. — Я догадываюсь, что в чем-то вы потерпели неудачу.
— Я бы не назвал это неудачей, маркиза. Самое главное все же удалось сделать — спасти честь вашей семьи… А также спасена жизнь…
Голос его дрогнул, и казалось, он вновь пережил ужас того момента, когда склонился над собственной дочерью с кинжалом в руках.
— Спасена жизнь? — непонимающе воскликнула маркиза. — Объяснитесь, святой отец!
— Она осталась жива, — ответил Скедони. — Но вам более нечего ее опасаться.
Маркиза была потрясена не столько тоном, каким это было сказано, сколько тем, что означали для нее эти слова. Она изменилась в лице.
— Вы говорите загадками, святой отец, — нетерпеливо и резко промолвила она.
— Отнюдь нет, маркиза. Я говорю прямо: она жива.
— Я это поняла, но вы сказали, что мне более нечего опасаться.
— Я сказал вам правду, — быстро перебил ее монах. — И ваша добрая натура должна возрадоваться, ибо справедливость позволяет вам теперь проявить милосердие.
— Все эти комплименты и красивые слова, — резко возразила маркиза, не скрывая раздражения, — подобны праздничному наряду, который надевают в ясный погожий день. Но дни мои ненастны, и я нуждаюсь в здравомыслии и трезвой оценке. Расскажите мне об обстоятельствах, столь резко изменивших все, святой отец, прошу вас, только немедленно и как можно короче!