Итальянские новеллы (1860–1914)
Шрифт:
В это время невдалеке от нас прошел пароход, курсирующий между Лугано и Орией.
— И почему мы не сели на пароход! — проворчал папаша.
— Папа, но ведь он не останавливается в Кастаньоле! — возразила ему мисс Берта.
Они начали обмениваться замечаниями о Робертсах, и Харриет приняла участие в разговоре. Она предложила не сворачивать в Кастаньолу, но ее сестра, при поддержке отца, запротестовала. Берта была просто влюблена в мисс Робертс и восхищалась мистером Робертсом. Отец утверждал, что последний — умный и образованный человек, а его старинные драгоценности восхитительны. Я сильно подозреваю,
Берта пылко защищала своих дорогих друзей. Профессор Форест был явно недоволен и что-то бормотал, как старый рассерженный медведь. Он не посмел возражать Харриет и только сказал, что его дочери должны быть учтивы с его друзьями.
— До сих пор я не знала, что они ваши друзья, побледнев, бросила ему девушка.
— Да, они мои друзья, — ответил старик. — Я очень обязан господину Робертсу за необычайно важные сведения о сиро-финикийских украшениях и считаю большой удачей нашу встречу с ним у Понтрезины, после этого ужасного спуска с пика Зингвард. Ты тогда сама была благодарна…
Тут он запнулся.
— За шаль его сестры, — договорила за него Харриет. — Да, папа, ты прав. Поступок был поистине героический.
Мы приближались к Кастаньоле. Мисс Харриет была явно взволнована и больше на меня не смотрела. Я не причаливал к пристани, а потихоньку поворачивал лодку по направлению к Ории, стараясь в то же время встретить взгляд девушки и дать ей понять, что без прямого приказания я к берегу не пристану.
Профессор заметил мои маневры и с помощью невнятных восклицаний показал мне, куда причалить.
Я медлил, по-прежнему глядя на мисс Харриет и ожидая от нее какого-нибудь знака. Наши глаза встретились; она, видимо, меня поняла. В прекрасных голубых глазах мелькнуло удивление, и мне показалось, что она вот-вот спросит меня, не служил ли я лодочником и на Темзе; но она промолчала, и я причалил к берегу.
Прошло несколько минут, а Робертсов все не было. Берта строила разные предположения. Ее сестра и отец молчали. Наконец старик встал, сказав, что пойдет посмотреть, в чем дело. Мисс Берта также встала — она решила сопровождать отца. Мисс Харриет пожелала остаться в лодке. Я смотрел на нее, трепеща от волнения. Ее ресницы были опущены, но, конечно, не от мысли, что она останется наедине со мной.
Она ни единым взглядом не ободрила меня, но я твердо решил объясниться. От пристани до виллы Робертсов было минут десять ходьбы.
Когда старик и девушка скрылись из виду, я сказал по-французски:
— Синьорина, я больше не могу притворяться перед вами.
Она смутилась.
— Ах, так! — сказала она. — Значит, вы итальянский писатель?
— Да.
— Я еще вчера начала это подозревать! — воскликнула она, вставая. — К чему эта комедия? Надо думать, вы воспитанный человек:
— Не уходите, синьорина! Я не хотел ставить вас в глупое положение, клянусь, не хотел! Просто это была маленькая месть, — добавил я с улыбкой. — Вспомните, когда я начал собирать удочки, вы решили, что я рыбак. Ваши глаза выразили презрение, я заметил это и не мог этого вынести.
— Но презрения не было, была нерешительность. Я, может быть, куда больше уважаю честного рыбака, чем писателя-обманщика.
— Но, синьорина, я вовсе не хотел вас обманывать! Скорее я хотел рассеять заблуждение, хотел доказать, что не настолько ниже вас, как вам кажется. Сперва это было самолюбие, но потом к нему прибавились другие чувства, более высокие. Я счастлив от сознания, что знакомство со мной может оказаться вам полезным.
Я видел, что она тронута и ждет объяснения моих слов.
— Сядьте, синьорина, — сказал я. — Я не могу говорить, когда вы стоите.
Она села на прежнее место. Секунду поколебавшись, — я сказал:;
— Я немного понимаю английский язык, особенно английский язык американцев.
Мисс Форест даже вздрогнула.
— О синьор! — воскликнула она. — Вы понимаете по-английски? И вы вчера слушали, что мы говорили о вас? Как это нехорошо, синьор! Очень, очень нехорошо!
Она закрыла лицо руками, негодуя и одновременно смеясь.
— Синьорина, — снова заговорил я, — скажите, ради бога, этот господин Джек, на которого я так похож, — обезьяна?
— Вы заслуживаете, чтоб он был обезьяной, — ответила она, смеясь и не отнимая рук от лица, — но он не обезьяна.
— А теперь, синьорина, простите меня и выслушайте. Я узнал кое-что о Робертсах.
— О Робертсах?
Она сразу открыла лицо и, охваченная тревогой, наклонилась ко мне.
— Он отвратительный негодяй, а женщина — его пособница. Они не родственники. Должно быть, их связывают какие-то постыдные узы. Даже имя — Робертс — вымышлено. Синьорина, он вбил себе в голову, что женится на вас.
— Но вам-то как удалось это узнать?
Я понял, что она мне не доверяет.
— Я узнал о его плане вчера, когда вез их из Лугано в Кастаньолу. Они все время говорили об этом. Таким образом мне стало известно и ваше имя и из какой страны вы приехали. Я понимаю, вы сейчас думаете о том, можно ли полагаться на слова человека, совершенно для вас чужого.
Она ничего не ответила, и это привело меня в ужас.
— Верьте мне! — воскликнул я. — Умоляю вас, верьте! Я не обманщик. Неужели вы этого не видите? Не чувствуете? Если вы считаете меня лжецом, то лучше мне сейчас навсегда с вами расстаться. Прощайте, синьорина!
Я выскочил на берег, твердо решив уйти и даже не подумав о лодке.
— Останьтесь, — ласково и очень тихо сказала мисс Форест. — Я вам верю.
Я сел на носу лодки и прошептал:
— Благодарю вас.
Мы помолчали и в наступившей тишине услышали шаги профессора и мисс Берты.
— Слава богу! — сказала Харриет. — Они одни. Мне нужно спросить у вас еще кое-что, но теперь уже поздно.
Действительно, в этот момент на берегу появились мистер Форест и его дочь.
Они не были одни. Следом за ними шел мистер Робертс в элегантном утреннем костюме.