Итальянские разбойники. Ньюстедское аббатство (сборник)
Шрифт:
Приезд новых гостей нарушил тишину в гостинице. Это была испанская принцесса с большой свитой. Все вокруг пришло в движение: хозяйка спешила принять таких важных гостей, и бедный граф, его дочь и их ужин были позабыты на несколько часов. Старый Каспар пробормотал столько польских ругательств, что итальянский слух пришел бы в отчаяние, если бы мог их понять. Впрочем, невозможно было убедить хозяйку, что старый господин и его юная дочь важнее, чем все дворянство Испании.
Шум, возвестивший о прибытии новых постояльцев, привлек девушку к окну, откуда она могла видеть приехавших гостей.
Молодой
Что бы ни явилось причиной, но молодая девица затворила окно со вздохом. Она вернулась к своему креслу, и легкая тень пробежала по ее лицу. Она села, облокотилась о ручку и принялась печально глядеть на огонь.
Граф заметил, что она побледнела.
– Ты нездорова, дочь моя? – спросил он ее.
– Нет, дорогой мой батюшка! – отвечала она, положив его руку в свою и взглянув на него с улыбкой; но, когда она это сказала, предательница слеза упала на пол и графиня отвернулась.
– Сквозняк у окошка простудил тебя, – сказал граф с улыбкой. – Спокойная ночь все исправит.
Наконец накрыли к ужину, но только хотели принести кушанья, как вошла хозяйка и извинилась за то, что должна пригласить сюда недавно приехавших гостей. Так как ночь холодна, а у них нет других теплых комнат, то она попросила их разместиться в той, где горел камин. Как только она извинилась, вошла принцесса, которую вел тот самый красивый молодой человек.
Граф тотчас узнал в гостье даму, которую часто видел в обществе в Неаполе и Риме и у которой и сам не раз бывал на приемах.
Молодой человек был ее племянником и наследником и выгодно отличался от многих своим богатством и хорошим воспитанием. Однажды он встречался с графом и его дочерью – на даче у одного знатного неаполитанца. Молва просватала его за богатейшую наследницу некоего знатного вельможи.
Эта встреча оказалась приятной как для графа, так и для принцессы.
Граф был по-старинному учтив. Принцесса же в свое время была красавицей, всю жизнь она любила щеголять и слушать комплименты.
Молодой человек подошел к юной графине с целой тысячей учтивых комплиментов, но в его походке и голосе обнаруживалось то смущение, которое, наконец, совершенно лишило его дара речи. Молодая дама между тем потупила взор и не произнесла ни единого слова. Она снова опустилась в кресло, где осталась сидеть неподвижно, глядя на огонь, в то время как множество различных переживаний и чувств отражались на ее лице.
Старики, которые в это время приветствовали друг друга, не заметили странного поведения молодых людей. Они договорились вместе поужинать, и, так как принцесса везла с собой своего повара, в скором времени на столе появился обильный ужин. К нему присоединились
В данное время она вознамерилась совершить путешествие в Лорето, чтобы посредством богатых пожертвований получить отпущение грехов. Она, конечно, была слишком роскошна для богомолки и очень отличалась от тех, кто ходит на богомолье с сумою. Но странно было бы требовать такого самоотречения от людей, живущих по законам нынешнего света; однако же нельзя усомниться и в сильном действии богатых подарков, которые она везла тамошнему монастырю.
Принцесса и граф во время ужина толковали о светских происшествиях, которыми они в свое время наслаждались, и не замечали, что говорят только они одни. Молодые люди молчали и по очереди тяжело вздыхали. Девушка, невзирая на все просьбы принцессы, не притронулась ни к одному из любимых кушаний старухи. Граф на это только пожимал плечами.
– Ей что-то нынче нездоровится, – сказал он. – Я думал, что она упадет в обморок, когда она увидела ваш экипаж.
Румянец покрыл щеки дочери, которая опустила голову, чтобы скрыть смущение.
Как только ужин окончился, все придвинули стулья поближе к камину. Пламя уже погасло, дым рассеялся, и горячие угли распространяли приятное тепло. Гитара, которую принесли из кареты графа, стояла у стены. Принцесса увидела ее и сказала:
– Мне хотелось бы насладиться приятной музыкой, прежде чем мы разойдемся по своим спальням.
Граф гордился талантом своей дочери и попросил ее выполнить просьбу принцессы.
Молодой человек, соблюдая правила учтивости, взял гитару и подал ее прелестной музыкантше. Она бы с радостью отказалась от этого предложения, но не успела, поскольку пребывала в чрезвычайной рассеянности. Дрожащей рукой она взяла инструмент и, сыграв несколько аккордов, пропела две польские песни.
Глаза ее отца заблестели от радости. Даже ворчун Каспар остался в комнате: отчасти из любви ко всему польскому, отчасти из уважения к таланту своей госпожи.
В самом деле, мелодичность музыки и нежность исполнения привели бы в восхищение даже самых неотесанных людей. Старуха принцесса кивала головой и постукивала в такт рукой, хотя иногда и не совсем верно. Между тем как племянник, погрузившись в свои мысли, рассматривал картину, висящую на стене и почерневшую от дыма.
– Теперь, – сказал граф, потрепав дочь по щеке, – я прошу тебя, спой принцессе ту испанскую песенку, которую ты так любишь. Вы не можете вообразить, – прибавил он, – какие она сделала успехи в вашем языке, несмотря на то, что давно уехала из Испании и после этого совсем не занималась им.
Яркий румянец залил щеки дочери. Она помедлила, что-то смущенно пробормотала, но потом смело взяла гитару и заиграла. Это был испанский романс, – как водится, про любовь и тоску. Она пропела первую строфу с большим чувством, и ее прелестный голос тронул сердца. Но мало-помалу ее пение становилось все тише, губы задрожали и целый ручей слез устремился по щекам.
Граф с нежностью обнял ее.
– Ты нездорова, дочь моя, – сказал он, – и я тревожу тебя. Иди в свою спальню. Да благословит тебя Бог!