Итоги современного знания
Шрифт:
I
Мирное время
Состояніе, которое родъ человческій переживаетъ въ настоящее время, есть, конечно, нчто новое и небывалое. Человчество теперь растетъ и богатетъ не по днямъ, а по часамъ, съ такою быстротою, которая, кажется, ясно показываетъ, что, въ сравненіи съ прежними временами, ходъ всемірной исторіи измнился. Въ самомъ дл, это процвтаніе возможно только потому, что наступилъ или наступаетъ періодъ еще небывалаго спокойствія, вншняго и внутренняго мира. Вншнія отношенія народовъ все ясне и ясне опредляются и пришли къ нкоторому равновсію; внутреннее устройство государствъ все больше и больше приближается къ порядку, при которомъ ничто не мшаетъ благосостоянію частныхъ лицъ. Можно надяться, что скоро земной шаръ станетъ повсюду безопаснымъ и удобнымъ жилищемъ для людей и поприщемъ для всякой ихъ дятельности.
Этотъ миръ наступаетъ вовсе не потому, чтобы исчезли причины, порождавшія до сихъ поръ вражду, угнетеніе и истребленіе, а потому, что
Точно такъ, внутреннее устройство государствъ лишь въ немногихъ случаяхъ достигло той формы, которая считалась нкогда непремннымъ условіемъ справедливости и благоденствія. Но идеи, въ силу которыхъ французы основали свою первую республику, все-таки оказали везд большое вліяніе. Права частныхъ лицъ все больше и больше получаютъ всъ, бы ни была форма правленія. Правительства теперь, можно сказать, соперничаютъ одно передъ другимъ въ либерализм, въ облегченіи и равномрномъ распредленіи государственной тяготы, лежащей на подданныхъ. Кром того, государство повсюду теперь одинаково заботится о порядк и безопасности, о всхъ нуждахъ и предосторожностяхъ, требующихъ общихъ мръ. Такимъ образомъ, стало возможно мириться со всякими государственными формами, такъ какъ он все меньше и меньше составляютъ орудіе злоупотребленій.
Непремнный признакъ мира есть назрваніе вопросовъ самыхъ внутреннихъ, соціальныхъ. Очень характерную черту нашего времени составляетъ появленіе такихъ странныхъ агитацій, какъ вопросъ объ евреяхъ въ Европ и о китайцахъ въ Америк. Тутъ дло идетъ уже не о національностяхъ и не о гражданскихъ и политическихъ правахъ, а o борьб способностей, привычекъ и характеровъ, — вопросы, не имющіе исхода, но въ то же время едва-ли способные нарушить миръ. Гораздо страшне и, повидимому, составляетъ великую угрозу всему теперешнему строю вопросъ имущественнаго соціализма, рабочій вопросъ, анархизмъ, нигилизмъ. Но это движеніе, начавшееся уже такъ давно, пережило нкоторыя судьбы, которыя едва-ли не отнимутъ у него значительной доли силы. Во-первыхъ, бдствія низшихъ классовъ, и рабочихъ въ частности. теперь далеко не такъ жестоки, какъ они были не только въ прошломъ вк (см. у Тэна L'ancien r'egime), но и въ сороковыхъ годахъ ныншняго столтія. Вопреки зловщимъ предсказаніямъ, казалось, вполн основательнымъ, пауперизмъ не только не возросъ съ того времени, а значительно уменьшился, и бытъ теперешнихъ рабочихъ, какъ онъ по мстамъ ни тяжелъ, въ общемъ несравненно лучше прежняго. Но главное то, что идеи, которыми возбуждалось и возбуждается соціалистическое движеніе, теперь получили извстное признаніе и въ общественномъ мнніи, и въ правительственныхъ сферахъ. Интересы рабочихъ, нужды бдняковъ, обязанность имущихъ помогать неимущимъ — заявляются и подвергаются преніямъ въ парламентахъ и въ непрерывномъ поток печати. Законность вопроса вполн признана, и отыскиваются лишь мры къ его разршенію. Такое положеніе дла больше и больше погашаетъ ту ненависть и зависть, которая такъ легка загорается въ «четвертомъ сословіи» и для которой нкогда единственнымъ выходомъ казалось отчаянное возстаніе противъ остальныхъ трехъ сословій.
Вообще, всякій радикализмъ, при современныхъ успхахъ государственности и смягченіи нравовъ, уже не можетъ имть прежнихъ оправданій, а потому и прежней силы. Порядокъ иметъ всегда нкоторую способность держаться самъ собою, и нын онъ самъ собою держится крпче, чмъ когда-либо. Не оттого-ли проявленія радикализма, которыя видлъ нашъ всъ, подъ конецъ стали отличаться безуміемъ, не имющимъ себ равнаго въ исторіи? Два событія этого рода были такъ поразительны, что получили огромное вліяніе на расположеніе умовъ и на общій ходъ длъ. Это — возстаніе парижской коммуны и убійство Александра Втораго. Коммуна дйствовала среди полной республиканской свободы, но съумла найти поводъ къ неслыханнымъ неистовствамъ; погибшій Царь былъ не притснителемъ, а поистин Освободителемъ, но былъ убитъ съ какимъ-то сумасшедшимъ фанатизмомъ. Этими двумя длами радикальные элементы Европы жестоко подорвали сами себя. Всмъ стали ясны ужасныя опасности, которыя можетъ повести за собой соціальный переворотъ; сочувствовавшіе ему отказались отъ безусловнаго сочувствія; число его противниковъ увеличилось, и сами соціалисты поняли справедливость общаго испуга и необходимость соблюдать со своей стороны всяческую сдержанность и умренность. Страхъ коммуны много содйствовалъ во Франціи укрпленію порядка и внутренняго спокойствія, и отвращеніе къ злодйству 1-го марта отрезвило многіе умы въ Россіи; но и всюду эти событія, возбудивъ реакцію, придали боле
Такимъ образомъ, въ современномъ состояніи міра нтъ причины опасаться жестокихъ потрясеній. Вс идеи, возбуждавшія въ человчеств убійственную борьбу, смертельную ненависть и смертельное самоотверженіе, понемногу утратили и утрачиваютъ свою силу. Какъ прошло время религіозныхъ войнъ, такъ проходитъ время войнъ національныхъ, гражданскихъ, соціальныхъ. Отчасти сила движущихъ идей ослабла оттого, что он въ извстной мр достигли своего осуществленія; но, сверхъ того, он при этомъ потеряли свой безусловный характеръ, стали мириться съ силою вещей и вступать между собою во взаимныя соглашенія. Какъ будто, измученные прежними волненіями, люди теперь больше всего ищутъ спокойствія и порядка, и передъ этимъ желаніемъ всякія крайнія требованія отступаютъ на второй планъ. Таковы, кажется, условія того удивительнаго процвтанія, съ которому въ послднее время пришло человчество. Народы съ небывалою быстротою растутъ, богатютъ и наполняютъ землю.
II
Успхи наукъ
А каково при этомъ внутреннее состояніе человчества? Стали-ли люди счастливе, свтле духомъ и спокойне сердцемъ отъ того благополучія, до котораго добились наконецъ долгими трудами и жертвами? Въ общемъ мнніи давно уже поставленъ этотъ вопросъ, и давно составился на него отвтъ. Какъ прошлый вкъ называютъ вкомъ оптимизма, эпохою великихъ надеждъ и порываній, такъ нашъ девятнадцатый вкъ заслужилъ названіе вка пессимизма, времени разочарованія и безнадежности. И дйствительно, чувство тайной, но глубокой тоски проносится надъ благоденствующимъ міромъ и отражается въ упадк искусствъ и литературы, оскудвшихъ идеалами, въ распространеніи суеврій и въ возрастаніи числа самоубійствъ и сумасшествій. Люди какъ будто чувствуютъ, что они обманулись въ своихъ ожиданіяхъ; по мр того, Какъ устраняются вншнія бдствія, наступаетъ мучительный душевный голодъ, и тогда многіе бросаются для его утоленія на самую нечистую и гнилую пищу.
Однакоже, очень трудно было бы характеризовать и обстоятельно доказать то убываніе духа въ современныхъ людяхъ, о которомъ мы говоримъ. Нравственныя движенія въ человчеств, самыя существенныя и самыя могущественныя изъ всхъ происходящихъ въ немъ движеній, суть въ то же время самыя тайныя и глубокія, ибо наимене сознательныя. Есть другая область внутренняго міра, въ которой явленія гораздо доступне для изученія и опредленія, — область познанія, всякаго научнаго и умственнаго развитія. Что касается до этой области, то, по общему мннію, успхи, совершаемые въ ней въ настоящее время, составляютъ рзкій контрастъ съ колебаніями и болзнями области нравственной. Ни одинъ вкъ не гордился боле нашего своимъ умственнымъ развитіемъ, и, повидимому, онъ иметъ для этого вс основанія, — обиліе ученыхъ трудовъ, безмрное нарастаніе и развтвленіе познаній, безпрестанныя открытія во всхъ сферахъ изслдованія, безпрестанныя изумительныя приложенія, наконецъ, возрастающую твердость и точность результатовъ. Все можетъ поколебаться и разрушиться, но не то зданіе, которое воздвигается науками; оно можетъ только возвышаться и укрпляться, пока существуетъ человчество. Передъ зрлищемъ этого великаго движенія самые скептическіе люди чувствуютъ невольное уваженіе и удивленіе.
Но въ чемъ состоитъ содержаніе и каково главное направленіе этого движенія? Что даютъ намъ науки по отношенію къ существеннымъ вопросамъ жизни? Наука, какъ извстно, не есть еще мудрость, однако же она ей нсколько сродни. Не разъ даже принимались проповдывать, особенно въ послднее время, что вся исторія заправляется ходомъ человческихъ знаній, и что всякое улучшеніе душъ и сердецъ можетъ быть достигнуто только распространеніемъ свдній и развитіемъ ума. Во всякомъ случа, мы привыкли думать, что непремнно есть нкоторая связь между умственными и нравственными явленіями. Мы не можемъ, поэтому, не видть какой-то странной загадки въ томъ, что нашъ вкъ такъ блистательно процвтаетъ въ научномъ отношеніи, тогда какъ его нравственное благосостояніе — если не въ явномъ упадк, то однако подвержено большому сомннію.
Въ чемъ же дло? И нельзя-ли составить себ какое-нибудь понятіе о современномъ состояніи наукъ, о послднихъ выводахъ, къ которымъ он приходятъ, о содержаніи того, что мы въ настоящее время называемъ нашимъ просвщеніемъ?
Работа наукъ окружена нкоторою таинственностію. Въ кабинетахъ ученыхъ, въ лабораторіяхъ и библіотекахъ незримо и медленно совершается трудъ спеціалистовъ, которые считаютъ себя какъ бы посвященными въ мистеріи своей спеціальности, обыкновенно имютъ свой особый языкъ и не допускаютъ вмшиваться въ свой трудъ никого, кром тхъ, кто многими годами приготовился къ посвященію и выдержалъ надлежащій искусъ. Правда, результаты научныхъ изслдованій постоянно и непрерывно сообщаются всмъ читателямъ, и нкоторые изъ жрецовъ науки берутъ на себя даже особыя заботы объ этомъ сообщеніи, упрощая языкъ и придумывая боле легкіе пріемы изложенія. Однакоже, тонъ этихъ сообщеній обыкновенно вполн догматическій. Объявляя и объясняя свои результаты, ученые добиваются не обсужденія ихъ и поврки, а просто лишь распространенія между читателями, и всегда оставляютъ только за собою право на окончательный судъ и на полное пониманіе дла.